Третья же стадия истории культа отражена в Жреческом кодексе. Второзаконие, отмечает Велльгаузен, выдвинуло требование о концентрации культа в Иерусалимском храме. В Жреческом кодексе единство культа стало законом ³⁴. На основе Жреческого кодекса «никогда не могла бы последовать реформация, никакой Иосия не мог бы, исходя из него, заметить, что современное состояние культа извращено и должно быть преобразовано» ³⁵.

Итак, Велльгаузен и его школа убедительно доказали, что Пятикнижие имеет свою реальную историю, связанную с развитием социально-политических и религиозных представлений древних народов. Этот вывод принят и современной научной критикой Библии.

Остановимся кратко на истории критики Нового завета. Прежде всего нужно отметить, что до римского епископа Каликста I (217–222) «священной книгой считался лишь Ветхий завет» ³⁶. Но в борьбе с ересями, как отмечает советский историк папства С. Г. Лозинский, христианство должно было найти опору «в другом „завете“, столь же священном, как и израильский… Новый завет, служа как бы продолжением своего предшественника, считался, подобно ему, „боговдохновенным“, а потому все его предписания с конца IV в. также считались каноническими» ³⁷.

И все же раннее христианство и отдельные произведения, впоследствии вошедшие в состав Нового завета, уже во втором столетни были подвергнуты рационалистической критике античными писателями и мыслителями. Так, Лукиан (ок. 125 г. — ок. 190 г.) в своем сочинении «О смерти Перегрина» высмеивал легковерие почитателей Христа и суеверие ранних христиан. А античные философы Цельс и Порфирий с позиции разума критиковали слепую веру христиан в пророчества и предсказания, в магические заклинания и спасительные амулеты. Цельс считал, что подобная вера порождена деятельностью шарлатанов, пользующихся до смешного легкомыслием христиан. Порфирий же, как сказано, указал на смехотворные рассказы евангелистов, связанные с фантастически сказочным рождением Христа и его чудотворными деяниями, вроде встречи с легионом бесов и двумя тысячами свиней.

Важное место в истории рационалистической критики Нового завета принадлежит французским материалистам XVIII в. Поль Гольбах (1723–1789) отрицал небесное происхождение новозаветных книг и показал фантастический характер евангелистических повествований о жизни и деятельности Иисуса Христа.

Поль Гольбах в «Галерее святых» вскрыл разночтения в евангелиях о родословной Христа, в последних его словах перед смертью, о его явлении апостолам после того, как он якобы воскрес и т. п.

Философ не отрицал историчности Иисуса Христа, но утверждал, что рассказы евангелистов о родоначальнике христианства полны фантасмагорий и несуразных вымыслов.

Продолжателем традиций Гольбаха были многие прогрессивные мыслители XIX в.

Значительную роль в новозаветной критике сыграла так называемая тюбингенская школа, которая решительно отвергла церковное учение о сверхъестественном возникновении христианства и его «боговдохновенных» произведении.

В своей замечательной книге «Жизнь Иисуса» один из представителей этой школы Давид Штраус (1808–1874), не опровергая историчности Христа, на основе тщательного текстологического анализа новозаветной литературы показал, что она — результат мифотворчества. Впервые в истории библейской критики Штраус убедительно доказал разновременность происхождения книг Нового завета, в частности верно определил время написания евангелий — II в. н. э.

Книга Штрауса «Жизнь Иисуса» сыграла значительную роль в формировании мифологической школы, оказавшей большое влияние на буржуазную историографию раннего христианства.

Один из выдающихся представителей этой школы — Бруно Бауэр (1809–1882) в своем трехтомном труде «Критика евангельской истории синоптиков и Иоанна» исследовал содержание первых четырех книг новозаветного канона и пришел к выводу, что свидетельства их авторов о рождении, жизни и смерти Христа не заслуживают доверия. Материал, этих книг скомпонован таким образом, чтобы сформулировать определенную религиозную программу, но он не воссоздает события, якобы имевшие место в Палестине в I в. н. э. Главное действующее лицо в евангелиях не имело прообраза и не является реальной исторической личностью.

