Эребус дождался пока понимание, в какую ловушку угодила его сестра, не появилось у нее в глазах.

— Всего тебе хорошего, Тори, — он насмешливо поклонился и растворился в воздухе.

Астарта застонала и закрыла лицо руками. Боги! Что же она натворила — стоит ее мальчику только узнать об этой сделке, и она потеряет его навсегда…

Где-то

Эребус снова чувствовал пустоту и щемящую боль в сердце. Он посмотрел на небо и тяжело вздохнул — до ночи было еще так далеко, а он нестерпимо жаждал снова увидеть свое видение. И это желание буквально сводило его с ума, он ни о чем другом и думать не мог. Его мысли раз за разом возвращались к Ангелике. Он до сих пор помнил мельчайшую деталь ее внешности, помнил боль и растерянность в ее глазах, когда оттолкнул и высмеял ее, помнил ее отчаяние, когда объявил охоту на нее. Стон сорвался с губ мужчины — он действительно сходил с ума: с каждым мгновением он все сильнее чувствовал ее незримое присутствие, но ведь это невозможно, она была мертва.

Хранитель пролетел по дворцу размытой тенью и ворвался в большой зал для тренировок. Облегчение затопило его: зал был полон призраков, причем они только пришли на тренировку, а значит, он мог выпустить с ними пар и немного успокоиться.

Однако спустя час он все так же был напряжен и натянут как струна, а его противники уже были не в состоянии встать. Мужчина глухо рыкнул, смахнул с лица кровь и чуть не застонал от отчаяния: лучше ему не становилось, он все явственнее ощущал у себя за спиной ее присутствие.

— Ангелика, — ее имя хриплым шепотом вырвалось у него из груди, и он мгновенно телепортировался.

Его личный ад и убежище в одном флаконе встретили его полутьмой и мертвой тишиной, такой же мертвой как и она, совсем еще юная и наивная хранительница… Это он убил ее…

Эребус метнулся к колонне, сплошь темной от его крови и замахнулся, намереваясь ударить и потом бить, причиняя себе боль до тех пор, пока она хоть немного не заглушит другую, еще более сильную и нестерпимую. Ангелика…

Призрачные руки вдруг обняли его, а нежный голос, наполненный болью, шепнул:

— Не надо.

Эребус замер, невероятно остро ощущая прикосновение своего видения.

— Ангелика, — он дышал с трудом, а его сердце билось в совершенно безумном ритме.

— Не оборачивайся, — едва слышный приказ.

— Все, что хочешь, только не уходи, — голос хранителя звучал хрипло, а сам он боялся пошевелиться, чувствуя сердцем, что одно неосторожное движения, и его такое долгожданное видение снова исчезнет.

— Все что хочу, — задумчивое.

— Да, — он затаил дыхание в ожидании ее ответа.

— Тогда отпусти того мальчика, которого ты так настойчиво пытаешься сломать, — Ангелика прижалась к его спине всем телом, пытаясь совладать с собой и не выдать, что она жива — пока он считал ее фантомом, у нее был шанс насладиться местью. Хотя, она грустно улыбнулась, кому она лгала, поцеловав его вчера, она больше ничего не хотела, как оказаться в его объятьях и снова почувствовать прикосновение его губ.

— Я не могу, — отчаянное, и он накрывает ее руки своими, пытаясь ее удержать. — Не могу.

— Ты себялюбивый негодяй! — ее голос звенит от сдерживаемой ярости, но вырваться она не может — он держит слишком крепко. — Пусти!

— Ангелика, умоляю, выслушай, не уходи…

— Пусти!

Мужчина обреченно опускает руки, и в тот же момент она резко отстраняется и делает шаг назад.

Он чувствует, что его сердце вырвано из груди — она больше не вернется. Пошатнувшись, хранитель надает на колени, но так и не смеет обернуться, надеясь, что она еще не ушла.

— Не уходи, — полное мольбы.

Ангелика потрясенно смотрит на его склоненную голову, кровь, медленно стекающую по поврежденной броне и перепачкавшую его платиновые волосы, что сейчас надежно закрывают от нее его лицо, и неудержимо хмурится — похоже он ранен, причем довольно серьезно.

