— И еще разузнайте, — продолжал Этредж, — кто из ваших клиентов носит аристократический титул!

Внезапно раздался телефонный звонок. Комиссар Этредж, быстро покачав головой, остановил Сигала, который автоматически потянулся к дорогому хромированному аппарату. Затем снял трубку сам.

— Говорит комиссар Этредж.

Голос в наушнике прозвучал необычайно громко, разорвав напряженную тишину комнаты. Этредж даже отодвинул трубку подальше от уха. Выслушав сообщение до конца, он аккуратно положил трубку на место. А когда он заговорил с Сигалом и Питерсом, голос его звенел от удивления, удивления с немалой толикой страха.

— Звонили из морга, — задумчиво произнес он. — Дер-вин, тамошний ночной смотритель, сошел с ума. Тело Айкельмана было… похищено!

Ровно в двенадцать часов того же, второго в расследовании по делу Айкельмана, дня в кабинете комиссара Этреджа в полицейском управлении раздался громкий телефонный звонок. Комиссар быстро наклонился вперед и снял трубку. Хриплый голос телефониста наполнил комнату. Но Этредж просто выслушал сообщение. Еще до звонка он знал, что пришла Мэри. Она отличалась пунктуальностью.

Он встретил ее снаружи, в мрачном каменном коридоре, и сжал ее изящные, затянутые в перчатки ручки в кратком, безмолвном приветствии. Затем они вышли на залитую солнцем улицу, покинув печальное здание, предназначенное лишь для наказания за преступные деяния и человеческую глупость.

— Сегодня ты прекрасна, как никогда, мисс Мэри Робертс, — сказал он.

Девушка взяла его под руку, и они влились в бурлящую полуденную толпу. Мэри искоса бросила на него взгляд.

— Чарльз, ты не спал. Глаза у тебя усталые.

Он слегка коснулся своего острого, нервного подбородка. Вернувшись от Айкельмана, он только и успел побриться и принять душ.

— У тебя глаз-алмаз, Мэри. — Они проходили мимо ресторанчика. — Не зайдем пообедать?

За обедом Чарльз поведал ей о событиях ночи. Мэри, внимательно слушая рассказ, с прискорбием замечала его посеревшее лицо, недоумение во взгляде и сомнение в голосе.

— Не пытайся взваливать все на себя, Чарльз, — мягко произнесла она. — Детективы в отделе компетентны и, в конце концов, на убийстве Айкельмана свет клином не сошелся!

— Не знаю, не знаю, — хмуро ответил он. — Мэри, если мы принимаем слова О’Шонесси за истину, преступник становится совершенной загадкой. А взять похищение тела Айкельмана из морга! Кто в такое поверит? Однако это произошло. И Дервин сейчас в городской больнице бормочет себе под нос что-то про ходячих мертвецов и таинственного незнакомца в смокинге, вошедшего в окно и сумевшего увести с собою труп!

Он сделал мрачную паузу.

— Я заходил в морг — сегодня утром. И все окна были… закрыты.

— Но ты упомянул, что кто-то смахнул пыль с подоконника, — напомнила Мэри. Он посмотрел на нее и согласился:

— Да. Но, Боже мой, ни одно человеческое существо не способно просочиться сквозь такую решетку, как в морге и у Айкельмана. Это невозможно.

— То же самое утверждает О’Шонесси.

— Именно. — Он несколько минут помолчал, погрузившись в размышления, и продолжал: — Мужчина высокого роста, говорит с немецким акцентом, одет в смокинг, неплохо знаком с Айкельманом, раз тот принял его одного у себя в кабинете после закрытия магазина. Умеет выходить и входить сквозь решетку, словно ее нет, и убивает без следов, за исключением того, что жертва выглядит обескровленной.

Комиссар нахмурился еще сильнее.

Они встали, собираясь уйти.

— Может быть, ты поспрашиваешь об этом своих приятелей, — предложил Этредж с привычной лукавой улыбкой, которую Мэри так любила. — Узнай, не приехал ли с визитом какой-нибудь граф или князь, подходящий под эти приметы!

