Наконец, ранним утром четыреста рабов под руководством Евна ворвались в город. Они были вооружены топорами, серпами, кольями и дубинами. Лишь только повстанцы показались на улицах, рабы, бывшие внутри города — как было условлено ранее — начали избивать своих хозяев и присоединяться к восставшим. Так соединёнными усилиями рабы скоро овладели городом. Особенно нам хотелось захватить Дамофила и его жену Мегаллиду, известных своей жестокостью, но их в Энне не оказалось.

После того как всякое сопротивление было сломлено, Евн через глашатаев приказал восставшим собраться в городском театре, чтобы решить, что делать дальше. Когда все собрались, прибежал запыхавшийся раб и сообщил, что Дамофил и Мегаллида находятся в своём загородном парке. Тотчас туда были посланы люди, которые и доставили их в театр. Евн потребовал, чтобы этих злодеев судили по закону, как перед лицом народного собрания. Так и поступили. Когда слово для защиты было предоставлено Дамофилу, он стал грозить восставшим могуществом Рима, который не потерпит, чтобы в его владениях рабы чинили расправу над свободными. Он грозил жестокими карами и предсказывал всем восставшим страшную смерть. Многие нерешительные и робкие были испуганы его словами. Видя это, Ахей подал знак рабам Дамофила, Гермию и Зевксису, особенно ненавидевшим своего хозяина после недавнего жестокого и несправедливого наказания. В тот же миг Зевксис вонзил свой меч в бок Дамофилу, а Гермий ударил его по шее топором. Жена Дамофила, Мегаллида, была отдана её рабыням — служанкам, которые тут же расправились с ней.

Когда с ними было покончено, с большой речью выступил Евн. Он говорил, что сила римлян заключается в их организованности и дисциплине. Рабам необходимо сплотиться и избрать себе царя. Создав своё царство, рабы могут надеяться на успех в борьбе с Римом. Бурные крики одобрения были наградой за его речь. Все собравшиеся в театре единогласно выбрали Евна царём. При вступлении на царство он получил распространённое в Сирии имя Антиоха. После этого был избран совет, который должен был решать важнейшие дела. В совет выбрали умнейших и храбрейших повстанцев. Во главе его поставили Ахея.

После провозглашения его царём Евн приказал собрать всех свободных оружейных мастеров Энны и, заковав их в кандалы, заставить изготовлять вооружение для войска рабов. Благодаря усилиям и стараниям Евна и Ахея в три дня был организован отряд в шесть тысяч человек, который должен был пройти по всей Сицилии, захватывая поместья рабовладельцев и призывая к восстанию рабов.

…Ранним солнечным утром выступали мы из Энны в далёкий поход. Мы были свободны, в руках у нас было оружие, а впереди сияла надежда освободить тысячи таких же несчастных, какими ещё недавно были мы сами.

Я не буду рассказывать о подробностях нашего похода. Достаточно сказать, что рабы стекались к нам со всех сторон и наше войско росло с каждым днём. Мы овладели многими городами и в том числе важным приморским городом Тавромением и Моргантиной, расположенной в необычайно плодородной местности. На юго — западе Сицилии, узнав о наших успехах, также восстали рабы во главе с конюхом киликийцем Клеоном. Римские и сицилийские богачи надеялись, что Евн и Клеон поссорятся между собой из — за власти, вступят в борьбу и тем самым ослабят силы восставших. Но Клеон оказался умным и благородным человеком. Ради успеха общего дела он подчинился Евну и со своими пятью тысячами воинов овладел всей областью вокруг города Агригента. Мы разбили присланного из Рима Луция Гипсея с его превосходно вооружённым восьмитысячным отрядом. Число рабов, примкнувших к восстанию, дошло до двухсот тысяч. Многие крестьяне сицилийцы действовали с нами заодно. Это было время блестящих успехов…

Размеры восстания испугали римское правительство. Против нас были брошены консульские легионы. Римляне превосходили нас выучкой и вооружением. Консул Тихон взял один из наших опорных пунктов — Моргантину. При штурме погибло восемь тысяч наших товарищей, а захваченных в плен римляне распяли на крестах. Благодаря предательству одного сицилийского богача, оставленного в живых, консул Рупилий овладел Тавромением. После страшных пыток захваченных в плен рабов сбрасывали со скал в пропасть. Наши отряды были плохо вооружены и поэтому терпели поражения. Робкие и боязливые покидали нас.

