Ягурцов сел, опустив босые ноги на линолеум, и поискал на подоконнике зажигалку. На нём была белая футболка с надписью  KON-CHI.  Это было названием японской фирмы, выпускающей клей. Футболки бесплатно выдавались на турнирах, где их никто не одевал, но зато в них можно было ночевать. Эти белые невыразительные футболки игроки его ассоциации называли «кончи!» На подоконник, где сейчас находилась рука Ягурцова, были ссыпаны детские игрушки, сделанные в СССР. У хозяина квартиры была коллекция, которая называлась «Советский конструктор игрушечных фаллосов» или сокращённо «СКИФ». Пластмассовые и резиновые красноармейцы в остроконечных будёновках, пупсы размером с женскую ладошку, двугорбые улитки с вытянутыми шеями, крокодильчики — всё, в чём художник увидел сублимацию советской бесполой промышленности.

Зажигалка съехала с подоконника и упала прямо в свёрнутый кусок ватмана. Ягурцов выругался про себя и приподнял бумажную трубу. Ватман тоже был «произведением искусства». В одном из питерских притонов хозяин квартиры увидел, как наркоманы сливают из шприцов остатки над кухонным столом. За несколько лет образовалась приличная корка, представлявшая неповторимый узор. Художник приклеил поверх обоев ватман, чтобы шприцы опорожнялись на новую основу. Через месяц первое «полотно» было готово. За неимением места для экспонирования оно хранилось в углу, рядом с кроватью. Наконец зажигалка была обретена, и Ягурцов закурил. Он затянулся, и, поискав глазами, стряхнул пепел в ватман, постучав сигаретой по краю его вертикальной трубы. Ничего, нормальная квартира!

Хрущовка кирпичная, крепкая. Такие не сносят, а отделывают. Вставляют стеклопакеты, меняют трубы и газовые плиты. Им после пожара тоже сменили плиту. У всех железные двери. У каждой двери — коврик. Стены покрыты масляной краской, а не обуглены как в некоторых домах. Правда, подъезд, лестницы и площадки по четыре квартиры спроектированы словно для лилипутов. Поднимаясь на четвёртый этаж, человек нормального сложения вынужден перешагивать сразу через три ступеньки.

Было утро субботы, и делать было нечего, так как надзирать за таджиками нужно только в понедельник. Не самая правильная работа, когда человеку за сорок! Ягурцов родился в городке Шумерля. Ему каждый раз приходилось объяснять, что Шумерля находится в Чувашии. Рассказывая о своём городе, он доверительно сообщал, что чуваши считают себя прямыми потомками шумеров. А откуда ещё могло появиться такое название? На самом деле городок был основан как железнодорожная станция дороги Москва — Казань. Центральная часть Шумерли даже сейчас представлена зданиями не выше пяти этажей. А в то время, когда из Бодайбо приехала его мать, здесь были только бараки. Мать работала на узкоколейке Шумерля-Речное. Видимо, там она и познакомилась с его отцом. Кто был отец, Ягурцов толком не знал. Мать не хотела распространяться на эту тему. В годы советской власти Шумерлю выбрали как место поселения раскулаченных, а заключённые работали в Шумерлинском и Красночетайском леспромхозах. Оттуда вывозили лес на станции Шумерля и Мыслец. Скорее всего, его отец был одним из ссыльных. Ягурцову говорили, что в нём есть что-то дальневосточное, но он всегда отшучивался, что кроме русской и шумерской, другой крови в нём нет. Мать звали Антонина. Из Бодайбо, главной базы снабжения Ленских приисков, её семья в 1932 году уехала сначала в поселок Чулун, затем в Новосибирск, дальше был прииск Степняк Петропавловской области, а потом уже — город его рождения.

Жизнь Ягурцова протекала в пространственном континууме, образованном Казанью, Нижним, Владимиром, Ленинградом и железной дорогой, объединяющей эти города. Далёкими лучами этого тоннеля были Ростов и Таганрог. Вспомнив о Таганроге, Ягурцов поморщился. Несколько лет назад по дороге в Чебоксары поезд проехал Шумерлю. Ягурцов успел прочесть странный транспарант «Сделаем Шумерлю точкой роста!» Этот транспарант почему-то напомнил ему подмосковное «Петушки голосуют за Президента России!» А ещё одним пространством его жизни было Го. Почему оно прилипло к нему? Этого он себе объяснить не мог. Го в его жизни было случайностью, набравшей вес закономерности. У Ягурцова не было ни природной склонности к Го, ни какого-либо особенного таланта. Играл он не часто и никогда не стремился серьёзно изучить «это дело».