Вечером, в восемь часов пятнадцать минут, офицер Бэйнс, стоявший на посту в магазине Айкельмана, услышал короткий стук тростью с золотым набалдашником о бронзу двери. Сквозь стекло он увидел невысокого дородного человека, пребывавшего в отвратительном настроении и чрезвычайно спешившего попасть внутрь. Полицейский замешкался и удары в дверь возобновились с удвоенной яростью. Буквально тотчас сердито зазвенел ночной звонок.

Из глубины магазина послышались быстрые шаги мистера Бенджамина Сигала…

— О Господи, это мистер Айкельман!

В возгласе казначея звучал неприкрытый ужас. Ноги его подкосились, от лица отлила кровь, и он побледнел, как воск.

Офицер Бэйнс почувствовал, как по спине пополз холодок — могильный холод.

— Это тот самый, которого убили? — прошептал он.

Неистовые удары в дверь не желали прекращаться.

— Отворяй, Сигал, дурак распроклятый! Чего испугался? Впускай, говорю тебе!

Дрожащими руками офицер Бэйнс открыл дверь. Дэвид Айкельман вошел в свой магазин.

— Сигал, хватит стоять и пялиться, как идиот! Пошли в кабинет. Ох, что мне довелось испытать…

Затем он впервые заметил полицейского. Глаза его от ненависти налились кровью.

— Так-так! Они что, полицию сюда приволокли? Чудненько! Эй, ты, — он угрожающе шагнул вперед, — выметайся с моей собственности!

Ошарашенный Сигал попытался возразить:

— Но вы считались убитым. Полиция…

Айкельман накинулся на него, как загнанный в угол зверь.

— Полиция? Глупости! Я похож на мертвеца? — Он расхохотался, и от его смеха по коже полисмена побежали мурашки.

— Ты, ищейка! Убирайся, откуда заявился!

Полицейский перевел беспомощный взгляд с разъяренного ювелира на мистера Сигала.

— Я должен здесь оставаться, пока меня не отпустят. — Вдруг ему в голову пришла мысль: — Я могу сообщить, что вы живёхоньки. И все закончится. Разрешите позвонить.

Айкельман поджал губы и стоял с каменным лицом.

— В этом магазине телефоном тебе не пользоваться! — прорычал он. — Пошел вон! В конце квартала есть аппарат, оттуда и звони своим треклятым полицейским. И чтоб от тебя не было ни слуху ни духу!

Офицер Бэйнс умоляюще взглянул на Сигала. Тот ободрительно кивнул.

— Да, — сказал казначей, — лучше позвоните из аптеки на углу. Можете известить начальство, что мистер Айкельман в полном порядке, но в данный момент не желает встречаться с полицией. Возможно, через час или два…

— Никак не через час, — прохрипел Айкельман. — Даже не уверен, что завтра. Убирайся!

Полицейский ретировался, пока глаза Айкельмана не успели разгореться гневом, ибо ювелир был собственником и налогоплательщиком. Да и насолить при желании тоже мог…

Оставшись наедине с Сигалом, Айкельман повел казначея в свой кабинет. Там они уселись. Мистер Айкельман молчал. Но стоило Сигалу заглянуть в глаза хозяина, как в нем зародилась тревога, постепенно охватывая душу и перерастая в страх. Дело в том, что мистер Айкельман некоторым образом переменился, почти незаметно, но ужасно.

Вдруг мистер Айкельман вскочил на ноги, угрожающе нависнув над подчиненным. Сигал завороженно смотрел в красные-красные глаза, не в силах отвести взгляда, и почувствовал, как безумный испуг тисками сжал тело, заставил побледнеть и застыть на месте. Тем временем стальные пальцы Айкельмана сжали горло несчастного и проволокли слабо сопротивляющегося казначея по столу, словно груду тряпья. На мгновение лицо хозяина сблизилось с лицом Сигала, и глаза ювелира победно сверкнули, а губы исказила нечеловеческая усмешка. Потом мир померк в милосердном забытье…

Когда офицер Бэйнс покидал магазин, казалось, что никаких причин для тревоги не было. И все-таки Бэйнс знал, что не имел права оставить пост, не связавшись предварительно с детективом-лейтенантом Питерсом. Поэтому, добравшись до аптеки, он намеренно не упомянул о том, что ушел от ювелира. Однако не забыл отметить, в каком гневе пребывал мистер Айкельман.

Короткий приказ Питерса поверг его в отчаяние: