По истечении времени открыли дверь и увидели, что веник шевелится от клопов. Это была живая шапка, напоминавшая пчелиный рой. Хозяйка вынесла его и сунула в горящую плиту летней кухни. А вечером товарным поездом мы приехали домой.

Казахская ССР,
г. Балхаш,
26.05.78 г.

Мамина забота

Неожиданно судьба забросила меня в отдаленное казахское село. Был урожайный год на ячмень и пшеницу (такое случается раз в пять лет). Там я и встретилась на колхозном току со свидетельницей следующего случая.

— Кто верит в то, что покойники ходят?

Слушательницы подскочили с мест, словно лежали не на теплом зерне, а на раскаленных угольях. Я знала, что и «небывалое бывает…» но молчала, боясь спугнуть начавшийся разговор.

— А ко мне мама-покойница приходила.

— Расскажи.

— Она погибла несколько лет тому назад. Помните, был суд над шофером?

Мы продолжаем молчать.

— Дело было весной, маму вызвали в училище (где я тогда училась), наверно, ругали за мое поведение). Потом она зашла к старшей дочери (нас у нее шестеро) и опоздала на рейсовый автобус.

Встретила зятя на мотоцикле и согласилась на его предложение сесть в люльку. И вот у поворота, не доезжая нашего поселка, мотоцикл перевернулся, и мама, пролежав три месяца в больнице, умерла. Врачи так и не смогли помочь (потом нам стало известно, что у нее при падении сплющился позвоночник).

Отец очень переживал ее смерть и сказал нам, что до тех пор будет оставаться один, пока не выдаст замуж меня (я самая младшая, и было мне тогда неполных 19 лет).

Вынос тела состоялся из нового дома. Она так мечтала пожить в нем, а пришлось обряжать ее в последний путь. Мы с сестрами положили в гроб часы, золотые сережки, то есть старались отдать все новое, чтобы не обижалась.

Прошло несколько дней. Однажды вечером я лежала на кровати и читала книгу. В доме, кроме папы, никого не было. Все двери были заперты. Вдруг вижу, как по коридору идет мама и направляется в мою комнату. Садится на стул.

Я оцепенела от страха. Поджала ноги под одеялом к самому подбородку. Ни закричать, ни сказать ничего не могу.

А мама тем временем заговорила ласково:

— Хорошо, что вы положили мне часы: теперь я буду знать время, когда к вам приходить. Но зачем вы положили золотые сережки? Надо было оставить у (она назвала имя старшей дочери). Да, вы забыли положить мне гребешок, как мне трудно без него. Приготовьте его, я за ним зайду…

И тут ко мне вернулся голос… Я так закричала, что отец тотчас прибежал. Все ему рассказала. Глянули на двери — они были открыты.

На следующее утро в дом пригласили старушку, которая обошла все комнаты, чем-то кропила, что-то шептала.

На следующую ночь никто не приходил. А через день она снова явилась. Грустная такая, и говорит тихо-тихо.

— Ну, зачем ты, Ирина, так кричала? Я больше не буду приходить. Передай отцу — пусть женится, ему нужна хозяйка. И принесите мне гребешок. Я уже много дней не расчесывалась.

И ушла…

Утром я рассказала отцу, стали искать ее гребешок и, когда нашли, увидели, что в нем запутался седой волос. Это был мамин волос.

Слушательницы молчали. Лишь я одна знала, что книга «Радуга Чудес» пополнится еще одним свидетельством о том, что смерти нет и люди не умирают, а изменяют свое состояние бытия.

г. Балхаш,
24.12.79 г.
Мила Градова.[28]

Иссык-Кульская пожирательница трупов

Многим кажется, что в век космонавтики, радио и телевидения нелепо говорить о колдовстве. И все же колдовство тащится темной паутиной из древности в наше время — ползет, прячась и извиваясь, приспосабливаясь к современным формам жизни, и время от времени прорывается наружу, поражая наше воображение.

