— Гамлета, — слабым голосом подсказала Юля. Я подскочила на месте.
— Какого Гамлета?
— Ну, этого... Из Шекспира...
— Не годится, — ответила я. — Он называл так кого-то из своих знакомых. Думай, Юля, думай, умоляю тебя!
— Я постараюсь, — прошептала Юля. И договорила внезапно окрепшим голосом:
— Ирка, нужно все рассказать Олегу Витальевичу!
— Нужно, — согласилась я со вздохом, так как понимала, какая головомойка меня ожидает. — Я ему уже столько рассказала, что скрывать вчерашнее просто глупо.
— Позвони ему на работу! Немедленно!
— Думаешь, немедленно? — спросила я уныло. Я намеревалась созвониться со следователем вечером после ужина. Говорят, сытый человек добреет.
— Немедленно! — с силой повторила Юля. — Если ты ему не позвонишь, позвоню я!
— Ладно, ладно. Уймись, — проворчала я. — Позвоню я ему, позвоню.
— Немедленно?
— Немедленно.
— Сразу, как только трубку положишь?
— В ту же секунду.
— Тогда пока.
— Пока, — ответила я. И быстро напомнила:
— Принц Дании! Не забудь!
— Не забуду, — ответила Юля и разъединила связь.
Я немного посидела над аппаратом, сделала несколько глубоких вдохов, как перед прыжком в воду и принесла из коридора бумажку, на которой были записаны номера телефонов Олега Витальевича. Быстро, чтобы не передумать, набрала номер его рабочего телефона и застыла в трусливом ожидании.
Сейчас мне задницу надерут по полной програм...
— Да! — неприязненно рявкнул в трубку знакомый голос.
— Олег Витальевич! — залепетала я.
— Да!
— Это Ира...
Я уже собралась было пуститься в объяснения, но этого не потребовалось. Следователь тяжело вздохнул и спросил вполне человеческим голосом:
— Что ты еще натворила?
И я рассказала все без прикрас и утаиваний. Рассказала честно, как и обещала Юле.
— Боже мой! — плачущим голосом простонал Олег Витальевич, выслушав мои откровения, — за что мне все это! Заявление писать будешь?
— Нет! — отрезала я.
Следователь что-то неразборчиво пробормотал себе под нос.
— Дома сиди! — велел он неприязненно. — В обед приеду. С часу до двух.
Не знаю, как у Олега Витальевича обстояло дело с предками, но точностью он отличался поистине королевской. Ровно в тринадцать ноль-ноль раздался звонок в дверь.
Я открыла, стараясь смотреть в сторону. Почему-то встречаться глазами с гостем мне не хотелось.
Олег Витальевич не мог скрыть раздражения. А может, не считал нужным его скрывать.
Он быстро разулся и, не ожидая приглашения, пошел на кухню. Я трусила следом как жертвенная овца.
Следователь плотно прикрыл дверь и обрушился на меня с мощностью урагана «Энни». Правда, бушевал он вполголоса, очевидно, чтобы не тревожить папочку.
— Когда это кончится?! Я тебя спрашиваю! Какого рожна ты лезешь, куда тебя не просят?!
— Я помочь хотела, — начала я слезливо.
— Помочь она хотела! Тогда делай, что тебе говорят! Заявление напиши! Развяжи мне руки!
— Заявление не напишу...
— Пойми ты, балда, я этому парню, который тебя чуть не прибил, никаких претензий предъявить не могу! Нет у меня оснований!
— Не предъявляйте, — обиделась я. — Я не за себя переживаю... За дело.
Олег Витальевич с шумом втянул носом воздух. Я воспользовалась паузой и вкрадчиво предложила:
— Пообедайте со мной. У нас сегодня грибной борщ.
Олег Витальевич замер. Потом немного посверлил меня взглядом и ворчливо уточнил:
— С консервированными грибами?
— Да вы что! — всплеснула я руками. — У них ни вкуса, ни запаха! С настоящими, сушеными...
— С сушеными?
Олег Витальевич посмотрел на часы. Но я видела, что его зацепило.
— Только быстро, — сказал он, сдаваясь. — Вообще-то, я хотел дома пообедать...
— Я, конечно, готовлю не так здорово, как Юля, — сказала я, ставя перед ним тарелку, налитую до краев, — но вполне съедобно. Никто еще не отравился.
