Если бы Урсула в тот самый момент вела переговоры о прекращении подрывной деятельности Ирландской республиканской армии, Ричард удивился бы точно так же, как когда она обернулась и с улыбкой ответила «Да».

В ночь после вечеринки шантажиста Мирнса Ричард отправился до Кенсингтона, где жила Урсула, в одном такси с ней. Она снова поерошила его кудри, назвала «славным», коснулась губами его щеки и не выразила никаких возражений, когда он предложил пообедать вместе когда-нибудь «потом». Только когда такси отъехало от ее дома, он осознал, что в кармане у него лишь десятка да горсть мелочи. Урсула, как обычно, не пожелала внести свою лепту, а ни чековой книжки, ни пластиковой карточки у него с собой не оказалось. Таксист довез его до Ноттинг-Хилла, где вышвырнул из машины, и дальше Ричард поплелся пешком.

Он брел сквозь клочковатый утренний туман; прошел по Портобелло-роуд, мимо Фронт-Лайн, где уже в этот ранний час собрались наркоманы, безнадежно скрючившись в причудливых позах у букмекерской конторы, они сверлили глазами проезжающие машины, словно глаза их были лазерами наведения ракет «земля-порошок». Ричард знал, кто они и чего они хотят. И знал, что сам сродни им — даже больше, чем они могут себе представить.

До Хорнси он добрался, когда уже совсем рассвело; тело его приобрело контрастные оттенки, как после наркоза: голубые, красные, пурпурные, снизу, сверху, зигзагами; несмотря ни на что, в паху у него все равно точно рог торчал, он беспрестанно думал об Урсуле, представляя ее в различных положениях и позах; голой, одетой, прогнувшейся назад, — даже с ампутированными ногами, как давешний пьяница в Ист-Энде, — чтоб легче было в нее войти. Но, когда Ричард добрался-таки до кровати, то понял, что похоть переполняет его, — и он не может ни унять ее, ни сдержаться. Всего после трех прикосновений он исторг сперму, как исторгает из себя жидкость пузатый любитель пива в общественном туалете. Три сгустка спермы насквозь промочили его игрушечное одеяльце. Стоит ли говорить, что в то утро до редакции «Рандеву» он не дошел.

Осень покинула Лондон — залетная, сезонная туристка, одетая в рыжевато-коричневые опавшие листья от «Берберри», и оставила окутанный древней скорбной зимней стужей город прозябать в одиночестве.

На всякой улице бывает свой праздник, и вскоре Ричард Эрмес сменил любительницу перчаток на должности редактора рубрики «Премьеры». Повышение по службе принесло ему кое-какие привилегии, включая быстрое продвижение его кандидатуры для принятия в клуб «Силинк». Теперь ему требовалось всего пять минут, а не пятнадцать, как раньше, чтобы дождаться Джулиуса и сделать заказ. Также он приблизился к центру, к воющей пустоте тропического шторма, именуемого Белловой компанией. Теперь ему непременно звонили по телефону перед каждым сборищем. К нему так же, как к прочим, Белл относился свысока и иногда унижал его — но не больше, чем остальных.

В те вечера, когда у него не хватало наличности либо сил, чтобы подъехать в тот или иной ресторан, бар или клуб, где компания заседала в этот раз, ему неизменно звонили с мобильного телефона, и сквозь треск доносилось:

— Ричард? Да, это Белл. Мы тут подумали, что нам чего-то не хватает. Урсула тоже здесь, и она… ей… немного скучновато. Она сказала, что очень хочет тебя видеть.

— Серьезно? А где вы?

— Мы — в… Слэттер, где мы? — как Ричард ни напрягал слух, он не мог расслышать ничего, кроме хихиканья и гогота, и ничего похожего на обмен информацией, а потом: — Да, в греческом ресторанчике в районе Финч… — Далее непременно следовали гудки, оставляя Ричарда в состоянии адовых мук неизвестности — и вот непонятно ему: то ли хватать «Желтые страницы» и листать на предмет любого совпадения параметров поиска «греческий ресторан» и «Финч», то ли просто биться башкой о стену до беспамятства, чтобы забыть и себя, и ненаглядную Урсулу.