— Отпусти его, — ее голос дрогнул — она не могла спокойно смотреть на его страдания.

— Не могу, — так тихо и отчаянно, что у нее вырывается:

— Почему?

— Он стремительно мутирует, — Эребус говорит быстро, невероятно быстро, пытаясь объяснить ей все, пытаясь удержать ее и самому удержаться и не соскользнуть в манящую тьму забытия — пару минут назад он и не предполагал, что так серьезно ранен.

— Это не причина, — ледяное.

— Его мутация иная. Новая, непредсказуемая, — мужчина дышит хрипло и с трудом. — Она нуждается в направлении. Этот мальчик либо мутирует примерно также, как мутировал Темный Император, либо погибнет. Здесь ему не дадут умереть, успеют вытащить. А если я его отпущу, то у него будет слишком мало шансов выжить.

Повисшая тишина, разрываемая только неровным дыханием хранителя, была такой долгой, что он не выдержал и позвал:

— Ангелика…

— Хочешь сказать, — язвительное, — что ты притащил его сюда и пытал ради его же добра? Ну ты и…

— Я не ангел, — он попытался повернуться, но замер от ее "Не оборачивайся!" — Я не стану лгать. Сначала я просто хотел сломать его и только потом понял, что каким-то образом умудрился запустить эту странную мутацию. Впрочем, странной она стала не сразу. Но как только я это понял, то отправил в регенератор, а затем переместил его.

— Значит, если бы он не стал мутировать иначе, чем другие, то ты продолжил бы пытки?

— Да.

— Ну ты и гад! — ее ярость заполонила все.

— Я не ангел, — повторил мужчина, — и никогда им не был.

— Мне ли не знать! — горький смех. — Это ведь ты объявил на меня охоту. Как я вообще могла когда-то любить такую бессердечную сволочь.

Он вздрогнул от ее слов и рухнул на пол, как подкошенный, перестав бороться за собственную жизнь.

Хранительница смотрела, как у нее на глазах умирает тот, кого она мечтала убить. Еще немного, и ее мечта осуществится — он будет мертв, а она отомщена. Она видела каждый миг агонии своего ненавистного врага, но чувствовала лишь боль. Она любила его, все еще отчаянно любила, несмотря на то, что он сделал с ней, несмотря на то, кем являлся. Она любила, любила и не могла позволить умереть.

Ангелика опустилась возле него на колени и коснулась ладонями головы, посылая сильный энергетический импульс по всему его телу, но он даже не пошевелился. Она похолодела и резким движением перевернула его на спину. Стон боли, и его потускневшие глаза встретились с ее.

— Увидеть тебя еще хотя бы раз и умереть это все, чего я желал, — удивительно теплая и спокойная улыбка была настолько ему не свойственна, что хранительница опешила. — И вот оба мои желания осуществились, — он задохнулся, и на его губах выступила кровь.

— Эребус…

— Эри, — тихое. — Хотя бы раз назови меня Эри.

Ангелика чувствовала, как ее захлестывает паника — он действительно решил умереть и прекратил бороться. Она ощущала, как из него капля за каплей вместе с кровью вытекает жизнь, а она не могла дать ему умереть. Пусть он и был причиной всех ее бед, но она не хотела видеть его мертвым, больше не хотела.

— Назову ночью, — дала она обещание в надежде, что это заставит его собраться с силами и начать бороться за жизнь.

— Для меня не будет ночи, — он смотрел на ее лицо, а его полные тьмы глаза светились необычным теплом. — Я знаю, ты ненавидишь меня, презираешь. И в этом я виноват сам. Я бы хотел молить тебя о прощении, но не стану, потому что его не заслуживаю.

Она вздрогнула и положила ладони на его окровавленное лицо, резким толчком вливая в него энергию и заставляя его организм против его воли восстанавливаться. От нестерпимой боли он выгнулся и застонал.

— Больно? — она заставила себя говорить жестко и насмешливо, решив сыграть на таком странном и совершенно несвойственном для него чувстве вины.

— Недостаточно, — едва смог произнести он.

— А так?

Еще один выплеск энергии, и его нервные окончания закольцевало болью, но зато она смогла заживить самые опасные раны — теперь он мог и сам восстановиться, если бы только пожелал этого.