Трактат накладывал на Османское государство многочисленные обязательства по гуманизации его отношения к христианским подданным. Заметим, что ни Франция, ни Англия, имевшие на турков большое влияние, даже не пытались как-то оградить от произвола и постоянного насилия жизнь христианских «райя».

Трактат открывал Черное и Азовское моря, как и Черноморские проливы для свободного плавания российского флота.

В 1785 г. был утвержден первый штат Черноморского флота. Россия стала черноморской державой и в военном, и в торговом плане.

С созданием Черноморского флота существование Крымского ханства теряло свой внутренний смысл — крымцы более не могли бы сбыть ни одного раба туркам.

Следствием победоносной войны было заключение в Георгиевской крепости договора о протекторате с Картли-Кахетией. 26 января 1784 г. царь Ираклий II и грузинский народ в тифлисском Сионском соборе принесли присягу на вечное подданство российской государыне.

Следствием Кючук-Кайнарджийского мира был переход под контроль России всего Днепровского водного пути — вернулись времена князя Игоря.

Россия могла приступить к освоению Южного Причерноморья (позднее составившего части Херсонской и Екатеринославской губерний) и побережья Азовского моря — все это получило многообещающее название Новороссия.

Несмотря на то что это был юг, он весьма отличался от того средиземноморского юга, который был известен европейцам, что они охотно отмечали в свои путевых заметках.

Климат Причерноморья XVII–XVIII вв. характеризовался резкой континентальностью, напоминая современный североказахстанский.

Зимой здесь нередко свирепствовали морозы. Боплан описывал их с непритворным ужасом: «Обыкновенно стужа охватывает человека вдруг и с такой силою, что без предосторожностей невозможно избежать смерти».

Осталось описание очаковских холодов: 13 октября (по старому стилю) выпал большой снег, 7 ноября началась настоящая зима с метелями, убийственная для скота, не имевшего теплого хлева, а накануне 12 июня мороз убил огородные овощи.

Быстрое испарение почвенных вод из-за сухих ветров было причиной частых засух.

Засушливыми оказались черноморские берега от Днепра до Днестра. Родники и колодцы в юго-восточной части Новороссийского края находились только у речных берегов, в степи их не было, поэтому и дороги проходили лишь возле рек.

Летом вся трава в степи выгорала, и она обращалась в пустыню. Если не случалось сильной засухи, то растительность истреблялась саранчой.

Цитата из изрядно напуганного Боплана: «Саранча летит не тысячами, не миллионами, но тучами, занимая пространство на 5 или 6 миль в длину и 2 или 3 мили в ширину… она пожирает хлеб еще на корне и траву на лугах…»

А реки были, по словам Боплана, богаты на другие «дары природы»: «Берега днепровские замечательны бесчисленным количеством мошек… в полдень являются большие, величиной в дюйм, нападают на лошадей и кусают до крови…»

Укушенный насекомым француз получил такую опухоль на лице, что почти не мог видеть.

Чума гуляла по причерноморским степям тогда, когда в Европе о ней уже забыли.

Три большие реки, протекавшие через причерноморские степи, Днепр, Буг и Днестр, были перерезаны порогами, что делало судоходство возможным лишь ниже их. Речки, впадавшие в Днепр и Буг, оказались мелководны, непригодны для судоходства…

Еще во время войны в 1769 г. были образованы казачьи полки из воронежских и белгородских крестьян, переселившихся в Азов и Таганрог (крепость Троицкая). А в 1770 г. протянута Днепровская оборонительная линия — от впадения в Днепр Мокрой Московки к Азовскому морю по р. Берда и Конские Воды.

На ней встало 8 крепостей, последняя, Святого Петра, находилась близ места, где позднее появится Бердянск. Охраняли ее три казачьих полка, а первыми мирными поселенцами были отставные солдаты.

Благодаря ей поселения около Украинской линии стали глубоким тылом.

Еще большее значение для колонизации причерноморских степей имело присоединение Крыма к России (1783).

Если ранее оседлое население Причерноморья держалось речных берегов, где могло как-то укрыться от степных хищников, то теперь отправилось создавать земледельческие поселения в чистом поле.