В конце концов римские войска во главе с консулом Рупилием обложили наш последний оплот — крепость Энну. С каждым днём валы римлян всё теснее охватывали город. Видя безвыходность положения, Клеон, который командовал теперь всем войском рабов, предложил на военном совете сделать попытку прорваться через укрепления римлян и уйти из осаждённого города. Я разделял его мнение, но все так упали духом, что мы лишь с трудом набрали небольшой отряд добровольцев. С ними мы ночью и устроили вылазку. Страшная вещь — ночной бой… Только нескольким счастливцам, по большей части сильно израненным, удалось прорваться. В их числе оказался и я. Остальные частью были перебиты, частью взяты в плен. Клеон погиб смертью героя…

Как мне потом удалось узнать, город Энна скоро был захвачен Рупилием также благодаря предательству. При взятии было перебито двадцать тысяч рабов. Многие сами покончили с собой, чтобы не попасть в руки врагов. Евн был схвачен и некоторое время спустя заключён в темницу, где и погиб. Так закончило своё существование государство рабов.

— А как же ты спасся? — спросил Сирий.

— Я долго скитался в горах, а затем был пойман одним из римских отрядов, которые консул разослал по всей стране, чтобы покончить с уцелевшими участниками восстания. Из — за раны, полученной во время ночной вылазки (тут Поллукс указал на страшный шрам, пересекавший всё его лицо), меня нельзя было узнать. Сначала солдаты хотели разделаться со мной, но начальник убедил их, что теперь, после восстания, когда было истреблено столько людей, рабы стоят дорого и что выгоднее продать меня. Так я попал сначала к купцу, следовавшему за этим отрядом, а затем был продан сюда, на виллу Фокиона.

— А теперь, — помолчав, заметил Поллукс, — когда я всё рассказал, нужно спать. Завтра нас опять ждёт тяжёлая работа.

С этими словами старик завернулся в свой изношенный плащ и скоро в эргастуле было слышно только ровное дыхание спящих. Один Сирий долго ещё лежал с открытыми глазами, размышляя об удивительной судьбе старого раба и о государстве угнетённых.

Тиберий Гракх

Во II в. до н. э. для Рима, для Италии и для римских провинций наступила тяжёлое время. Римское крестьянство разорялось; рядом с мелкими участками крестьян выросли огромные имения римских богачей. Земли в этих имениях обрабатывались трудом сотен и тысяч рабов, захваченных во время многочисленных победоносных войн. Возвращаясь из далёких походов, крестьяне находили свои хозяйства в полном запустении. А крупные имения, где землевладельцы использовали дешёвый труд рабов, процветали. Рынки были наводнены сельскохозяйственными продуктами которые производились в этих имениях. Крестьянские хозяйства не могли выдержать борьбы с крупными землевладельцами и массами разорялись. Крестьяне продавали свои участки и уходили в города, прежде всего в Рим. Среди крестьян зрело недовольство, и всё чаще и чаще звучало требование наделения крестьян землёй.

Разорение крестьянства сильно снижало боеспособность римского войска, которое набиралось из крестьян. А для подавления таких мощных восстаний рабов, каким было восстание в Сицилии, была необходима сильная армия. Господство Рима над покорёнными народами держалось только на военной силе. Каждый римский гражданин хорошо понимал, что и его благополучие и будущее всего государства зависят от войска.

Приблизительно в это время в Риме вокруг Сципиона Африканского сгруппировались наиболее передовые римские деятели, философы и учёные греки. Они часто собирались вместе и горячо обсуждали наиболее важные политические вопросы, прежде всего, конечно, вопрос о том, как выйти из того тяжёлого положения, в каком очутилось римское государство. С особенным жаром здесь обсуждался вопрос о войске. На военной службе были только те из граждан, которые обладали имуществом. Всякий разорявшийся и терявший свою землю римский крестьянин выбывал из числа военнообязанных. Таким образом, разорение крестьянства самым пагубным образом отражалось и на численности войск. Следовательно, рассуждали в кружке Сципиона, чтобы спасти войско, необходимо возродить крестьянство.