Идеологизированные легенды, связанные с потерями в ходе Великой Отечественной Войны, начались с заявления Н.С.Хрущева о «20 миллионах убитых». Эта цифра воспринималась, как величина безвозвратных боевых потерь. На самом деле, безвозвратные потери убитыми в Советской Армии составили за время войны с Германией 5,18 млн человек [7]. Пропало без вести и попало в плен (включая неучтенные потери начала войны около 0,5 млн) – 4,45 млн человек, из которых не менее 1–1,5 млн погибли в плену.

Таким образом, демографические потери, связанные с гибелью военнослужащих, составили не более 8,7 млн человек [7] при общем сокращении населения на 20–27 млн человек. Подавляющую часть погибших – около 20 млн человек – составляет мирное население, большая часть которого погибла на оккупированной территории и на работах в Германии.

По оценкам И.Гундарова [8] избыточная смертность в СССР (не РСФСР) в 1941–1945 гг. составила 26,4 млн человек, при дефиците рождений 10,9 млн человек – всего 37,5 миллиона демографических потерь, из которых не менее 30 приходится на РСФСР.

Революция небытия

Понеся в период с 1914 по 1945 гг. общие демографические потери около 50 млн человек, в том числе вследствие избыточной смертности – около 35 млн человек, Россия вступила в исторически уникальную пятидесятилетнюю полосу мирного развития. По модели Мальтуса, исходящей из естественного темпа удвоения населения около 25 лет, население России, в 1950 году составившее свыше 100 млн человек, к концу века должно было учетвериться, составив, соответственно, около 400 млн человек. Однако население, в течение всего послевоенного периода не испытавшее морового голода и других катастрофических процессов, составило к концу века менее 150 млн. Разница в 250 млн человек требует объяснений.

Первый, наиболее очевидный, источник дефицита населения – демографические последствия Отечественной войны, в результате которой около 15 млн женщин репродуктивного возраста остались вдовами. Уместно считать, что при этом каждая из них не родила 2-х детей, что привело к дефициту рождений в 30 млн человек, который, по меньшей мере, воспроизводился в последующих поколениях.

Однако, основной причиной резкого сокращения прироста населения стала так называемая «демографическая революция», или, говоря языком демографов, «второй демографический переход», связанный с урбанизацией, ломкой традиционной модели патриархальной семьи и введением в массовый обиход средств медицинского снижения рождаемости (аборты, контрацепция).

Как было отмечено выше, первой крупной страной, в которой произошла «демографическая революция», была Франция. На рубеже XIX века естественный прирост ее населения составлял 0,8 % в год против 1,5 % в год в России и Германии [5]. Следует отметить, что везде и всюду введение практики медицинского регулирования рождаемости вводилось с санкции правительства, после чего происходило устойчивое изменение социальных установок населения, делающее переход к малодетной семье практически необратимым. Попытки повысить рождаемость запретом на аборты ведут к соответствующему росту применения более эффективных средств контрацепции, в результате чего восстановления рождаемости до исходного уровня не происходит.

Второй демографический переход («демографическая революция») в России произошел довольно поздно: с середины 50-х годов, когда волевым решением в массовую практику были введены медицинские аборты.

В межвоенный период – между переписями населения 1926 и 1939 годов – прирост населения составил 1,2 % в год, что ниже уровня 1900 года всего на 0,3 % и объясняется военными потерями мужского населения. В 1926 году численность женского населения превысила численность мужского на 4,9 млн человек [9], что привело к снижению рождаемости на 15–20 %, т. е. на 0,2–0,3 % в год.

Непосредственной причиной решения Н.С.Хрущева о проведении политики медицинского сокращения рождаемости (о котором, кстати, известно крайне мало) стал жилищный кризис в городах, связанный с массовыми разрушениями жилого фонда во время войны и быстрой урбанизацией. Если в 1939 году городское население РСФСР составляло 36,3 млн чел., то в 1950 году оно выросло до 43,7 млн человек, а к 1960 г. – до 63,7 млн [11].

Массовая практика медицинского сокращения рождаемости позволила снизить остроту жилищного кризиса в городах, высвободить дополнительные трудовые ресурсы и повысить доходы на душу населения за счет сокращения количества иждивенцев на одного работника.

Снижение средней рождаемости в эти годы было сравнительно малозаметным за счет того, что в начале 50-х годов рождаемость была снижена за счет большого количества вдов репродуктивного возраста, которая компенсировалась большим количеством рождений у замужних женщин [10]. Однако к началу 60-х годов хрущевская демографическая политика привела к тому, что всего за десятилетие в городах, особенно в городах центральной России, наиболее типичной стала одно– или двухдетная семья при количестве абортов, превышающих количество рождений.

Перед центральной Россией внезапно встала угроза вымирания, причем вымирания в мирное время. Население национальных окраин продолжало расти, подпитываясь ресурсами центра.

Таким образом, демографическая стратегия Хрущева, так и не пересмотренная впоследствии, носила ярко выраженный неомальтузианский характер: достижение «гуляш-коммунизма» в 1980 году обеспечивалось не столько за счет роста производства, сколько за счет кардинальной экономии средств на воспроизводстве населения центральной России. Начиная с начала 60-х годов, нетто-коэффициент воспроизводства населения упал ниже единицы в городах, а с середины 60-х – и в целом по РСФСР. Опасные демографические тенденции списывались на вторую волну демографических последствий войны.

Медицинская статистика показывает, что с конца 50-х годов на одно рождение устойчиво приходилось около двух абортов, количество которых составляло около 4 млн /год.

Таким образом, демографические потери России, связанные с политикой поощрения абортов с 1960 по 1985 годы, составили около 100 млн человек, а по настоящее время – не менее 140 млн человек.

Оценка демографических потерь, связанных с абортами, показывает громадные биологические резервы восстановления численности российского населения в XXI веке. Однако для того, чтобы задействовать биологические резервы роста населения, сегодня необходимо коренным образом изменить сложившиеся стереотипы семейно-брачного поведения, ориентацию на малодетную семью.

Переход России на так называемый «цивилизованный» тип воспроизводства населения, характерный для индустриальных стран с существенно более высоким уровнем потребления, чем это было в СССР, не только привел к относительному вымиранию русского населения, которое во многом предопределило распад СССР, но и создал дополнительную угрозу демографической безопасности, поставив воспроизводство населения в зависимость от субъективного решения потенциальных родителей, которое зависит от целого ряда факторов как материального, так и психологического и культурного характера. Причем сегодня все эти факторы имеют тенденцию к снижению репродуктивных планов. Так, по данным Госкомстата на 1994 год современное молодое поколение женщин репродуктивного возраста планирует в среднем 1,2–1,3 детей в течение всей жизни, что гарантирует быстрое вымирание населения России в сочетании с его дальнейшим старением [10].

Возникающая при «цивилизованном» типе воспроизводства населения зависимость рождаемости от субъективных планов родителей порождает особый тип неустойчивости развития. Возникает контур отрицательной обратной связи, в котором социально-политические катастрофы ведут к отказу населения от деторождения, что создает устойчивый порочный круг депопуляции.

Таким образом, если при традиционном типе воспроизводства населения демографические потери вызывают компенсационный всплеск рождаемости, то «цивилизованный» тип воспроизводства всегда угрожает «сваливанием» социума в устойчивую депопуляцию.