Уже стемнело, когда мудрый марсианин повел, наконец, гостя в свое жилище. Оно имело типичную форму: шесть ячеек, примыкавших к одной центральной; все шестиугольные и все без окон, с верхним светом. Ячейки могли прикрываться прозрачной крышкой, напоминавшей алебастр; сквозь нее просвечивал молочно-белый дневной свет.

Они вошли в центральную келью. По середине стоял стол, похожий на большой гриб. На нем, в опаловом сосуде-полушарии росло растение с твердыми малахитово-зелеными листьями и с одним единственным цветком-фиалом.

Небо над кельей стало сереть, Спускался туман. Старый вождь нажал какую-то пружину и спустил потолок. А цветок на столе засветился при этом фосфорическим блеском. Свет этот был достаточно силен, чтобы при нем можно было видеть, и бросал ровный отблеск на все лицо марсианина, лишь еще углубляя его янтарные зрачки и оживляя тонкую сеть мелких лучистых морщинок, Этот странный свет рождал в келье своеобразное настроение, — как бы обнажал души обоих собеседников друг для друга.

Беседа меньше всего была словесною. Большею частью они обменивались мыслями молча. Принимали участие в этой беседе и их руки, но главным образом «прислушивался» Аванти к мимике своего хозяина, лицо которого поистине «звучало», и к сверканию молний из его властных глаз.

Вопросы и ответы так и лились.

— Что такое мир? Изучаете вы его внешние формы и пытаетесь измерить его бесконечности? Или углубляетесь внутрь, ищете дно? Легче ли найти границы бесконечно малого? И не одинаково ли неизмеримы и мир великого и мир малого? Где попадаем мы в тупик и слышим: досюда и ни шагу дальше?.. Дайте мне точку опоры, и я переверну мир, — говоришь ты? Но негде искать такой точки, как только в нашем маленьком бьющемся сердце. Все исходит оттуда и возвращается туда же. Источник всей вселенной во мне самом. Мною начинается мировое кровообращение. Если оно не идет дальше кожных покровов моего тела, то я, лишь животное. Если достигает далеких солнц, то я — частица вечной, единой, всеохватывающей, всесозидающей мировой силы. Где мне искать животворящее мировое начало, как не в себе самом? Я капля крови, обращающейся в Вечном Целом; я — клеточка мирового организма, атом всебытия. И, пока жива во мне частица проникающего всебытие вечного вселенского духа, я подобен живой капле крови мирового организма. Если же этого духа нет во мне, я уподобляюсь отмершим чешуйкам его кожи.

…Ты говоришь о ваших богах, об идолах, о застывших изображениях и символах. И здесь, на Рале, поклонялись им. На заре времен божество видели и в буре, и в бушующем море, и в громе и молнии, и на недоступных горных высотах. Люди гнули спину перед бурей, Падали на колени перед мощным прибоем, трепетали перед огнедышащими вулканами и небесными явлениями, верили, что вечные снега служат престолом всевышнего. Но постепенно мы стали ограждать себя от его всемогущества. Научились плавать над бездонными пучинами, создали себе оружие, подобное его молниям, открыли силы, соперничавшие с его мощью, изобрели взрывчатые вещества, причинявшие большие разрушения, чем горы, изрыгавшие пламень его дыхания. Обитатели Раля сами выучились разрушать основательнее разрушительных божественных сил. Стали воздвигать более пышные храмы для самих себя, чем для тех богов, которых начали под конец презирать и поносить. Раль стал ареной борьбы свирепых и алчных масс, строивших бесконечные города и гнавших природу, у которой в конце концов едва ли остался хоть один лесной уголок. Города стали логовами человеческих хищников, рыскавших кругом в ожесточенной и завистливой жадности. Когда им уже нечего стало отнимать у природы, они принялись грабить друг друга и вести истребительные войны. Если у вас на Дальте сохранилась память о всемирном потопе, то у нас на Рале до сих пор не изгладились следы всеистребительной войны, превратившей в пустыню большую часть нашей планеты. Ты видел лишь ничтожную часть-этой пустыни. Всеистребительная война все сокрушила, превратила в развалины и щебень все города прошлых времен. Ральсам уничтожил свою культуру или лже-культуру, свои машины, свои изобретения, свое зодчество, свои сокровища, свое знание, — все стало прахом, устилающим пустыню, которая уже никогда не поддастся никакой обработке или восстановлению.

