Одно ее слово остановило его. Эребус застыл, а затем вернулся к себе, небрежно скинул рубашку и рухнул в кровать, так и не обработав разбитые руки.

Хранительница едва дождалась момента, пока он заснет, и материализовалась рядом с его кроватью. Впервые она позволила себе рассматривать его во время сна, любоваться его точеными чертами лица, затаивать дыхание, разглядывая идеально очерченные мышцы его плеч, груди, живота. Он пошевелился, от чего кубики его пресса заиграли, и Ангелика как завороженная коснулась их пальцами.

Хранительница осознала, что натворила, когда его ладонь неуверенно и очень мягко накрыла ее руку. Она вскинула глаза и столкнулась с его неверящим полным тьмы взглядом.

— Ангелика, — благоговейно выдохнул он.

Она невероятно удивилась — он помнил ее имя… Она думала, что он его вообще не знал, а он его до сих пор помнил. Мужчина продолжал жадно смотреть на нее и еще плотнее прижал к себе ее руку, едва она попыталась ее освободить.

— Не уходи, — едва слышно шепнул он. — Сон ты или видение, но не уходи. Я так долго мечтал увидеть тебя, хоть на миг увидеть, — его глаза стали бездонными. — Я готов был отдать за это все, что угодно.

— И сейчас готов? — в ее голове созрел план, как же ей завладеть его ксеем.

Он кивнул, боясь отвести от нее взгляд или моргнуть.

— А если я попрошу ксей, твой ксей? — мягко спросила она.

— Бери, — последовал мгновенный ответ.

Мужчина материализовал ксей и протянул его ей. Хранительница неуверенно взяла его в руку и удивленно посмотрела на Эребуса.

— Это твой встроенный? — спросила она.

— Да, — он сел на кровати и придвинулся к ней одним слитным, полным грации движением.

— Я верну его тебе, — пообещала она, перебрасывая его в секретные комнаты дворца, в которых она обитала.

— Значит ты приснишься мне еще раз? — полное надежды.

— Возможно, — она попыталась немного отстраниться.

— Прошу тебя, — он поднес к губам ее полупрозрачные пальцы и прижался к ним поцелуем.

Глаза Ангелики пораженно распахнулись — она совершенно не узнавала в этом нежном мужчине того Эребуса, насмешливого, ядовитого и смотрящего на всех свысока. Она видела, что он чего-то невероятно сильно желает, но не решается ей сказать об этом. Любопытство победило, и она спросила:

— Чего ты хочешь на самом деле?

Он застыл, не решаясь сказать, отчаянно боясь спугнуть ее, потом сглотнул и тихонько произнес:

— Я хочу невозможного. Хочу чтобы ты была жива…

Хранительница застыла: он думал, что она мертва, он действительно так думал. Ну что ж, это развязывало ей руки. Она улыбнулась, решив полностью воспользоваться открывшейся ей возможностью, чтобы отомстить ему. Нет, убивать его она не собиралась, а вот заставить думать, что он сходит с ума, вполне была способна.

— А еще чего ты хочешь? — она коснулась полупрозрачной рукой его лица, и он не отпрянул, как это было в прошлом, а наоборот затаил дыхание и закрыл глаза. — Эребус?

— Увидеть тебя еще хотя бы раз, — он повернул лицо и поцеловал ее руку. — Коснуться тебя.

Она смотрела на него и колебалась: ей хотелось одновременно и отомстить, и признаться ему, что она жива, и посмотреть на его реакцию. А еще ей нестерпимо хотелось снова почувствовать его губы на своей коже и поцеловать его самой, но она решила не рисковать и отстранилась.

— Завтра, — обронила она, чувствуя, как покалывает руку там, где прижались его губы, — ты увидишь меня завтра ночью. Я приду вернуть тебе ксей, — она встала, намереваясь уйти.

— Ангелика, — он протянул к ней руку, но не решился остановить, — прошу, останься еще… хоть на пару минут.

Хранительница колебалась: она понимала, что ей лучше уйти, пока она снова не влюбилась в него без памяти. Каждая секунда рядом с ним разбивала те каменные стены, что она выстроила вокруг своего разбитого сердца. Она должна была уйти, но не смогла — один взгляд на его разбитые и покрытые кровью костяшки пальцев, и она вернулась.

