Она проигнорировала его вопрос и положила фотографию на стол, склонившись над бумагами и пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка.

— Нет, конечно, ты не можешь знать, — продолжал Лестер. — У тебя пока еще не было случая это выяснить. — Он снова стал циничным, и с этим, как она с удивлением поняла, ей было справиться гораздо легче, чем с его внезапной искренностью. — Ни один мужчина пока еще не мог проверить твое постоянство. Если верить Роланду, у тебя никогда не было настоящего приятеля. Я нахожу это весьма поразительным. — Он растянулся в полный рост на постели и потянул ее вниз присесть рядом с ним. — А ты разве не боишься быть наедине с мужчиной — волокитой, который публично объявил о своем отречении от женщин, но тем не менее готов получить от них то, что ему нужно? Или ты на самом деле так невинна, что даже не подозреваешь об опасности, которая таится в такой ситуации?

Элиза неуверенно улыбнулась, не зная, что сказать. Не было никакого сомнения в том, что она имела полную ясность по поводу того, какой опасности — и опасности, мучительно манящей, — подвергается, оставаясь с ним наедине. Но ее единственной защитой от него — и от себя — был ее покров невинности, и она торопливо облачилась в него и кивнула.

Он недоверчиво усмехнулся:

— Ты что, серьезно? — И осторожно потянул ее к себе. — Ты искушаешь меня продемонстрировать тебе на деле, какие опасности тебе могут грозить. В конце концов, кто сделает это лучше, чем старый друг семьи, кто нагляднее покажет тебе все сладострастные радости плоти? — Его взгляд оценивающе бродил по ее телу. — Нет никакого сомнения, — тихо продолжал он, — что тебе что-то нужно, какой-то катализатор, чтобы ты превратилась в живое существо, в женщину, вместо того чтобы быть только приставкой к радиоаппаратуре.

Его насмешка ужалила Элизу. Она отдернула руку и резко выпрямилась. Как юный Лестер любил мучить ее на качелях, так же взрослый Лестер мучил ее сейчас.

— Я пришла помочь тебе упаковать вещи, — ядовито сказала она, — а не получить от тебя урок соблазнения. Впрочем, мы друг на друга действуем, как наждак, да? — И она продолжила свою работу.

Какое-то время он лежал и смотрел на девушку. Почувствовав, что не может больше этого переносить, она встала и вышла из комнаты. Скоро он присоединился к ней, и они молча упаковывали вещи. Завершив этот огромный труд, Лестер отвез ее домой. Когда она открывала дверцу машины, он сказал:

— Я тебе благодарен и говорю это искренне. — Он протянул руку и преградил ей путь, чтобы она не вылезла из машины. — Скажи мне кое-что. Зачем ты это сделала? У тебя была какая-то причина?

— Конечно нет. Не было у меня никакой причины. Я это сделала просто потому, что тебе нужна была помощь, вот и все. Ну может, еще ради старой дружбы. В конце концов, — она все-таки выбралась наружу и теперь стояла на тротуаре, — мы ведь когда-то были друзьями, правда ведь?

Лестер позвонил через несколько дней, и Элиза спросила его:

— Как прошел твой переезд? Без особых сложностей?

— Да, все благодаря превосходной упаковке. Миссис Деннис помогла мне разобрать вещи на месте и похвалила твою работу… Э-э-э… ты помнишь, я упоминал парня по имени Говард Биль?

— Да, — ответила она, облизнув губы. — А что?

— Он хочет с тобой познакомиться. Можно, мы с ним заедем?

— Но, Лестер, я думала, ты говоришь несерьезно. Ты же прекрасно знаешь, что я не хочу…

— Он стоит сейчас рядом со мной, Элиза. — Его тон предупредил ее, что отступать уже поздно. — Мы будем минут через десять.

Он отключился, а Элиза осталась стоять, тупо глядя на трубку. Наконец она медленно положила ее на место и оглядела себя: старые черные брюки, растянутый черный свитер. Ну и что? Она же не намерена производить на этого человека впечатление. Если ее внешность отпугнет его, тем лучше.

Она прибралась в гостиной, взбила подушки, подобрала журналы и газеты, валявшиеся на полу, и побежала наверх. Мужчины приехали раньше чем через десять минут. Она услышала звонок в дверь. Открыл отец.