Он медленно протягивал дым, и сигарета постепенно напомнила ему о нескольких «головняках». Первый был связан с турниром, который будет проходить в Москве в следующие выходные. Этот турнир под эгидой посольства Японии называется «Кубок посла». Впрочем, игроки давно прозвали его «Кубок послал». Эта острота связана с тем, что Посол давно не появлялся на турнире. А что Послу там ловить? Смотреть, как несколько одних и тех же товарищей играют из года в год? На месте Посла он бы и сам никогда не пришёл на такой турнир. Но в этом году японцы превзошли самих себя. Он был вынужден собственной рукой вписать в положение строку о том, что разрешены только безалкогольные напитки. Ну, разрешены и разрешены! Зачем это вписывать в положение? Чтобы зубоскалам было о чём поржать? А то, что этот турнир — однодневный? Докатились! Вот, что сделали с турниром, который раньше игрался три дня. И только в последние годы — два. Как он впишет его в сетку федерального агентства?

Ведь это только для японцев турнир любительский. А для российской ассоциации это спортивное мероприятие. И финансирует его федеральное агентство. И поэтому судье полагается оплата проезда. А это хоть и небольшие, но деньги. Да, ещё деньги! Японцы опять заставили его вписать в положение, что турнирный взнос отсутствует. Просто козлы! Как можно проводить турнир без турнирных взносов? Зачем его тогда вообще проводить? Но он был вынужден согласиться. Деньги он, конечно, всё равно соберёт. В положении указан мобильный телефон Карины, а она уж сумеет объяснить участнику, почему он должен сдать деньги и за что. Хорошо ещё, что японцы квотируют турнир, и что вся квота у его ассоциации. И последнее неприятное — турнир будет проводиться в помещении посольства. Проблема здесь не только в том, что не выпить, не покурить. В здание не войдёшь, не выйдешь. А если входишь, просовывай паспорт и жди, пока жёлтая обезьяна его изучит. В последние годы он вообще не любил показывать свой паспорт, и судебные приставы никогда в жизни бы его не нашли, если бы он не указал свои личные данные на сайте ассо циации. А вот по «милости некоторых людей» пришлось указать.

Сигарета потухла, и он задушил её пепельницей. Больше сигарет не было. Неожиданный звонок по городскому телефону прозвучал резко и угрожающе. Ягурцов с опаской посмотрел на аппарат. Приставы? Не похоже! Скорее, международный. Почему-то он решил взять трубку. Ягурцов молча поднёс её к уху.

— Моси-моси, росиа-но го-федересион о-нэгай симасу! [51] — зазвучал в трубке далёкий юный голос.

— Йес! Русиа го федерейшен, — недружелюбно откликнулся он. — Ай эм Ягурцов. Окей, окей! Я. Гур. Цов.

Через несколько минут он разобрался, в чём дело. Звонили из Нихон Киин. Искали другую русскую ассоциацию. Эта ассоциация была ему известна. Даже слишком хорошо известна. Лучше, чтобы этой ассоциации никогда не было. Но она, к сожалению, есть. Конечно же, японцы запутались. Ассоциация Ягурцова имела точно такое же название, но Го в ней было написано с маленькой буквы. А ещё были скобочки, и в них помещалась маленькая буковка «б». Вместе со слогом «го» буковка «б» давала слог «гоб», за что злые языки иногда называли их ассоциацию гоблинской. Лучше бы они называли нас ассоциацией большевиков, — всегда добавлял по этому поводу Ягурцов. Вторая ассоциация писала Го с большой. Как и полагается, кстати. А почему полагается? Почему полагается? Кем полагается? Груздевым полагается? Дальше думать было некогда, японцы просили контакты. Лучше бы они прислали комплекты! Хотя бы штук сто. Сто японских комплектов спонсорской помощи сейчас не помешали бы точно. Саполяк, Попа и Филин продали бы их в своих клубах, а деньги умеют делиться на части. Ягурцов диктовал японцам адрес, и едва не сбился в нём сам, так как придумал его на месте. Пусть ищут, удовлетворённо подумал Ягурцов. Пусть ищут! Он опустил трубку на рычаг, улыбнулся, и набрал номер на мобильном телефоне.