Излюбленным поводом для посещения Лабиринта владыками, во все времена, было желание поискать в массе простонародья красивую молодежь, которая могла бы потом служить целям полового разврата и оргиям жестокости. Понравившиеся владыке какое-либо красивое молодое лицо и свежее тело немедленно отмечалось сопровождающим его промежуточником, и на следующий день это лицо, незаметно для всех, исчезало из пределов Лабиринта. Украденные таким образом лица — жители Лабиринта — пропадали бесследно и безвозвратно; они никогда не возвращались в свои дома. Такие случаи всегда вызывали бурю гнева среди ближайших родственников похищенного лица и панику во всем квартале. Начинались разговоры и споры, которые неизменно заканчивались дракой между ними же, принимавшей по временам жестокий характер и стоившей нескольких человеческих жизней.

Постепенно в некоторых кварталах Лабиринта утвердилось наблюдение, что если на улице показывается группа из трех незнакомых лиц, то вскоре кто-либо из известных в квартале красавиц или красавцев таинственно исчезает. Это наблюдение распространилось с необыкновенной быстротой по всему Лабиринту и сделалось достоянием всего чернорабочего населения. После этого стало опасно ходить по улицам втроем: если группа из трех лиц попадала в незнакомый им квартал, их принимали за похитителей детей; немедленно целая толпа ожесточенных людей на них набрасывалась и растерзывала на клочки. Среди бесчисленных жертв уличной расправы были также многие владыки, которые заплатили своей жизнью, когда они в плохой момент очутились на виду разъяренной толпы. Начавшееся побоище всегда заканчивалось смертью всех трех чужих; озверевшие люди не давали пощады никому. В случае, если владыка падал первым, промежуточники неизбежно погибали, ибо, не обладая секретом, открывающим выход из Лабиринта, они не могли проникнуть в Промежуточную полосу и должны были перейти на положение чернорабочих и остаться жить в Лабиринте. Такая ужасная перспектива деморализовала промежуточников одного вслед за другим; у них отпадала всякая энергия защищаться, и они бессильно отдавались на растерзание. Владыки и промежуточники, отправляясь в Лабиринт, никогда не брали с собой оружия; признавалось, что в случае нападения необходимо употребить все усилия на то, чтобы спастись бегством. Сознание возможности пользоваться оружием дало бы повод к тому, чтобы действительно им защищаться против нападающих. Жители Лабиринта, которые никогда не видали оружия и даже не подозревали его существования, не могут быть им устрашены до того, чтобы обратиться в бегство; употребление оружия не в состоянии бы было остановить атакующих; напротив, оно бы их еще больше возбудило, увеличило бы их число и своим врагам уже пощады бы не давали. В критический момент владыка должен уметь ясно мыслить и сохранять присутствие духа, он должен прежде всего думать о своем собственном спасении, он должен с этой целью управлять действиями промежуточников. Искусный удар, ловкое движение, пущенный вовремя соответствующий клич могут иногда внести замешательство среди атакующих, и психологический момент выигран; свалка делается общей; чернорабочие сбиты с толку, не узнают своих врагов и с ожесточением дерутся между собой. Владыка должен стараться во время нападения отвлечь атакующих от места, где он был впервые узнан и, отступая, тянуть за собой толпу в ту сторону улицы, где толпа гуще, а свет от фонарей слабее. Такими уловками не раз удавалось владыке спасти свою жизнь и жизнь своих промежуточников. В крайнем случае, владыка должен покинуть на произвол судьбы своих подчиненных спутников, а сам, ныряя в беспорядочной массе человеческих тел, вырваться вон из толпы и быстрым шагом направиться к выходу из Лабиринта.

Как уже было упомянуто выше, владычеству нежелательно, чтобы население чернорабочих имело возможность высказывать свою преданность, любовь, лесть или даже страх перед своими господами. Право выражать такие раболепные чувства принадлежит исключительно жителям Промежуточной полосы. Владычеству, однако, приятно сознание, что многомиллионные массы людей, живущих в Лабиринте, в такой непосредственной близости от Возвышенного центра, так обособлены и так безнадежно беспомощны, что не знают и даже не подозревают о существовании владык, хотя и чувствуют на себе их непомерное давление и чудовищную силу их тисков.