— Да, Юлия Павловна готовит очень вкусно, — сознался следователь.
Я поставила перед собой вторую тарелку и спросила:
— Вы, что, по имени-отчеству к ней обращаетесь?
— Ну да! — удивился гость. — А как же?
— И она к вам по имени-отчеству?
— И она, — ответил Олег Витальевич уже строже. Попробовал борщ и снова подобрел.
— Сама готовила?
— Сама.
— Молодец.
Несколько минут в кухне царила напряженная тишина. Гость ел быстро, но аккуратно. Не проливал на стол лужицы, не ронял на пол кусочки капусты. В общем, не производил неприятного впечатления.
Я ела скорее из вежливости. И думала о том, что у меня сегодня странный день: приходится кормить уже второго мужчину. И аппетит у обоих весьма неплохой, дай бог им здоровья. Есть же несчастные женщины, которые вынуждены готовить три раза в сутки. А еще работа, дети, стирка, уборка...
М-да. Семейное счастье. Как же без него хорошо!
Гость доел остатки борща и отодвинул тарелку.
— Спасибо, — сказал он чуть милостивей. — Действительно, очень вкусно.
— Ну, вас теперь ничем не удивишь, — вежливо ответила я.
Убрала тарелку и налила гостю чай.
— Это точно.
Олег Витальевич взглядом поискал сахарницу и бухнул в чашку три полные ложки. Еще один сладкоежка.
— Юлия Павловна такие вкусности готовит! Иногда даже не знаю, как они называются.
Он размешал сахар и попробовал. Пробормотал: «Не сладкий,» — и добавил еще одну ложку сахара. Я с трудом удержала на месте отваливающуюся челюсть.
— Так, — начал Олег Витальевич уже спокойным тоном. — Давай еще раз. Он что-нибудь искал?
— Нет. Он сразу пошел в ту комнату... Смежную с залом.
— Это кабинет Казицкого.
— Я догадалась. Вошел, сел за стол, включил лампу и стал рассматривать рисунки. Вы их видели?
— Видел. Два портрета Юлии Павловны и еще два рисунка... Похожие на картинки в книжке.
— На иллюстрации, — поправила я. — Да, я почему-то тоже об этом подумала. Не верится, что эту даму он нарисовал с натуры.
— Нет, не с натуры, — неохотно поделился со мной следователь. — Наш программист говорит, что есть какие-то специальные приемы, с помощью которых можно определить, с натуры нарисован человек или это фоторобот...
— Фоторобот можно определить и без приемов, — не удержалась я.
— В общем, мы друг друга поняли! — повысил голос Олег Витальевич.
— Поняли, — торопливо поддакнула я.
Еще немного помолчали.
— Что, ты говоришь, он у тебя спросил? — подал голос следователь.
— «Она у тебя»?
— Прямо так? Я имею в виду, ты дословно помнишь?
— Дословно.
— «Она...»
Олег Витальевич задумался.
— Корона? — предположил он вполголоса.
— А в кармане она могла поместиться?
— Почему именно в кармане?
— Потому, что убийца обыскивал карманы Казицкого.
— Может, искал какую-нибудь бумажку? — неожиданно предположил следователь.
Я подавилась чаем.
— Какую бумажку?
— Ну, не знаю... С инструкциями, например, как «её» найти...
И водянистые серо-голубые глаза вцепились в мое лицо.
Я пожала плечами, как могла непринужденно.
— Возможно...
— Тебе такая бумажка случайно не попадалась?
— Не попадалась, — ответила я твердо.
Про последние слова Казицкого и ту бумагу, которую он сунул мне в руку, я умолчала. Не знаю почему. Мне хотелось сначала разобраться самой, а потом небрежно подкинуть следствию верную ниточку.
И еще мне ужасно хотелось первой взять в руки то, что Верховский назвал словом «она». Желание мое было абсолютно бескорыстным. Мне хотелось подержать «её» и посмотреть на «нее» до того, как наши доблестные органы заграбастают ценность и упрячут ее за семь замков вместе с другими вещественными доказательствами.
И вообще, я за разделение труда. Милиция пускай ищет убийцу, а я буду искать драгоценность. И посмотрим, у кого получится лучше. Вступим, так сказать, в соцсоревнование.
— Ничего такого мне не попадалось, — твердо повторила я.