…Наши предания гласят, что лишь одно маленькое мирное кочевое племя пережило всеистребительную войну. От него произошло нынешнее население Раля. Его спас от гибели мирный труд. Бывшие кочевники осели в тихом оазисе, сжившись с жизнью деревьев, вслушиваясь в живительное журчание источников, очищая свои легкие ароматом цветов, оздоровляя свою кровь пищей из плодов. Они стали разрыхлять и возделывать почву, пока она не сделалась пуховым ложем для бросаемых в нее семян, для выращиваемых на ней растений. На протяжении тысячелетий им удалось создать непрерывную цепь оазисов, опоясать обитаемыми садами всю центральную зону Раля, удаленную от полярных льдов и тундр. Ты можешь лететь над лесными и садовыми террасами без конца. Да будет благословенно лесное племя, которое первое откопало источники, питающие нашу культуру, насадило кусты, положившие начало облесению Раля!

…Из того, что ты сообщил мне, гость с далекой и все же родственной нам Дальты, я йижу, что многое на твоей планете идет так, как некогда шло у нас, до всеистребительной войны, встряхнувшей нас и научившей нас искать высших и благороднейших целей.

— Каковы же эти цели, благородный вождь Раля? Земля, откуда я прилетел, повиновалась одному закону, общему для людей, животных и растений, закону неограниченного размножения: «плодитесь и размножайтесь и населяйте Землю!» Тысячи живых пород и видов непрестанно размножаются и борются за место на Земле. Жизнь пожирает жизнь, вид пожирает вид. С незапамятных времен знаем мы эту борьбу за существование. Человек, как умнейший из всех хищников, вышел из этой борьбы победителем, подчинил себе растительность и животный мир. Мы оттеснили враждебных зверей в пустыни и болотистые лесные дебри. Самые опасные из них вымирают и скоро станут редкостью или вымрут совсем. Расчистили мы и растительный мир, Мы используем нужные нам растения, как и нужных животных. Мы даже сумели вырубить огромные девственные леса, когда-то сплошь покрывавшие некоторые пояса материков. Мы вмешались в борьбу растений, между собой и заставили их служить себе. Мы сумели ограбить и мертвую природу. Извлекли из ее недр металлы и минералы и переработали их для своих целей — в оружие и в украшения. Мы стали полными владыками на нашей планете. Тем животным и растениям, которые не мешают нашему владычеству, мы предоставили свободу взаимного уничтожения и, таким образом, поддерживаем равновесие в природе. Их хищные инстинкты мешают им отвоевать у нас Землю. Но в нас самих еще живы те же инстинкты. Наша планета делится на сообщества, именуемые нациями, которые вечно точат оружие, чтобы пускать его в ход друг против друга… Расы и племена беспрерывно воюют из-за первенства. По видимому, северяне сильнее других. Климат жаркого пояса расслабляет, обессиливает. Отвесные лучи солнца отупляют. Между нациями одинаковых климатических областей идет ожесточенная и непримиримая борьба. В настоящее время братоубийственные бойни людские как-будто достигли своего апогея. У нас идет такая же всеистребительная война, какая у вас отошла в область преданий. Мы грыземся, как дикие звери, из-за обладания родной планетой. А кроме этой войны между отдельными народами, в народных глубинах назревает другая борьба уже не за расширение внешних границ, а за самые условия существования. С незапамятных времен правящие составляли меньшинство. Они завладели властью, как более сильные, ловкие и храбрые. Они заставили массы работать на себя, сделали из них рабов, держа их в повиновении силою оружия и денег, невежества и суеверия… Для этих масс, ничего не имеющих и несущих свой рабский труд за ничтожное вознаграждение, придумана особая религия бескорыстия и страдания, которая должна служить им утешением в их безнадежном, беспросветном рабском существовании. Всех тех, кто страдал и боролся с нуждою на Земле, старались уверить, что их ждет за гробом иной, лучший