Кстати, строительство линии вызвало недовольство со стороны малороссийских дворян, потомков казачьей старшины. Работавшие на старшину простые казаки теперь воздвигали укрепления, а часть дворянских земель перешла ландмилиционерам…

С постройкой Украинской линии крымские татары лишились многих дорог, которые вели их в Южную Россию. В то же время степь все еще оставалась главным союзником Крымского ханства. Настоящим оружием массового поражения были поджоги степи. Из-за раскаленного воздуха и дыма люди и лошади русского войска оказывались как в печи. Тот, кто спасся от огня и удушья, мог затем погибнуть от жажды и голода. После падежа коней русская армия становилась крайне уязвимой перед внезапными нападениями крымской конницы.

Южнее Орели оседлости уже не было, за исключением редких поселений в речных плавнях — их обитатели жили речными промыслами. Южнее реки Самары не было и лесов. «Можно пройти, — пишет Манштейн, участник походов Миниха, — 15 и 20 верст и не встретить ни одного куста, ни малейшего ручейка; вот почему надо было тащить дрова с одной стоянки на другую…»

Однако русская армия все же преодолела степи, опираясь на цепи спешно выстроенных редутов, соединивших ее с Украинской линией, и дважды входила в Крым.

Калмыки и донские казаки рассыпались по всему полуострову для захвата добычи. Грабительское ханство прочувствовало на своей шкуре, что такое настоящий набег.

Но на море все еще господствовал турецкий флот, организовать снабжение русской армии по растянутым сухопутным коммуникациям оказалось невозможно.

Несмотря на формальную бесплодность русских операций в Крыму — войска в итоге покинули полуостров, — ханским силам было уже не до помощи кубанским союзникам.

По условиям Белградского мира Россия получала крепость Азов, бывшую ключом к Западному Кавказу. Малая и Большая Кабарда, то есть центр Северного Кавказа, объявлялись нейтральными.

Русские потери, связанные с войной, в первую очередь санитарные, были огромны, но стало ясно, что господству турок на Черном и Азовском морях подходит конец. На Дону и Днепре действовали речные флотилии — русские готовились выйти в море. Крымское ханство было отрезано от кубанских ногаев.

Де-факто по результатам войны к России был присоединен огромный кусок Дикого поля к востоку от Днепра — вдоль Украинской линии, от реки Орели до реки Самары и от Донца до истоков Миуса. Назвали его СлавяноСербией — в честь поселившихся здесь вместе со своими дружинами сербских полковников Шевича и Прерадовича.

При императрице Елизавете Петровне русские присоединили еще одну область Дикого поля, к западу от Днепра, до реки Синюхи, бывшей границей с Польшей. Она получила название Новая Сербия (с 1764 г. Новороссийская губерния) благодаря пришедшим сюда из Австрии братьям-славянам во главе с полковником Иваном Хорватом.

В этих двух «сербиях» возникают Новосербское и Славяносербское поселения, Бахмут, Константиноград, крепости Булевская и Св. Елизаветы — Елисаветград (современный Кировоград).[143]

В отличие от последующей екатерининской эпохи, правительство раздавало здесь земли под поместья небольшими участками, типичными для Московской Руси.

Крестьяне старого Черноземья все еще были достаточно зажиточны и не очень легки на переселение в новый степной край России. Так, на двор государственных крестьян в Курской губернии около 1750 г. приходилось в среднем 5 лошадей, 5 коров и зерновой сбор в 300 пудов. В 1765 г. в Острожском уезде Воронежской губернии у крестьян-середняков в хлевах жевало сено по 5-15 коров, у зажиточных — 15–50.

Население края пополнялось из более отдаленных земель.

Сюда шел «отход» крестьян Нечерноземья, которые нанимались на работы к помещикам, однодворцам и казакам. Вслед за «отходом» часто происходило и переселение. Богатые землевладельцы привлекали крестьян низкими оброками и большими наделами. Аппетит помещика совпадал с желанием мужика найти тучную землю на юге. Если даже крестьянин сбегал от владельца на малой родине, то новороссийские власти никогда не выдавали обратно столь важных для них новых жителей.

В 1750-х гг. правительство вызывало староверов из Польши и Турции, отводя им земли в окрестностях Елисаветграда. Много старообрядческих слобод возникло в Бахмутском уезде.[144]

Существенным элементом при заселении нового края стали выходцы с Балкан. С 1752 по 1762 г. правительством была истрачена на сербскую колонизацию огромная по тем временам сумма в 700 тыс. руб.

Сербы и черногорцы в Новой Сербии действительно селились. Однако большинство переселенцев лишь выдавали себя за сербов: румыны, болгары, валахи (румыны), выходцы из Польши, как мелкие шляхтичи, так и беглые кметы.

Служить настоящие и фальшивые сербы должны были в иррегулярных гусарских полках, за что получали земли в потомственное владение, денежное жалованье, беспошлинные промыслы и торговлю.

Крепкий толчок к развитию торговой, промышленной и ремесленной деятельности нового края дали греки. В Елисаветграде, месте действия постоянной ярмарки, они составили около половины населения.

На российской стороне реки Синюхи возникли села Цыбулев и Архангельск (позднее — Новоархангельск), а также были поставлены укрепления для защиты от набегов окончательно одичавшей польской шляхты. В 1752 г. там имелось 4 тыс. дворов, принадлежавших казакам и беглым холопам из Польши.

Хотя установившийся в постпетровское время режим дворяновластия привел к углублению крепостных отношений в частных интересах землевладельцев, это пока мало затрагивало новый степной край России — здесь преобладали государственные крестьяне, казаки и однодворцы.

С 1719 по 1744 г. население недавнего Дикого поля увеличилось с 2,1 млн до 4,2 млн человек, а в 1762 г. сравнялось по численности с населением старого центра, составив 6 млн человек.[145]

Начало русско-турецкой войны 1768–1774 гг. продемонстрировало тесную связь восточного и западного вопросов для России. Французский дипломатический агент уговорил польскую Барскую конфедерацию, ведущую борьбу с русскими войсками, уступить османам Волынь и Подолию — в обмен на выступление Турции против России. Порта заключила русского посла в крепость и предъявила России кучу претензий, в том числе и по поводу ограничений польских «вольностей».

В ходе войны в 1769 г. состоялся последний крупный набег крымского хана на русские земли, на Новую Сербию, жертвами которого стали более 20 тыс. человек. Что интересно, набег проходил практически на глазах французского посланника в Бахчисарае барона де Тотта. Просвещенный европеец, называвший хана «татарским Монтескье», превращал в шутки подробности насилия над пленницами.[146]

Несмотря на поддержку Франции и действия Барской конфедерации (от которых больше всего пострадало православное население Речи Посполитой), Турция потерпела поражение.

Военные победы русских были прямым следствием упорного освоения степей и движения фронтира к югу. Возникавшие поселения составляли естественный тыл русской армии.

Согласно Кючук-Кайнарджийскому мирному трактату, русско-турецкая граница на Западном Кавказе устанавливалась по реке Кубань. Крымское ханство политически отделялось от Османской империи. К России переходила часть черноморского побережья между Днепром и Бугом, а также Большая и Малая Кабарда.[147]

Пункт 2 артикула 16 данного трактата обязывал турок разрешить беспрепятственный выезд из Турции христианских семей со всем имуществом. Это сыграет немалую роль в колонизации российского Причерноморья.