Идеи Бауэра были развиты буржуазными библеистами XIX — начала XX вв. А. Пирсоном (1831–1896), Г. Болландом (1854–1922), Д. Робертсоном (1856–1933), А. Древсом (1865–1935) и др.

Наряду с мифологической школой сложилась в буржуазной историографии раннего христианства так называемая историческая школа. Ее представителями были Э. Ренан (1823–1892), Э. Мейер (1855–1930), А. Гарнак (1851–1930), А. Лаузи (1857–1940) и др. Характерная особенность этой школы заключается в том, что она увидела в Иисусе реального исторического религиозного деятеля. Ренан, например, пытался доказать, будто христианство является логическим завершением иудаизма, и этому способствовал реформатор Иисус, обладавший пророческим даром и острым пониманием нравственных и религиозных задач своего времени. Выходец из низов, Иисус, по мнению Ренана, был близок народу и призывал к такому социальному строю, в котором господствовали бы справедливость и гармония. Энгельс писал, что книга Ренана «История происхождения христианства» — не серьезное научное исследование, а «роман». И хотя автор его «обладает кругозором более широким, чем немецкие университетские теологи», все же он «ужасно поверхностен» ³⁸.

Буржуазные библеисты проделали большую аналитическую работу по рассмотрению состава, источников и времени происхождения библейских книг. Однако они, пользуясь словами Энгельса, были «поверхностными» исследователями, так как считали, что религиозные идеи не имеют исторических и классовых корней. Иначе говоря, они были идеалистами в объяснении социальных и духовных явлений. Идеалисты в понимании истории, указывал В. И. Ленин, «в лучшем случае рассматривали лишь идейные мотивы исторической деятельности людей, не исследуя того, чем вызываются эти мотивы, не улавливая объективной закономерности в развитии системы общественных отношений, не усматривая корней этих отношений в степени развития материального производства» ³⁹. Поэтому буржуазные критики Ветхого и Нового заветов не в состоянии были выяснить общественно-материальные основы жизни людей в древности, породившие религиозно-литературные памятники, в том числе Библию. Подлинно научный анализ истории и содержания библейских произведений может быть достигнут лишь на основе марксистского исследования общественно-материальных и социально-экономических условий, при которых эти произведения появились. Марксистское критическое изучение Библии несравненно богаче буржуазной библеистики, и оно базируется на прочном научном и философском фундаменте.

Для понимания проблемы происхождения и содержания Ветхого завета огромное значение имеет переписка между Энгельсом и Марксом (май — июнь 1853 г.) в связи с прочитанной Энгельсом книгой английского ориенталиста священника Ч. Форстера. Хотя «в каждой строчке, — отмечает Энгельс, — проглядывает поп и апологет Библии», все же книга его «не лишена интереса». Из материала книги Энгельс делает важные выводы об общности жизни евреев и других семитских племен в древности. Он писал: «Приводимая в книге Бытия генеалогия, выдаваемая за генеалогию Ноя, Авраама и т. д., является довольно точным перечислением бедуинских племен того времени по степени родства их диалектов и т. д. До настоящего времени бедуинские племена называют себя, как известно, Бени Салед, Бени Юсуф и т. д., то есть сыновья такого-то и такого-то» ⁴⁰.

Отсюда Энгельс приходит к заключению, что сами евреи были «таким же мелким бедуинским племенем, как и все остальные» и что Ветхий завет содержит запись «древнеарабских религиозных и племенных традиций» ⁴¹.

Вопросу мифотворчества Ветхого завета посвятил свою работу «Миф об Адаме и Еве» П. Лафарг (1842–1911).

Автор этого труда обращает внимание на тот факт, что ветхозаветный миф о двуполом существе первочеловека тождествен подобным мифам многих народов, и связан он с племенной структурой первобытного общества, символизируя племя, находящееся на эндогамной стадии своего развития. В то время, отмечает Лафарг, для обозначения рода или племени употребляли имя в единственном числе. Так, например, имя Адам служило наименованием «одного или даже нескольких диких семитических племен» ⁴².