— Зачем ты причиняешь себе боль? — она аккуратно взяла его руку в свои.

— Чтобы заглушить другую, — неожиданно ответил он, боясь лишний раз моргнуть, чтобы не спугнуть такое желанное видение.

Хранительница вздохнула: она не могла заживить его раны, ведь тогда он понял бы, что она не плод его воображения, но промыть их и перевязать она все же могла.

— Достань аптечку, — попросила Ангелика.

Он безропотно активировал одной рукой потайную нишу в стене и вынул оттуда внушительную аптечку.

— Вот, — хранитель поставил ее на кровать и открыл.

Хранительница нахмурилась: аптечка была практически пустой — всего пачка салфеток да пара баллончиков — один с антисептиков, а второй с заживляющей пенкой. Она вынула все и тихонько вздохнула — баллончики были слишком легкими.

— Почему ты не следишь за наполнением аптечки? — спросила она, принимаясь за обработку его руки.

— Я ей не пользуюсь, — просто ответил он, абсолютно не реагируя на то, что она щедро заливает его руку антисептиком.

— Как не пользуешься? — она пораженно уставилась на него.

— Незачем, — он невесело улыбнулся. — У меня такая регенерация, что мне это не нужно.

— Что-то я не заметила у тебя быстрой регенерации, — нахмурилась она.

— Эти царапины не представляют опасности для жизни, — он небрежно дернул плечом, — так что будут заживать обычно.

— Обычно?

— Дня три.

— Что? — она неосторожно слишком сильно прижала к его разбитой руке салфетку, пропитанную антисептиком, но единственной реакцией были чуть расширившиеся зрачки, сказавшие ей, что он все же чувствует боль.

— Все равно заживет, — он вздохнул, — всегда заживало. А переживать обо мне некому.

Долгий задумчивый взгляд, и Ангелика вернулась к обработке его рук. Она больше не произнесла ни слова, пока не закончила наносить заживляющую пенку. Она нанесла два слоя на каждую руку и отбросила в сторону пустой флакон. Почему-то ей было горько от его признания, что он никому не нужен, хотя в этом он мог винить только себя, свой эгоизм, манию величия и слишком резкий насмешливый нрав.

— Спасибо, — удивительное тепло наполняло его голос.

Она посмотрела ему в лицо и замерла: он улыбался ей, и эта улыбка была невероятной, от нее просто захватывало дух. Мягкая и нежная, она полностью изменила его лицо, прогнав постоянную холодность и насмешливость.

Ангелика заворожено потянулась к нему, коснулась губами его губ и почти тут же отпрянула, почувствовав неожиданную вспышку энергии, что пронзила ее насквозь. На один долгий миг их глаза встретились. Потрясение, удивление, надежда были в его взгляде, он потянулся к ней, намереваясь обнять, и она испугалась, что он все поймет. Хранительница еще раз прижалась к его губам и растворилась с первым же толчком энергии.

Эребус недоверчиво моргнул, коснулся пальцами губ, а затем рухнул в кровать и закрыл лицо руками. Его хриплый смех раздался в полной тишине: похоже он начинал сходить с ума. И самое страшное в этом было то, что его это не пугало. Если это была цена за то чтобы видеть любимую, касаться ее, то он готов был ее платить…

Акелдама

Рэм не спал: он не мог отвести глаз от любимой, что так доверчиво прижималась к нему во сне. Его пальцы ласково перебирали ее шелковистые локоны, а губы улыбались — он был счастлив, действительно счастлив. Если бы он только набрался смелости и сказал ей… но он не мог, он хотел открыть ей все, но каждый раз, как только он хотел все рассказать, его охватывал страх, что она бросит его, а он уже не мог без нее — она была для него всем.

Мужчина тихонько вздохнул и вдруг напрягся: Анита заметалась — ей явно начал сниться какой-то сон. Вот стон сорвался с ее губ, а затем она закричала и забилась в его объятьях. Миг и он провалился в ее широко распахнутые и полные боли и отчаяния глаза…

Анита сознавала, когда начался сон, что это только воспоминания, но с каждой секундой это знание ускользало, растворялось в чересчур яркой реалистичности действий.