Недавно я ездила в район Иссык-Куля к брату на похороны его дочери, 12-летней девочки, погибшей от несчастного случая. Дом брата расположен в большом селе, привольно раскинувшемся неподалеку от красивого озера, за которым высятся белоснежные шапки гор. Воздух тут изумительно чист, и чаша озера в обрамлении гор, когда-то своею красотою пленивших Пржевальского, кажется, своей густой синевой соперничает с красотой голубого неба. Недаром туда каждое лето устремляются целые полчища туристов…

Но в доме брата царила скорбь. Покойницу любили все за ее ласковость, за умение сказать приветливое слово, за веселый смех, за красоту белокурой головки…

В избу, где поставлен был гроб, перед выносом все время прибывали соседи и соседки, ближние и дальние.

Обсуждали несчастный случай. И тут вдруг раздался чей-то голос, что дело это, наверное, не обошлось без колдовства.

— Конечно, мою Ирочку погубили завистливые люди. Здесь, в Киргизии, что ни двор, то — знахарь, что ни женщина — то ворожея. И никто меня не переубедит в этом, силу заговора самой пришлось испытать…

В киргизских селах покойника сажают прямо в яму, верх закладывают сучьями, присыпают землей. Со временем земля оседает, частично просеивается, и ходить возле таких мест небезопасно.

— Когда я была маленькая, — начала свой рассказ Валентина, — мы любили зимой кататься с горки, которая одним концом упиралась в заброшенное кладбище. Как-то зимним вечером кататься было особенно интересно: смех, веселье, шутки, толчея. Кто-то из ребят шутя толкнул мои санки, и они стремительно помчались вниз. Тормозить не хотелось: ветер свистит, а сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Вдруг резкий толчок (санки коснулись земли), я спрыгнула на землю, но чувствую, что одна моя нога провалилась… Я закричала от ужаса, задергалась от страха… с того вечера стала заикаться, потом уж меня водили к какой-то бабке, которая вылечила.

— А мой внук, Лексей, — подхватила нить разговора другая женщина, недавно вот что мне сказывал. Едет он по дороге (он у нас выучился на шофера такси), стоит женщина средних лет — голосует. А он у нас добрый — мухи не обидит. Притормозил, значит, она садится, назвала адрес, и поехали, а когда стали проезжать киргизское кладбище, просит остановить. Вечерело, надо было спешить, чтоб вовремя машину поставить в гараж. Но просьба пассажира — закон. Может, ей приспичило по маленькой надобности. Она вышла и зашагала в направлении к могилам. А мой-то внук прохаживается среди их мавзолеев, рассматривает. Прошло некоторое время. А клиентки нет. Пошел он ее искать. Замелькали погребальные плиты, глядь — невдалеке видит он свою пассажирку. Но что она делает? Место, у которого она стояла, разрыто, из ямы виднелся покойник, а его ногу с жадностью грызла та женщина.

Водитель от страха остолбенел.

— Чему ты удивляешься? Чтобы стать первой колдуньей, надо пройти через это… Возвращайся к машине, я сейчас приду, — сказала она.

Из этого рейса внук вернулся поседевшим. Если б не любовь к профессии, наверное, не оправился.

А теперь работает на автобусе; хотя там многолюднее, больше шума, а ему — спокойнее.

Уезжала я из Киргизии без сожаления. Теперь я знала, что среди ее красот таятся отвратительные колдовские обряды…

P.S. Через несколько дней Валентина (мать Ирины) прислала письмо. Пишет, что на днях снилась дочь. На вопрос матери: «Как ей живется?» она весело ответила:

— Хорошо. Живу в интернате. Учусь. На каникулах не скучаю — играю с подружками. Не переживай за меня, мамочка. Мне здесь так хорошо.

г. Балхаш,
28.12.79 г.
Мила Градова.

Неохота бабушке возвращаться

— Ты слышала? Нет, ты читала? — глаза подруги округлились от невысказанной новости.

вернуться

28

Последний секретарь А. П. Хейдока.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: