Внезапно откуда-то спереди, от виднеющегося теперь очень близко черного фронта вздулся тонкий, явственно видимый на снежном фоне язык. Он стал вытягиваться вперед, но вдруг изогнулся и стал приближаться. Ростик мог бы поклясться, что это темное щупальце тянется к нему. Именно к нему. Внезапно Чернобров сказал:

– Командир, может, хватит, а? Давай поехали отсюда... подальше!

– Сейчас.

Ростик ждал. Вот-вот это станет совсем близко. Он поднял бинокль, отвязанный от турели, и попытался понять, что же это... Нет, не понимает. До щупальца, вытянувшегося вперед, как тончайшая, полупрозрачная сеть, осталось километра два. Внезапно щупальце ослабело, повисело почти неподвижно, а потом стало втягиваться назад. Но Ростик знал, вот подкатит черный фронт ближе, и тогда оно дотянется.

– Командир, поехали, к едрене фене, наконец!

Внезапно из тучи в снег упало что-то... Вернее, кто-то. Ростик присмотрелся. Так и есть. Сбоку упало что-то еще, такое же точно, как и то, что он видел впереди. Он шагнул к лунке, образовавшейся в пушистом снегу, но тут что-то упало совсем близко, на расстоянии метров десяти. И он рассмотрел...

Это была никакая не черная градина, а что-то живое. Крохотный комок, величиной с мышь-полевку, только с крылышками. Ростик подошел ближе, зверек устал, он лежал, распластавшись на снегу, и крутил головой с непомерно большим ртом, составляющим почти половину его тела. Из невероятно большой для такого существа пасти торчали вверх и вниз две цепкие, темные гребенки зубов В целом зверь был немного похож на летучую мышку или крысенка, но... Нет, скорее всего это напоминало миниатюрную химеру с собора Парижской Богоматери. Это было не животное, даже не зверь, это был пожиратель всего, что только попадалось на пути. Ростик протянул руку, тотчас в воздухе повис тонкий писк, смешанный с почти змеиным шипением.

Ростик разозлился. Или испугался. Он схватил зверька в перчатку, без жалости сдавил кулак, услышал хруст, пошел к машине. Вдруг прямо из воздуха крохотные химеры стали падать на него, как дождь. Эти были менее усталыми, они еще могли управлять полетом и целили ему в лицо, в глаза, стремились попасть за шиворот...

Чернобров раскрыл дверь и снова что-то заорал. Скорее по жесту, чем на слух, Ростик его понял и побежал. Ворвался в кабину, смяв Голубу, захлопнул за собой дверцу.

– Всё, поехали. И как можно быстрее.

Пока Голуба восхищался зверьками, их видом и острыми зубками, пока он снимал запутавшихся в бушлате Ростика летучек, аккуратно раздавливая им головы, Чернобров развернул машину и понесся назад, в сторону города, как угорелый. Успокоившись, Ростик проговорил:

– Ты только не заглохни, Чернобров, а не то — каюк.

– Знаю, — буркнул водила и только сильнее надавил на газ.

Странно, сейчас Ростику совсем не хотелось его за это упрекать. Он лишь надеялся, когда туча будет подальше, можно будет ехать помедленнее, потому что провалиться под лед какой-нибудь речки тоже не хотелось бы... Голуба выбрался в кузов, стал неотрывно смотреть назад.

– Сколько же их? — пробормотал он, словно в полусне. Потом наклонился к Ростику и заорал: — Командир, сколько их?

Чернобров, зло сверкнув глазами, ответил сквозь зубы:

– Ты такого числа не знаешь, парень. Да и никто не знает, может, только господь...

Э-ге, вдруг понял Ростик. Но для верности решил спросить:

– Ты крещеный, Чернобров?

– А как же, — ответил, разом успокоившись, водила. — Вот только тут это не помогает.

Ростик еще раз посмотрел на здоровенного мужичину с бровями, закрывающими треть лба и половину висков, и попытался найти еще одного летающего крысенка, который беспрерывно шипел где-то внизу, под ногами. А может, ему это только казалось.

Он хотел было ответить шуткой, чтобы, мол, и сам Чернобров не плошал, но не стал. Что-то ему подсказывало, что плошать Чернобров не собирался. И это наводило на мысли. Внезапно водила, удостоверившись, что Голуба ушел к задней части кузова, проговорил, словно о давно решенном деле:

– Вот успокоится маленько все, церковь поставим.