А иногда ему звонили и в самом деле посреди ночи, часа в три, в четыре или даже в пять, после того как Ричард доставит Урсулу домой (что ему теперь позволялось делать — за свой счет, естественно), или уедет домой сам, оставив ее с компанией. И снится ему, что он гонится за ней по прибрежному песку где-нибудь на Ривьере, — как вдруг настойчивая трель звонка возвращает его в потные пределы кровати, резко поднимает с постели, и он рывком снимает трубку с рычага: «Алё? Кт’это?», — для того лишь, чтобы услышать зловещее урчание гудков; когда он набирает 1471, леденящий душу механический голос произносит: «Вам звонили сегодня в четыре сорок пять утра; извините, номер не сохранился». Больше всего его убивало это «извините», как будто записанный на пленку голос на самом деле извинялся за то, что у него, Ричарда, возникли трудности.

В чем-то дела его пошли лучше, в чем-то хуже. Белл и компания всё так же развлекались жестокими проделками, как студенты-второкурсники, но в то же время Ричард добился кое-каких успехов в своих ухаживаниях за Урсулой, правда, продвигались эти ухаживания со скоростью улитки, накачавшейся туиналом[18]. Теперь почти каждую неделю они вместе обедали — в закусочной, располагавшейся примерно на одинаковом расстоянии от редакции «Рандеву» и ее кенсингтонской квартиры. Во время этих совместных обедов она была совсем другой — была той Урсулой, которую он хотел… хотел… хотел сделать своей женой. Она предпочитала сэндвичи с тунцом и майонезом на кусочке пеклеванного хлеба, в то время как он неизменно заказывал салями на кусочке ржаного.

Не было больше приступов неудержимой веселости, свойственных ей по вечерам; не было имиджа «дрянной девчонки», демонстрации ног и бюста и шепота вагины. Не было кокаиновой фальши, неестественно красных, цвета кетчупа, губ, блестящих, как кристаллы порошка на зеркале, глаз. И не было ее аромата — сладкого, неописуемо соблазнительного парфюма, так ей, по мнению Ричарда, свойственного, как Земле свойственна сила притяжения. Без этого запаха она была доступней — и невыразимо проще и роднее.

Она казалась игривой и веселой — даже стала понемногу рассказывать о своем прошлом, тем более милом Ричарду, что оно во многом походило на его собственное: отец, которого она любила, но после развода родителей чувствовала, что отдаляется от него, мать, от влияния которой она никак не могла избавиться, сестры, которые с удовольствием приезжали к ней в гости покутить в большом городе, а потом бранили ее же за отсутствие четких жизненных принципов, праздность и легкомыслие. Они с Ричардом сочувствовали друг другу, обсуждали мелкие невзгоды и разочарования. Ричард даже готов был обсуждать с ней последний выпуск ее колонки, невзирая на то, что вся эта писанина производила в мире шуму не больше, чем использованная ватная палочка, упавшая на сырое полотенце.

Зато во время таких обедов не упоминались ни Белл, ни его прихлебатели, и когда они встречались снова, в тот же или на следующий вечер в баре клуба «Силинк», куда что девалось. Те же мерзкие шуточки, те же жестокие розыгрыши. А Урсула вела себя так, точно и не было этих совместных обедов, точно они соприкасались в двух параллельных, никак не пересекающихся мирах.

Но проблема была еще глубже и тревожней. По мере того, как зимняя стужа пропитывала город, сперва проникнув в подвал, потом пробираясь выше, захватывая этаж за этажом, — пока не объединились холод земли и небесная стужа, приемы для прессы, презентации книг и премьерные показы достигли новых высот неистовства и бесполезности. Белл и компания теперь не только ужинали с Пабло — почти каждый день они пили с ним чай, а иногда — обедали и даже полноценно завтракали.

Главным образом потому, что в начале ноября у компании появился новый дилер, снабжавший ее кокаином. Нашел его Слэттер. Этот индивидуум был Слэттеровым подобием, — настолько усыпанным перхотью, что невольно представлялось, будто горстка его «продукта» добавлялась в качестве бонуса в каждый пакетик. Но, несмотря на подобные «бонусы», товар у него был — высший сорт: сливочно-белый, с крупными кристаллами, непримятый — и поставщик этого товара был всегда на связи, всегда готов — надо лишь нажать несколько прорезиненных кнопочек. В самом деле, Ричард так часто пользовался услугами дилера (как правило, по велению Урсулы), что вскоре был забит в группу «постоянные клиенты» в записной книжке мобильного телефона дилера, причем занимал одно из первых мест в «топ-десятке» «нюх-парада».