мир, где «последние станут первыми». Бог в беспредельности небесной вознаградит малых сих, безропотно несущих на Земле свое бремя и свой крест до самой смерти. Две тысячи лет назад власть имущие и хитродумцы распяли благочестивого, наивного мечтателя, проповедывавшего людям прекрасное учение любви к ближнему, распяли на кресте, который его же самого заставили принести на место казни. Этот окровавленный крест, на котором был пригвожден кротчайший, чистейший из сынов человеческих, стал символом утешения для безропотно влачащих свое мучительное ярмо. Поработители всячески внушали им отнюдь не бунтовать против господствующих, но безропотно страдать, по примеру распятого, и загробное блаженство будет им обеспечено! Ты сам видел изображение этого креста; один из моих спутников показал тебе его при первой встрече. Это высокое учение уже две тысячи лет исповедуется господствующими нациями. Этот чистый и кроткий человек желал своей смертью искупить грехи и заблуждения всего человечества и подать всем страдающим и угнетенным божественный пример самоотречения. Но он является настоящим спасителем лишь для отдельных страдальцев. К нему прибегают лишь измученные и одинокие души, не имеющие другого прибежища, Он утешает лишь благочестивых, отвратившихся от мира и его грязи. Для масс, утопающих в грязи, в, рабском труде, захлебывающихся ненавистью к тем, кому живется лучше, он ничего не значит. Его царство ведь «не от мира сего»; они же хотят иметь свою долю здесь, на Земле. В старину их называли рабами, теперь именуют рабочими, а сами они зовут себя пролетариями. Они не дают одурачить себя баснями о сыне божием, принявшем образ раба. Теперь уже не найдется другого такого раба, который бы дал распять себя на кресте! Пролетарии отказываются влачить свой крест рабства и нужды. Они собираются в полчища и наступают на тиранов с лозунгами: «Уменьшение, рабочего дня! Увеличение заработной платы! Увеличение материальных благ! Наш труд — наша и прибыль! Долой лукавых поработителей! Долой деспотов капитала!» Словом, если даже всемирная война народов окончится до всеобщего истребления, ее сменит еще более страшная, длительная гражданская война между поработителями и порабощенными. Мифы северной древности повествуют о борьбе между восседавшими на вершинах бытия блаженными богами и покоренными подземными силами, взбунтовавшимися против небесных владык. Так в настоящее время люди, придавленные к земле, как черви, готовятся восстать на богов капитала. Деньги!.. Имеется ли у вас на Рале что-нибудь похожее на наши деньги? Это ценности, за которые можно приобрести все. Ценности, которые в неограниченном количестве могут скопляться в одних руках и дают владельцу возможность присваивать себе все продукты чужого труда. Эти ценности воплощались прежде, в самых редких земных металлах, особенно же в чистом, тяжелом, прекрасном и не портящемся золоте, напоминающем сгустки застывшего солнца. Вот у меня в руке образчик этого чистого благородного металла. Такие кружочки имели прежде волшебную силу; обладатель их мог обменять их на любые продукты долгого и упорного труда многих рабочих. Роскошные одежды, дорогие яства, даже женская любовь покупались золотом! Обитатели Земли так твердо веруют в тайные силы этого металла, что со времени начала всемирной войны, не решаются пускать его в свободное обращение, но замуровывают в подвалах и заменяют бумажками, квитанциями на большее или меньшее количество спрятанного, металла. Людям не показывают больше золота, а лишь условные знаки, бумажные символы его. Но всем миром по прежнему повелевают строго охраняемые запасы золота. От величины этих запасов зависит мощь наций; из них расходуют на приобретение оружия и взрывчатых веществ; из них платят людям за убийство других людей. Таинственная власть золота тяготеет проклятием над человечеством, заставляя людей миллионами истреблять друг друга!