Новый взрыв хохота.
— А что? — «обиделся» Флип. — Хотите сказать, что наш милиционер не заходит в книжные магазины? Может, еще скажете, что наш милиционер не читает по-французски?
— Про живопись Ватто! — подавился смехом Жучок.
— Сперли альбом и радуетесь, — подал голос Игорь.
— Мы устраивали твою личную жизнь, — поправил его Флип. — Какое, ты бы знал, мы ей послание сочинили!
— Послание? — насторожился Игорь.
— У-у-у! — закатила глаза девушка.
— Если б я прочел такое, — сказал Жучок, — я бы прилетел к тебе, Игорек, на крыльях любви!
— Так выпьем за любовь… — начала девушка.
— …без обмана! — грянули хором.
На этот раз хозяину выпить не предложили, самим едва хватило.
— По-моему, наш друг чем-то не доволен, — заметил Жучок.
— Дама заставляет себя долго ждать, — сказал Флип.
— Может, я смогу ее заменить? — спросила девушка, само участие.
— Вот они, безымянные герои! — прослезился Флип. — Телом закроют амбразуру!
— Ну а перед боем полагается… — молчун с томительной медлительностью достал из-за пазухи экзотическую, наверняка прикарманенную бутылку.
Компания радостно загудела.
— А вам не кажется, что наш пикник немного затянулся? — не выдержал хозяин. — Ну-ка, в колонну по одному, с песней…
— Грубо, Игорек, — попенял ему Жучок.
— Давай, давай, — Игорь подтолкнул его к двери.
— Ладно, разбежались, — Флип, а за ним и остальные потянулись к выходу.
— Чао, бамбино! Привет!
Хлопнула дверь. Игорь постоял в задумчивости, взял визитку с номером, набрал первые цифры. Нет, пожалуй, поздновато. Да и что за спешка, не горит ведь. Ну, пошутили ребята, как говорится, не смертельно. Утром позвонит. Он снова надел наушники и завалился на тахту.
По коридору райотдела милиции молодцевато вышагивали курсанты-стажеры с тремя нашивками на рукаве — выбриты на ять, сами в струнку, по глазам видать, что руки чешутся.
— И вечный бой? — произнес один, точно пароль, останавливаясь возле кабинета следователя.
— Покой нам только снится! — отчеканил второй и зашагал дальше.
Коля Брянцев по-свойски вошел в кабинет, сел за «свой» стол и начал просматривать бумаги. Николай Николаевич, вечный старлей и без пяти минут пенсионер, землистый, усохший и давно всеми сокращенный до безликих инициалов, допрашивал сорокалетнего мужчину, выглядевшего неважнецки.
— Страховое свидетельство принесли? Давайте. А доверенность жены на вождение машины?
Федоров передернул плечами.
— Значит, она ездила без доверенности?
— На машине ездил я.
— Ездили вы, а разбилась она? Ладно, разберемся. Вы знали, что тормоза неисправны?
— Знал.
— Почему не поставили машину на техосмотр?
Алексей молчал.
— А «лысая» резина? А брызговики? Ладно, разберемся. Возьмите паспорта.
— Товарищ старший лейтенант, можно взглянуть? — Коля взял паспорт, полистал, покивал сочувственно: — Недавно поженились. Жили у вас?
— У нее.
— Что так?
— У меня коммуналка, трое соседей.
— А у нее, стало быть, отдельная однокомнатная.
— Трех.
— Даже так?.. С мамой-папой?
— Одна.
— И место хорошее?
— Послушайте, что вы…
— Хорошее, хорошее, — Коля обращался к Н. Н. — Фрунзенская набережная. Москва-река, ярмарка в Лужниках, магазины. Заодно и перепрописался.
— Да вы что! — Федоров вскочил. — Вы меня в чем-то подозреваете?
— Ну зачем вы так, Алексей Георгиевич, — успокоил его жестом следователь. — Ты тоже, Коля, того… не горячись.
— Я могу идти? — спросил Алексей.
— Можете.
Федоров забрал из рук стажера паспорта и тяжелой походкой вышел из кабинета. До центра он доехал автобусом. Книжный магазин только открылся, так что он был едва ли не первым посетителем. Ему помогли найти интересующий его альбом, и вот он медленно переворачивал страницы в надежде разгадать этот ребус. Но альбом хранил свою тайну. Может, он не так смотрел? Возможно. У всякого свой ракурс.
