За время болезни он пристрастился к тем гигиеническим средствам, которые использовал Филипп. Теперь в их умывальне на каменной полке стоял десяток разноцветных флаконов и тюбиков, но запас за полгода истощился, а возвращаться к местному жидкому мылу и примитивной парфюмерии обоим не хотелось категорически.

Илмари остановил зарга, спешился, поднял что-то с мокрого песка.

— Смотри, водяная слеза.

Филипп тоже слез, взял из рук мужа потемневшую треснувшую раковину. Половинки легко раскрылись. В сгнившей мякоти моллюска тускло блеснул на весеннем солнце крупный голубовато-розовый шарик размером с яйцо корха.

— Ого, — не удержался Филипп. — Большая.

Илмари положил свои пальцы поверх пальцев Тьена, сжал.

— На счастье, да?

Притянул к себе, обнял за пояс, заглянул в глаза.

— Я боялся, ты улетишь с Дювалем. Здесь такая тоска, край мира. Если подумать, тебя здесь ничего не держит. Время наргари давно истекло и ты вправе распоряжаться собой по своему желанию.

— М-да? — Филипп задумчиво прикрыл глаза. — А почему мне никто об этом не говорил? Что я обязан быть с тобой только время наргари?

— Я говорил, — Илмари погладил его по спине. — Что мы обязаны с тобой тридцать восходов есть наргари и заниматься любовью. А потом… ну, только если очень захочется.

— Допустим, мне хочется, — Филипп улыбнулся и запустил обе руки под теплую меховую куртку варгарца, погладил крепкий зад, слегка сжал. — Мне хочется заниматься с тобой любовью, потому что наше время наргари уложилось всего в три восхода. Или в четыре? В общем, оно оказалось нетрадиционно коротким, а традиции нарушать нельзя.

Губы Илмари были сухие и обветренные, но от этого целовать их не становилось менее приятно. Даже кровь, просочившаяся из крохотной трещинки, казалась сладкой, как варенье из лабилии. И пьянящей, как голубое вино из нее же.

Они целовались на океанском ветру под пронзительные крики саев, круживших над волнами, под стук лодок о причал, под вздохи заргов, переминавшихся рядом. Порыв ветра сорвал с головы Илмари капюшон, светлые волосы рассыпались, забились, словно живые, и Филипп прижал их ладонью, пропуская сквозь пальцы легкие пряди.

— Поехали в замок, — задыхаясь, предложил он варгарцу, покрывавшему его лицо короткими быстрыми поцелуями. — Здесь слишком холодно, чтобы раздеваться.

Дорога к крепости показалась им бесконечной, хотя нетерпеливо понукаемые зарги перешли в конце концов на тряскую рысь. Бросив их на попечение слуг, Филипп и Илмари торопливо поднялись в покои, по дороге скидывая с себя куртки, теплые шарфы из пуха саев, перчатки, меховые сапоги.

Невероятно много усилий понадобилось, чтобы дотерпеть до постели, а не наброситься друг на друга прямо посередине какого-нибудь коридора. Если бы не королевское достоинство, о котором Илмари как-то еще помнил, Филипп ввалился бы в первый попавшийся зал, наплевав на слуг и отсутствие удобств.

Остатки одежды они сдирали торопливо и в молчании, сталкиваясь руками, губами, коленями, не в силах перестать целоваться и прикасаться друг к другу. Дернув Илмари на себя, Филипп повалился спиной на перину, прижал к себе варгарца, хватая его за возбужденный член, обнимая другой рукой за бедра. Перекатился, подмяв мужа под себя, заглянул в темные, воспаленно блестевшие глаза.

— Ты готов вспомнить, как это было сразу после возраста тау?

— Принцы не бывают… — начал было Илмари, но Филипп прижался к его губам — требовательно и жестко.

— Я знаю. Но я ведь тоже теперь принц, хотя и консорт. А тебя лишили права наследования, так что мы в равном положении.

— Я слишком слаб, чтобы взять свое силой, — Илмари улыбнулся, пропустил отросшие волосы Филиппа между пальцев. — Ты безумно красив, унианец, ты это знаешь? Особенно сейчас.

— Мне говорили, — Тьен усмехнулся, нежно коснулся губами уголка рта мужа. — И я не хочу силой. Давай будем делать это по взаимному согласию?

Встав на колени рядом с Илмари, он положил руку себе на лобок, приподнимая возбужденный член.

— Видишь? Это я. А это ты, — он ласково погладил не менее возбужденный член мужа. — Никакого наргари, никакого насилия. Только то, что мы оба хотим.

