— Я и не… переживаю, — с трудом выдавил Илмари.

— Ну да, — усмехнулся Кини. — То-то, я смотрю, с тех пор, как пришел в себя, все меня обихаживаешь. Никак, супруга тебе маловато? Или он не особенно страстен, раз на старых любовников потянуло?

Вот тут Илмари не выдержал и, коротко размахнувшись, ударил по самодовольному лицу. Кини вскрикнул и закрылся руками.

— Уходи, — процедил Илмари. — И чтобы духу твоего здесь не было. Я думал, с тобой можно, как с человеком…

Кини опустил руки, продолжая улыбаться несколько криво:

— Особы королевской крови не обращаются с остальными, как с людьми. И никого, кроме себя, не любят. И ты не исключение. Ты несколько сезонов не вспоминал обо мне.

В чем-то он был прав, конечно. Если бы Илмари по-настоящему захотел — он наверняка сумел бы выведать, куда именно сослали его бывшего любовника.

— Но, знаешь, я не в обиде, — продолжил тот. — Особенно теперь, когда твоим родственникам все-таки удалось тебя свалить… Добро пожаловать в мой мир, Ваше Высочество, — он насмешливо поклонился.

— Я всего лишь хотел извиниться, — покачав головой, сказал Илмари. — И чтобы мы стали друзьями.

— Это на тебя так подействовала ссылка? — Кини вздернул брови в неискреннем удивлении. — Или рана? Принцы никогда не извиняются.

— Пошел вон, — устало велел Илмари, падая обратно в кресло. — Не могу больше на тебя смотреть.

— Истинно королевская благодарность за исцеление, — иронически согласился Кини, поднимая свой лекарский сундучок. — Было сущим удовольствием вас лечить, Ваше Высочество. Не болейте больше. Но если вдруг — приглашайте. Я тут неподалеку, в поселении, — с этими словами он скрылся за дверью.

Илмари остался в гостиной один, задумчиво глядя на огонь, пляшущий в очаге. Светильники потрескивали на стенах, неровно освещая колышущиеся от сквозняков гобелены. А в душе, как и за пределами дворца, сгущались сумерки.

Ни родственных связей. Ни дружбы. Ни любви.

Только взаимовыгодные временные союзы, сделки и секс под наргари.

Отличные перспективы. И, что самое странное, раньше они ведь его вполне устраивали. Так что же, действительно, его изменило: ссылка или рана? Рана или ссылка?..

И только вечером в спальне, когда пропадавший где-то вторую половину дня муж устроился под боком и Илмари уже привычно обхватил его, прижимая к себе, с удовольствием ощущая исходящий от Филиппа запах свежести, подумалось: а, может быть, все сразу — и ссылка, и рана, и вот он — виновник его нынешнего положения?

Пальцы сами зарылись в темные отросшие волосы, притягивая голову ближе, а губы накрыли внезапно мягкий и отзывчивый рот супруга. Поцелуй вышел долгим, до умопомрачения нежным, словно оба боялись причинить друг другу боль. Языки не боролись — оглаживали друг друга, зубы не кусали, а лишь слегка пощипывали.

— Я соскучился, — шепнул мужу Илмари, когда поцелуй завершился.

— Утром же виделись, — тихо ответил Филипп. — И обедали вместе.

— Я все равно соскучился, — и придвинулся ближе, чтобы унианец ощутил, как сильно он скучал.

— О! — протянул Филипп, которому в ногу уперлось весомое доказательство. — Ты вон в каком смысле.

— И в этом тоже, — согласился Илмари и резко выдохнул, потому что ладонь Филиппа заскользила по его телу вниз, потом вернулась к груди.

— Думаешь, нам стоит попробовать? — Филипп облизнул ставшие вдруг сухими губы.

— Я хочу, — Илмари ткнулся носом ему в шею. — Я ужасно тебя хочу. Но не уверен, что…

— Ладно, — Филипп рывком приподнялся, — ложись на спину, сейчас все решим.

Илмари с готовностью повернулся, Филипп сдернул с него покрывало, отправив его куда-то в ноги, и аккуратно пристроился сверху, начиная покрывать тело поцелуями. Каждый заставлял Илмари вздрагивать, место, которого касались губы мужа, немедленно принималось гореть, а когда унианец осторожно притронулся к свежему шраму — принц не выдержал и вскрикнул.

— Больно? — тут же поднял голову Тьен.