В1784 г. начата была новая военная линия, призванная служить обороне уже не от крымцев, а от польских конфедератов, османов и кочевников Западного Причерноморья. Прошла она через место впадения Синюхи в Буг (позднее г. Ольвиополь), Ингула в Буг (здесь возникнет Николаев), Кинбурн, Херсон, крепость Днепровскую на Збурьевском лимане и крымские укрепления. Не все укрепления новой линии были отстроены до конца ввиду бюджетных дыр, свойственных екатерининскому времени, однако слава русского оружия уже устрашала противника более, чем крепостные стены.

При воцарении Екатерины II города на Слободской Украине были ограждены деревянными стенами с башнями, земляными валами и рвами.[148] А к концу ее царствования они совершенно потеряли военно-оборонительный характер. Осыпались их валы, заполнялись всяким мусором рвы, сгнивали деревянные стены. Город зачастую превращался в заурядное земледельческое поселение, село, слободу. На его сонных улочках вряд ли вспоминали, как еще тридцать лет назад гудел вестовой колокол и пели в воздухе смертоносные стрелы кочевников…

В 1778 г. был основан на Днепровском лимане первый русский черноморский порт Херсон, с крепостью и верфью. Через пару лет сюда уже приходили корабли за зерном, предназначенным для французских, итальянских, испанских портов.

Появление морских портов благоприятно подействовало на колонизацию степей — здесь стали создаваться крупные товарные хозяйства, сбывающие зерно на внешний рынок.

Сотрудник Потемкина купец Фалалеев в 1783 г. смог провести речными путями из Брянска в Херсон барки с железом и чугуном, а также провиантом.

В1784 г. прибыло 20 судов из Херсона в Марсель, 15 из Марселя в Херсон. Торговля велась также со Смирной, Ливорно, Мессиной и Александрией.

На херсонскую верфь нанимались плотники из далекого Олонца и с петербургской Охты, кузнецы-немцы из Москвы, работали здесь и солдаты, но за вознаграждение.

Три пехотных полка расчищали днепровский фарватер. Тем не менее с задачей полностью справиться не удалось, что отразилось на развитии херсонского порта. Мешало развитию порта и мелководье речных гирл, по которым суда должны были выходить в море.

Если в новороссийских городах первенствовали русские военные и бойкие иммигранты из средиземноморских стран, то в сельской местности преобладали малорусы, выходцы из левобережной Малороссии и Слободской Украины, и великорусы-крестьяне из самых разных областей.

Среди великорусских поселенцев были казенные и экономические (бывшие монастырские) крестьяне, однодворцы, казаки, отставные солдаты и матросы, староверы.

В потоке переселенцев немалое число составляли беглые из числа «поспольства», то есть крепостные люди польской шляхты. Они преобладали в Елисаветградском уезде.

Весьма успешно в колонизации степей при р. Орели и Самаре проявили себя бывшие запорожцы и зависимые от них люди: «подданные», наймиты, хлопцы, мальцы, челядь (первобытного равенства у «Козаков» давно уже не было). Князь Потемкин предусмотрительно превратил войсковую и старшинскую казны в так называемый городской капитал, используемый для выдачи ссуд запорожским переселенцам.

Причерноморские степи подходили для скотоводства, и самыми крупными скотоводами первое время были представители запорожской старшины. Крымские татары во время набега 1769 г. отогнали у кошевого атамана 600 лошадей, у полковника Колпака — 1,2 тыс. овец и 300 голов крупного рогатого скота, у казака Ф. Руди — 5 тыс. овец, у казака Ф. Горюхи — 2 тыс., у писаря Глобы — 4 тыс. Всего крымцы увели ни много ни мало 100 тыс. овец и 10 тыс. лошадей — очевидно, порадовав французского посла де Тотта.

На казенных землях, в слободах, селились по своему желанию или вызову правительства государственные крестьяне и близкие им категории сельского населения. По указу императрицы от 1781 г. велено было переселить в Новороссию до 20 тыс. экономических крестьян и еще выбрать из их среды 24 тыс. добровольных переселенцев для создания государственных деревень.