Илмари согласно прикрыл глаза.

— В конце концов, любые обычаи созданы, чтобы их нарушать, — пробормотал он.

Филипп смотрел на него еще мгновение, а затем наклонился, целуя грудь. Прошелся языком по соскам, взял один из них в рот, осторожно сжав зубами и вызвав горячую волну желания, от которой Илмари вздрогнул всем телом. Его руки огладили варгарца по ребрам, вернулись и скользнули к плечам, прошлись по предплечьям к запястьям.

Спускаясь все ниже, Филипп добрался до вздрагивающего от возбуждения живота, на мгновение прижался к нему щекой. Затем лизнул головку, пощекотав отверстие на самом конце. Илмари задохнулся, вцепившись пальцами в предплечья Филиппа, а тот уже забрал в рот почти весь член, облизывая, оглаживая горячим влажным языком, сжимая чувствительную плоть губами, заставляя варгарца стонать и выгибаться.

Конечно, у него совсем не было опыта — все, что он знал, Тьен испытал на себе. И поэтому готовил Илмари так долго и осторожно, что тот под конец едва не бесновался от возбуждения. Ухватился за резную спинку кровати, поджал к животу ноги, предлагая себя в такой откровенно-бесстыдной позе, которую, наверное, и представить себе раньше не мог.

— Ну давай же! Филипп!

У Тьена дрожали колени — то ли от страха, то ли от желания. И руки дрожали, и внутри дрожало тоже. А весь мир сосредоточился между бледных гладких ягодиц варгарца, где темнело едва приоткрытое, обильно смазанное ароматическим жиром отверстие ануса.

Головка скользнула в расступившееся кольцо почти без усилия, Илмари застонал — протяжно, на одном выдохе, судорожно сжав пальцы вокруг перекладины. Филипп вцепился в его ноги под коленями, раскрывая еще шире, входя глубже, еле сдерживаясь, чтобы не дергать бедрами. Он едва-едва мог управлять собой, каким-то дальним участком разума понимая, что требуется осторожность — именно сейчас, в самые первые минуты.

Чужая горячо пульсирующая плоть обхватывала его член так плотно, словно Филипп двигался в какой-то густой инертной массе, нехотя раздававшейся под напором.

— Ах-х-х, — низкий задушенный стон Илмари вернул его к действительности.

Филипп положил одну руку ему на член, ласково провел по всей длине, сжал мошонку, коснулся влажной промежности. И начал осторожно двигаться вверх-вниз, с каждой фрикцией выбивая из варгарца восхитительно-страстные стоны, от которых сердце проваливалось куда-то в пах или даже еще ниже.

Илмари оторвал руку от спинки, ухватил Филиппа за шею, притягивая к себе. Смотрел сумасшедшими, мутными от страсти глазами, облизывал пересохшие губы, тянулся поцеловать — и Тьен мог поклясться всеми сверхновыми всех Вселенных, что никогда в жизни не видел ничего более прекрасного и не испытывал ничего более потрясающего.

— Это ты, — прошептал ему Илмари за мгновение до того, как оргазм выгнул его на постели, заставляя хрипеть и вздрагивать всем телом.

— Это ты, — выдохнул Филипп, жмурясь и падая в восхитительно глубокую разноцветную бездну наслаждения.

— Ты обалденный, — благодарно пробормотал Филипп позже, когда они немного пришли в себя.

— Что ж, — самодовольно отозвался Илмари, по-хозяйски обхватывая его за талию, — похоже, я действительно неплох. Для варвара, который живет только благодаря своему дерьму.

Несколько секунд в спальне стояла тишина, а потом Филипп фыркнул, и чуть погодя они смеялись вместе, в голос, столкнувшись лбами и тиская друг друга за задницы.

***

«… Думаю, отец, мое неожиданное вдовство спустя всего несколько лет после свадьбы может вызвать закономерные вопросы у правителей Варгара. Семья Отари отличается завидными здоровьем и долголетием, а в свете открытых свойств солара наши компаньоны неминуемо заподозрят преступление.

Без сомнений, разрыв отношений абсолютно противоречит интересам нашего концерна и мы не вправе идти на такой риск. Поэтому намного разумнее, на мой взгляд, предоставить ситуации развиваться своим чередом. Кроме того, нужно смотреть в будущее — после своего брата Илмари остается единственным законным претендентом на трон Нароби. С нашими знаниями и нашей поддержкой это более чем возможно, тогда как я, в случае вдовства, своих прав заявить не смогу.