А тем временем его разыскивал Игорь, безуспешно названивая ему в гостиницу. И тогда он решил объясниться явочным порядком. Администратор, не отвлекаясь от маникюра, назвала ему номер комнаты. Он поднялся на восьмой этаж, постучал, никто не ответил. Дверь почему-то оказалась незапертой, и он вошел.
В номере царил ералаш. Одна из сдвинутых кроватей была аккуратно застелена, зато на другой, развороченной, был устроен фотомонтаж. Игорь взял верхний снимок — да ведь это Женя! Федоров, перегнувшись через парапет, держит ее на вытянутых руках, под ними, далеко внизу, блестит Москва-река, и Женя в подвенечном платье и сбившейся набок шляпке, зажмурясь, отчаянно цепляется за его шею. Были тут и другие свадебные карточки.
Игорь потер лоб. Вот тебе и «между нами ничего такого». Что же все-таки у них произошло? Ну да нечего ему путаться под ногами. Как говорится, третий лишний. Он крадучись вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.
— И что из этого следует? — скучным голосом спросил Н. Н.
Брянцеву стоило большого труда взять себя в руки:
— А то, что он все рассчитал. Эти «странные» звонки, и «незнакомые» мужчины, проявляющие к ней повышенный интерес, и мальчишки на мотоциклах, — мало?
Следователь молчал с тем же скучающим видом.
— А этот Юрис? Федоров чуть не силой вытолкал к нему жену. Я не удивлюсь, если они давно знакомы.
— Дальше?
— Дальше Федоров отпаивает ее коньяком, хотя он это пока отрицает… она садится в машину с неисправными тормозами, и через десять минут… — он показал «кранты».
— А зачем, спрашивается, она в нее садится?
— Ну, в таком состоянии…
— Коля, дружочек, тут не за что зацепиться. Что он на квартире женился — недоказуемо. А за неисправные тормоза, окромя штрафа, с него, как говорится, и взять…
— Николай Николаевич, вы Ламброзо читали?
— Ну допустим.
— По внешности можно определить предрасположенность человека к преступлению. Я как увидел вашего Федорова, так сразу понял: тут только копни!
— Ну копай, копай.
— Я думал, вы как следователь…
— Мне, Коленька, главное проследовать на пенсию, а ты мне предлагаешь поиграть с тобой в сыщиков-разбойников.
Расстроенный Брянцев обедал с молодыми ребятами из угрозыска. У него в ушах звучало это ласковое «Коленька», а рука сама тянулась к еще не выданному табельному оружию.
— Картины он ей хотел показать! Я вам левой ногой лучше нарисую. Там кроме икон и смотреть не на что.
— Как, ты сказал, этого Юриса фамилия?
— Мец.
— Полгода назад проходил он у нас.
— Что-то осталось? — глаза у Коли загорелись, как у собаки Баскервилей.
— Объяснение, кажется, взяли. Сам он был вроде чистый. Продали дурачку краденые иконы. В другой раз умнее будет.
Допрос шел как по писаному. Брянцев вошел в роль борзой, взявшей след. У него даже ноздри трепетали от возбуждения.
— Итак, вы случайно оказались свидетелем того, как неизвестный предлагал ей французский альбом. А на следующий день, опять-таки случайно, познакомились с ней в доме приятеля-художника.
Юрис опустил голову, а Брянцев продолжал:
— А наутро, с благословения мужа, вы повезли пострадавшую к себе в мастерскую. Еще одна случайность. Не много ли? Расскажите, о чем вы с ней говорили в машине.
— Я спросил: «Что, поссорились со своим Федоровым?»
— А заметно было? — Пинкертон сделал стойку.
— Да, она была такая несчастная, что хотелось ее… нет, я не в этом смысле, а просто по-человечески…
— Может, это она сказала, что поссорилась с мужем, а вы и подумали: «Заметно»?
— Не помню… может быть. Я еще сказал, что зря она так с ним носится. «Мягко стелет — жестко спать будет». Пошутил так.
— Если я правильно понял вашу шутку, Федоров произвел на вас впечатление человека, который на добро ответит злом.
— Не совсем… я…
— И, между прочим, не ошиблись. Чего не скажешь об этой вашей истории, — он помахал в воздухе несвежим листком, — с крадеными иконами. Кстати, иконы у вас в мастерской меня впечатлили, ну да об этом мы как-нибудь в другой раз. Подпишите.