– Церковь? — удивился Ростик.

– Эх, молод ты еще, командир, не понимаешь. — Чернобров подумал, решительно вдавливая педаль газа в пол. — А нам еще такое предстоит, что без церкви никак нельзя.

А что, решил Ростик, можно и церковь, только было бы кому ставить.

 29 

До конца город так и не успел подготовиться к нападению летающей угрозы, но тех, кто оказался вне укрытия, было немного. И в этом не было вины Ростика.

Едва они оторвались от основной тучи химер, он приказал остановить машину и дал все условленные сигналы о приближающейся опасности. Примерно с полдороги он снова установил связь и вторично передал всю информацию, какой к тому времени располагал.

В город он не спешил. Несмотря на то, что в темноте темные крысята стали почти не видны, он приказал остановить БМП и попробовал следить за приближающейся тучей. Саму тучу они, конечно, проворонили, она вынырнула под утро в пределах прямой досягаемости, до нее оставалось всего-то километра три, максимум пять. Она даже стала выбрасывать щупальца, чтобы дотянуться до людей — новой, свежей пищи.

Но БМП завелась сразу, и разведчики снова ускользнули. На этот раз они рассчитали время атаки крысят на город часа на два после полудня и прямиком отправились докладывать начальству. Доклада не получилось, все сколько-нибудь серьезные командиры уже засели в бункере, устроенном в подвале райкома, и приняли там только Голубца, должно быть, как еще одного пехотинца на случай возможного сражения. Пожав плечами, Ростик приказал Черноброву ставить машину в гараж и отправился к матери. Она обрадовалась, увидев его, и Ростик мигнуть не успел, как оказался в самом большом больничном убежище, устроенном из трех бомбоубежищ, сообщающихся узкими патернами.

Тут имелось немало оборудования, но и много людей. Пожалуй, людей здесь оказалось гораздо больше, чем должно было помещаться по нормам. Но делать нечего, врачи принимали всех, кто сумел до них добрести. Как человека, знающего угрозу лучше других, Ростика послали следить за обстановкой наверху в подобие перископа, устроенного из многоколенчатой трубы. Ростик, напившись крепкого чаю, приник к окулярам и стал наблюдать, смутно чувствуя, что все это неправильно, что ему полагалось бы сейчас носиться по городу и спасать упрямых дураков, которые надеются отсидеться за закрытыми окнами и дверями или в своих деревенских подвалах.

Но зато тут было относительно тепло. Для согрева убежищ запалили три огромные буржуйки, которые не только согревали воздух, но и кипятили воду. Потом кто-то из завхозов больницы, продолжая по привычке распоряжаться, приказал все чужие чайники убрать, а для производства горячей воды разожгли огонь в огромной, литров на двести, нагревательной колонке, и, как оказалось, это было правильно — и воздух прогревался лучше, и чаем могли наделить всех желающих, а не только самых предприимчивых.

Примерно в час дня, когда Ростик уже не видел на площади перед больницей никого, кроме нескольких солдатиков, устало переносящих из ближайшего парка распиленные еще ночью деревья, стали закрывать двери. Их оказалось пять. Около каждой кто-то из здешних начальников поставил охрану, и оставили только один вход, тот самый, где еще носили дрова.

Ростик смотрел, как чумазые, усталые, голодные, даже на вид, ребята работают, и ждал. Почему-то он был уверен, что успеет предупредить их. И лишь потом вдруг понял, что они, в отличие от него, видят обстановку целиком, и следовательно, не он им, а они сами должны понять, что началось. И только он так подумал, как это произошло.

Более всего это походило на выпадение радиоактивного пепла после атомного взрыва, как его расписывали учебники гражданской обороны. И конечно, половина солдат атаку не заметили.

Черная метель закружилась вдруг, заплясала, мигом сделав снег серым, а потом и совсем черным. Деревья обросли черной бахромой, а люди, которые только что шагали, работали, что-то чувствовали, о чем-то рассуждали и думали, вдруг покрылись меняющимися в очертаниях языками полупрозрачного темного пламени. А потом, словно ребята в самом деле попали под струю огнемета, они стали размахивать руками, побежали, отбиваясь от чего-то, что жгло их со всех сторон и от чего не было спасения...