Аккуратно опустив «ежика», я повернул голову. Точно, пять мужиков. Видимо, работяги. Хотя нет, один, похоже, парикмахер. Вон, расческа торчит из кармана и ножницы, в специальном таком крепеже. Но двудулку держит уверено, и выцеливает как раз урку. Меня на мушке держат двое пожилых мужиков, направив в спину два револьвера. Блин, если честно, то мне это не нравится совсем.

     — Да этот козел!.. — молодой решил было подать голос, но выстрел из револьвера ему под ноги заставил его подпрыгнуть и замолчать.

     — Молчать, оба. Сейчас придет шериф, и разберется. Стас, погляди, что с остальными! — это еще один работяга. С жилистыми руками, будто из корней сплетенными. В руках у него интересная штука — как раз та самая мосинка и есть, и даже штык сбоку поблескивает. Это вроде как карабин образца тысяча девятьсот сорок четвертого года. Седая древность, антиквариат.

     — Готовы, Михалыч. Оба наповал. — Один из молодых работяг сходил вдоль стеночки к лежащим на грязной земле телам, и коротко ткнул их топорищем. Он один единственный не был вооружен огнестрелом, только плотницкий топор в руках. Впрочем, никогда топор не недооценивал. Сам в юные годы наловчился метать топор на десяток шагов настолько уверенно, что из десятка раз десяток попадал туда куда хотел и втыкался топор так, что вытаскивался с трудом.

     Из-за спины послышался топот лошадиных копыт, фырканье и скрип телеги. Точнее, брички, на которой приехал здешний шериф. Качнув бричку на рессорах, он тяжко слез с нее и неторопливо, аккуратно обходя лужи, вошел в проулок.

     — Что здесь, Михалыч? Опять новички? — так же неторопливо обратился он к пожилому с винтовкой.

     — Да. Слышим — выстрелы, мы сюда. Подбегаем — этот мужик держит того борзого на мушке, на земле два холодных валяются. Ничего необычного, в принципе.

     — Мда, необычного точно нет ничего, — шериф хмыкнул, и повернулся ко мне, коротко глянув на торчащую из грязи пустую гильзу, и на одностволочку, которую я опустил и держал одной рукой, стволом вниз. Точнее, на взведенный курок ружья. — Что тут было, мужик?

     — Шел мимо. Проходя, услыхал, как этот и тот, без полбашки, пытаются опустить очкарика. Очкарик, увидев меня, попросил помочь. Эти повернулись ко мне, наставив ружья и угрожая убить, если не свалю. Очкарик в этот момент попытался взвести курок своей фузеи, но не успел, этот выстрелил ему в живот. Я убил второго борзого, и успел перезарядиться, пока живой борзый корячился со своей «муркой». Потом взял его на мушку и ждал власти. — Что было, то я и рассказал, мне придумывать нечего.

     — Почему не грохнул второго? — поинтересовался шериф.

     — Это ваш дом, я в чужой монастырь со своим уставом не лезу, — коротко ответил я, не покриви душой.

     — Так, а ты что скажешь? — шериф повернулся к молчащему до этих пор урке.

     Из яростного потока фени и мата я сумел выделить, что это я убил обоих, и очкарика, и второго урку, которым первый был другом и братом.

     — Что скажешь? Ведь кто-то из вас врет? — спокойно повернулся ко мне шериф.

     — Сколько выстрелов вы слышали? — поинтересовался я у мужиков.

     — Два. — Ответил старший, а остальные кивнули.

     — Я стрелял один раз, вон гильза лежит. Второй раз выстрелило ружье этого парня. — Кивнул я на лежащую в грязи недооткрытую одностволку. — Раз я стрелял один раз — значит врет он.

     — Угу, — подняв ружье, и с усилием переломив ствол, буркнул шериф. Вытащил из ружья патрон, что меня добило — папковый, то есть в картонной гильзе, понюхал его, и отбросил в сторону. Подойдя ко мне, он протянул руку к моему «ежику», забрал у меня ружье, спустил курок, переломил и вытащил патрон. Поглядел на него, снова вставил в ружье, вернул его мне. Кивнул своим двум молчаливым и здоровущим помощникам, указав подбородком на урку. Те мигом его скрутили, борзой даже пискнуть толком не успел. Шериф подошел к ним, коротко охлопал парня, вытащил у него из кармана деньги, отсчитал какую-то часть, сунул себе в карман, остаток бросил на валяющийся рюкзак. Туда же лег ремень с ножом в ножнах. Урка попытался что-то вякнуть, но был заткнут жестоким ударом в солнечное сплетение.