Но жители Лабиринта мало-помалу узнали о существовании владык. Были случаи, когда ослабевшие духом промежуточники, или слишком преданные своим владыкам или, наоборот, обозленные против них, желая защищать владыку или отомстить ему, во время нападения чернорабочих, в минуту отчаяния и страха перед неизбежной смертью, громко называли владыку по имени или выражали в отношении его чувства, которые поражали жителей Лабиринта своей неестественностью. Непосредственный инстинкт жителей Лабиринта, их природная жадность ко всякому знанию, ко всякому новому явлению не замедлили подхватить новые, неслыханные слова, новые и странные для них отношения человека к человеку. Два слова: „Владыка“ и „подобострастие“ с необычайной силой запечатлелись в их уме. Эти два слова толковались на все лады и вмиг облетели весь Лабиринт. Две общие мысли твердо укоренились в умах жителей Лабиринта: одна, что посещение квартала владыкой имеет результатом похищение какой-нибудь девочки или мальчика; другая, что убийство владыки, не в пример прочим убийствам, происходящим ежедневно на улицах Лабиринта, всегда сопровождается двухдневным голодом. Если в течение недели произошло нападение на владыку и его людей и владыка был убит, то склады всех ближайших кварталов не открывались в обычное время для выдачи продуктов населению, но всегда запаздывали на два дня.

Владычество, по-видимому, не могло устоять против желания прямой и немедленной мести. Непреоборимая жажда мести свидетельствует о чрезмерно накопившемся чувстве раздражения против жителей Лабиринта; она свидетельствует о том, что чувства вражды и озлобления, которые в течение веков высокомерно игнорировались и подавлялись, вдруг всплыли наружу; она свидетельствует о том, что всемогущие владыки, привычные к власти, ослабели и потеряли перевес влияния в районе. Как это ни странно, хотя население Лабиринта и не знало о том, что существует Владычество, оно немедленно почувствовало силу в момент, когда Владычество стало слабеть. По неизвестным причинам, в Возвышенном центре стали расти потребности в человеческих жертвах, и все необузданнее становилась жажда наслаждений. Владыки неограниченны в своих правах и исполнение их желаний есть закон, обязательный для всех жителей Промежуточной полосы. Вместе с этим стали безмерно учащаться экспедиции в Лабиринт с целью хищения детей или же взрослых девушек и мальчиков, отличавшихся своей физической красотой или талантами. Владыки, дерзнувшие в Лабиринт, часто не возвращались оттуда. В Осведомительное Бюро получались донесения агентов о новом и необычайном настроении в Лабиринте. Утверждалось, что среди чернорабочих создалась особая атмосфера подозрительности и что всякий человек, неизвестный в каком-либо квартале, рисковал своей жизнью, как чужой и злонамеренный пришелец. Требовалось обладание в совершенстве тем неуловимым, но действующим, как естественный закон, психическим общением со всей толпой и совершенно правильным контактом с каждым человеком в отдельности. Советовалось владыкам быть настороже, когда они отправлялись в Лабиринт, и быть осмотрительными при выборе себе промежуточников в провожатые; эти люди должны быть хорошо знакомы с Лабиринтом и должны уметь всецело проникнуться психическими вибрациями, господствующими в массах чернорабочих. Довольно одного неосторожного слова, странного взгляда или необычного жеста, чтобы нарушить психический эквилибр и обратить на себя внимание толпы; моментально может вспыхнуть гневная стихия, которая быстро разрастается и <которую> уже ничто не может остановить. Чернорабочие не привязаны к жизни, они привыкли погибать на улицах в свирепых схватках между собой по самому ничтожному поводу, они как будто находят радость и оживление в борьбе, и, как дикие, они бросаются в побоище и взаимное уничтожение. Агенты-промежуточники и специалисты по массовой психологии, изучавшие на месте новые формации чернорабочей психики, сходились во мнениях и утверждали, что в Лабиринте происходит нечто новое, неожиданно появившееся, непонятное им и неизведанное в течение многих веков. На почве общего раздражения происходит постоянно возрастающее возбужденное состояние отдельных лиц, отличающихся большей чувствительностью и восприимчивостью и, благодаря необычайной способности сообщаться через посредство каких-то странных влияний, переходит вмиг с одной головы на другую; это возбужденное состояние распространяется на все головы, как быстро надвигающаяся гроза, и охватывает одним бушующим чувством все многомиллионное население Лабиринта.