Элиза причесалась и слегка припудрилась. Когда она спустилась, они стояли в прихожей. Лестер внимательно наблюдал за ней, лицо его совершенно ничего не выражало. Потом она увидела человека, которого он привез с собой.

Он был среднего роста, такого же солидного сложения, как, вероятно, и его счет в банке. Процветание и успех крепко пристали к нему, придавая напыщенный вид и заставляя его выглядеть старше своего возраста. Ему должно было быть не больше тридцати пяти, но выглядел он как человек, чьи взгляды и ценности ближе к людям предпенсионного возраста.

Он смело посмотрел на Элизу, которая тихонько стояла рядом с Лестером и ждала, пока их представят друг другу. Даже если бы сердце ее не принадлежало целиком и полностью Лестеру Кингсу, она все равно не стала бы забивать себе голову, думая об этом флегматичном, скучном человеке.

Но Говард Биль сиял, словно ему только что предложили очень выгодную сделку по сходной цене. Он, похоже, был доволен девушкой, которую Лестер Кингс представлял ему как потенциальную супругу. Они пожали друг другу руки и перешли в гостиную, но выражение лица Элизы не переменилось. Она продолжала оставаться апатичной и равнодушной. Когда все расселись, она даже не сделала попытки завести разговор.

Говард попытался побеседовать с ней, но она давала односложные ответы. И чем больше раздражался Лестер, тем больше она входила в роль туповатой необразованной девушки. Один раз, когда Говард прикуривал, она глянула на Лестера и сверкнула неожиданной, намеренно нахальной улыбкой, потом снова замкнулась в своей угрюмости. Лестер сцепил руки, словно душил кого-то, словно ему доставило бы немалое удовольствие, если бы в его руках оказалась ее шея.

— Не хотите ли чашку чая? — спросила Элиза, выговорив впервые законченное предложение.

Лестер посмотрел на Говарда, который с радостью согласился — возможно, подумала Элиза, для того, чтобы хоть ненадолго избавиться от ее невыносимого присутствия. Она приготовила чай и внесла его на подносе в комнату.

— Я отнесу чашку чая твоему отцу, — сказал Лестер, становясь перед ней и усмехаясь с видом победителя. Она нахмурилась, не зная, как поступить. Пока Лестер будет наверху общаться с ее отцом, ей придется вести хоть сколько-нибудь вразумительный разговор с этим человеком.

Как только Лестер ушел, Говард пересел к ней поближе. Он принял у нее из рук чашку чая и вынул записную книжку.

— Так как нам придется узнать друг друга получше… — начал он, и Элиза была поражена тем, что он оказался настолько толстокожим, что ее полное отсутствие интереса к нему принял за поощрение. — Нужно решить, в какой день нам лучше встретиться.

— О, я, право… не знаю, может быть…

— Так как дни становятся длиннее, полагаю, лучше всего подойдет вечерняя прогулка на машине, тогда мы с вами сможем обо всем поговорить и обсудить положение вещей.

«Ради всего святого, — подумала Элиза, — какое положение вещей?»

— А не могли бы мы… — сказала она вслух, заколебалась, но решила пойти ему навстречу и продолжила: — Не могли бы мы сходить на концерт?

— Это совсем не в моем духе. У меня нет музыкального слуха. Для меня настоящая мука — слушать музыку.

Вернулся Лестер, усмешка у него на лице выдавала, что он услышал, как Говард отверг то, что было для нее дороже всего.

— Лучше какое-нибудь шоу — чтобы было ярко, много танцев, движения. Не говоря уж о девочках, на которых можно посмотреть. — Он кинул скользкую улыбочку в сторону Лестера. — Вот это я люблю. Знаешь, что я лучше сделаю — посмотрю в газетах, что где идет, и позвоню тебе.

Элиза сказала еле слышно, беспомощная перед его непроницаемой бесчувственностью:

— Как хотите.

Он самодовольно кивнул. Она почувствовала, что, если бы даже она ему сказала: «Нет, спасибо», реакция его была бы такой же, потому что за толстую стену его самодовольства и чванства не просочилось бы осознание того, что она вообще может ему отказать.