     — Я ж тебе лично, вместе с остальными про наши законы рассказывал? — приподняв скрючившегося и задыхающегося парня за подбородок, спросил шериф. — Рассказывал? Тащите его к виселице, ребята. А ты, Михалыч, иди, позвони, будь другом, лады? — и шериф подошел ко мне.

     — Так, значит. Ты помог городу, задержал нарушителя нашего закона. Из его денег я забрал полста долларов на похороны, остальные твои. Тот кадр, которого ты убил — его вещи тоже твои. Парень, которого убил — выходит, ты, как отомстивший, его наследник. Но похороны обоих на тебе. Хочешь, нанимай телегу, копай могилы сам, но лучше отдай по полсотне из денег этих парней гробовщику, он и похоронит сам. Зачем тебе лишние хлопоты, верно? И да, если деньги в крови, ничего страшного. Вон, в бочке замой, и все. Деньги тут хорошие, можно перестирать с одеждой, они не выцветут. А вот и Арон Моисеевич, наш похоронных дел мастер, — шериф поздоровался за руку с мощным, налитым силой мужчиной в добротном костюме-тройке, штанины которого были заправлены в высокие черные сапоги.

     Относительно недалеко часто и звонко ударили в какую-то железяку.

     — О, а вот и звонят. Ладно, Аарон, и ты, как тебя? Впрочем, неважно. Короче, вы остаетесь, а у нас важное дело. Нужно осуществить законность и повесить негодяя, — усмехающийся шериф с компанией ушел, оставив меня с отвисшей челюстью. Не, я понимаю, закон бывает разный, и закон Линча тоже закон, но здесь… Охренеть.

     — Чего стоишь? Хоронить сам будешь или как? — гробовщик длинной палкой счистил с сапога налипшую грязь. Поглядел на меня, усмехнулся так печально. — Привыкай, парень. Здесь все просто. Нарушил и попался — лезь в петлю. Тюрем здесь нет, адвокатов как класса тоже нет. Больше скажу — попади сюда прокурор и адвокат, так шансов уцелеть у прокурора больше. Еще раз, и сначала — хоронить сам будешь?

     — Эээ… — умно проблеял я. — Давайте сначала с финансами прикинем, хватит ли у меня на оплату ваших услуг.

     И шагнул к рюкзаку, на который шериф бросил тонкую пачку купюр. Подняв и пересчитав, понял, что уркам с финансами намного более туго пришлось, чем мне. Осталось пятьдесят кредиток, и десять пятерок. Шериф точно полтинник забрал, потратить они вряд ли успели, выглядывая очкарика, выходит что, по крайней мере, одному всего полторы сотни досталось. Глянув на второго, почти безголового, и сглотнув ком в горле, я шагнул к телу очкарика. И понял, что немногим выиграл. Парень после выстрела упал на бок, и больше не шевелился. Впрочем, ему это и сделать было бы трудновато. Похоже, в «мурке» патрон был с пулей. Крохотное, опаленное отверстие только спереди было слегка окровавленным, зато сзади, как раз под рюкзаком, была здоровенная дыра, где сквозь лохмотья плоти и шинели торчали белые куски позвоночника и какие-то сизые потроха. Кровищи натекло на землю, ужас. Да и рюкзак пропитало. И запах стоял еще тот. Блин, все же современное оружие намного чище. Прожженые дыры, и все, никаких крови и грязи. Правда, попал я разок в космосе на разгерметизированный корабль, тоже видок еще тот был. Ладно, делать нечего, я перерезал лямки рюкзака, и, сняв его, опрокинул пока еще податливое тело очкарика на спину.

     — Извини, парень. Помочь я тебе не помог, да и даже отомстить не пытался. Хотел выжить. Но уж так вышло, что я твой наследник… — бросая рюкзак очкарика к сене, где почище, пробурчал я про себя, и ощупал нагрудные карманы, благо там крови вообще не было. Во внутреннем левом нашел пакет с деньгами. Открыв его, я присвистнул. Очкарик был солидно богаче меня, у него в конверте лежали десятки, которых я целых шестьдесят штук насчитал. Похоже, он тоже ими не пользовался. В карманах штанов ничего кроме чистого и простого носового платка не было. Сложив его, я засунул платок в задний карман своих брюк. Мне без сопливчика трудновато обходиться. Так что и эта часть наследства в строку.