— Нет, — замотал головой Илмари, — нет-нет, продолжай…

К тому моменту, когда унианец наконец-то соизволил добраться до члена, Илмари думал, что рехнется от неудовлетворенности. Он забыл о том, что еще слаб. О том, что у него что-то болит. Все, чего он хотел — это немедленно, немедленно засунуть куда-нибудь (и желательно в Филиппа) свое горящее естество и получить разрядку. Он несколько раз сам пытался ухватиться за член, но каждый раз его руки отталкивали, требуя:

— Не мешай!

И когда, наконец, это случилось — вокруг члена сомкнулись твердые теплые губы, — Илмари закричал и кончил после пары сосательных движений, не успев даже предупредить супруга.

— Прости, — немедленно извинился он и, видя, как тот сморщился, не решаясь проглотить семя, добавил: — Выплюнь. Я не должен был так делать.

Филипп согласно кивнул и свесился с кровати.

— Просто мы так давно не занимались сексом, — попытался оправдаться Илмари.

— Ну, кто-то был несколько занят, умирая, — заметил Филипп, укладываясь рядом и обнимая за пояс. Его член мокро коснулся бедра Илмари.

— Да уж, — согласился Илмари. — А кто-то, судя по всему, учился танцам? — он принялся неторопливо поглаживать шею мужа.

— А? — недоуменно переспросил Филипп.

— Ну, ты же обещал сплясать на моей могиле, — напомнил Илмари, поднимаясь, толкая его на спину и присаживаясь на колени между бедер. — Так что тебе следовало развивать этот навык, — говоря, он ласкал живот и бедра супруга, неотрывно глядя на налитый кровью член. Потом перевел взгляд на самого Филиппа, смотревшего на него в ответ со знакомой смесью тревоги и желания. Грудь унианца тяжело вздымалась, пальцы комкали простыню. — Только скажи мне честно: это наргари? — Илмари указал на напряженный ствол и истекающую соком нежно-розовую головку.

— Нет, — помотал головой Филипп. — Это я.

Улыбнувшись, Илмари наклонился вперед, одним глотком забирая его член в рот до основания.

9.

В день, когда на сусари, росшем под окнами спальни, раскрылся первый розовый бутон, Илмари впервые сел на зарга. Филипп велел оседлать для него Лума, наиболее спокойного из всех, чалого, с огромными рогами в четыре оборота. Сам он привык ездить на Чире — буром тяжеловесе с мохнатыми бабками и коротким, словно обломанным хвостом.

— Никаких скачек, — твердо сказал Тьен недовольно скривившемуся мужу. — Медленно и аккуратно. Дорога еще слишком скользкая после последнего шторма.

Чувствовалось, что Илмари очень хочется возразить, но Филипп не собирался идти на поводу у капризов варгарца. Не хватало еще после полугода борьбы за его жизнь закончить все труды сломанной шеей или помятыми после падения ребрами.

Они спустились по каменистой дороге вниз, на берег, и двинулись неспешным шагом вдоль линии прибоя. Зима оставила на узкой полосе песчаного пляжа гниющие водоросли, обломки деревьев, наносы круглой гальки. Под самой скалой валялась туша тротта, основательно растерзанная птицами и мелким хищным зверьем, нередко спускавшимся из леса к берегу в поисках поживы.

С океана порывами налетал сырой весенний ветер, волны покачивали лодки в бухте, и до Филиппа доносился глухой стук деревянных бортов о причал. Илмари ехал чуть впереди, глубоко вдыхая всей грудью соленый воздух, пропитанный запахами водорослей и рыбы. Потом неожиданно закашлялся, и Филипп, торопливо сняв с пояса баклажку с водой, протянул ее мужу.

— Устал?

— Отвык, — помолчав, ответил Илмари. — Зачем вчера прилетал Дюваль?

— Навестить, — Филипп пожал плечами. — Он как бы отвечает за меня перед отцом. Спрашивал, не нужно ли нам здесь чего-нибудь особенного. Я заказал кое-что — так, по мелочи. Ну, там… пасту для бритья, пасту для зубов, шампуни, лосьоны. Лекарства кое-какие попросил, а то Мэг часто жалуется на сердце. Кини спрашивал, нельзя ли несколько новых скальпелей и антисептика побольше.

— Хозяйничаешь, — Илмари ухмыльнулся. — Да, шампуни и лосьоны — это хорошо.