— Он сейчас здесь? — спросила я в лоб.

— Здесь! — с сожалением ответила собеседница. — А подруга твоя наши расценки знает?

— Нет, но она девочка обеспеченная, — непринужденно соврала я. — Вполне способна заплатить.

— Это хорошо, — удовлетворенно заметила собеседница. — Мы тут существуем как испанская армия в семнадцатом веке, на самообеспечении. Так что ты давай подружку тащи.

— Притащу, — пообещала я.

— Ира!

— А?

— Твои десять процентов.

— Как это?

— Что тут непонятного? — разозлилась тетушка. — Десять процентов с каждого приведенного клиента! Поняла?

— Поняла.

— Звони, — ответила тетушка и, не прощаясь, повесила трубку.

Я отключила мобильник и сказала Славе.

— «Ниссан». Синий джип. Если он здесь, значит, и Верховский здесь.

— Он здесь, — ответил Слава.

И указал мне на приметную машину, торчавшую из ряда скромных легковушек.

— Значит, будем ждать, — решила я. — Как минимум до шести.

— Будем, — не стал спорить приятель.

Он дожевал бутерброд, глубоко вздохнул и сказал:

— Для полного счастья не хватает чашки чая.

— Ой!

Я виновато приложила руку к губам.

— Прости, не подумала.

— Ерунда! — с легкостью отмел приятель мою провинность. — Сейчас сок куплю. Тебе какой?

— Апельсиновый.

— Понял.

Он вышел из машины и побрел к киоску с водой и пивом. Перешел через дорогу, повернулся ко мне и помахал рукой.

Я помахала в ответ.

Все-таки он приятный парень. Очень спокойный, уравновешенный, а главное, умный. Надо воспользоваться знакомством и заняться самообразованием. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Слава наклонился к окошку. Я рассматривала сзади его фигуру.

Щуплый. То есть очень худенький. Надо же, как обманчиво визуальное впечатление! Когда он меня рывком поднял с пола, я поняла, что он совсем не та овечка, какой кажется. То есть жилистый, но сильный. И гантель была не хилая. Килограмм пять, не меньше.

Слава отошел от киоска с двумя маленькими упаковками сока и начал озираться по сторонам. Ну да, нужно перебежать дорогу. Юля ни за что не стала бы так делать. Она бы нашла переход.

Впрочем, при чем тут Юля?

Конечно, мы со Славой не самые законопослушные граждане.

«Мы со Славой...»

Я вздохнула и покачала головой.

Это невозможно. Он слишком взрослый, слишком умный и слишком образованный для меня.

Хотя... как это говорится? Противоположности притягиваются?

— Вот!

Слава шумно ввалился в машину, протягивая мне разноцветный пакетик с приклеенной трубочкой.

— Апельсинового не было. Я взял ананасовый. Ничего?

— Отлично, — ответила я. Приняла упаковку и начала отдирать трубочку от разноцветного картонного бока.

— Не выходил?

— Нет, — ответила я, и виновато покосилась на ряд машин. Синий джип стоял на месте. Совсем забыла, что за ним нужен глаз да глаз.

— Теплый! — разочарованно проинформировал меня Слава.

— Да? — спросила я, сражаясь с упаковкой.

— Помочь?

Он забрал у меня сок, оторвал трубочку, распаковал ее и проткнул дырочку, заклеенную фольгой.

— Нормальный! — вынесла я вердикт, сделав глоток.

Несколько минут мы сосредоточенно высасывали содержимое упаковки.

— Допила?

Я поболтала пакетиком.

— Чуть-чуть осталось.

— Не давись. Хочешь, еще куплю?

— Нет, мне хватит.

Слава забрал у меня из рук пустую упаковку, вышел из машины и аккуратно выбросил пакеты в ближайшую урну.

Еще один балл моему приятелю. Ненавижу людей, которые свинячат вокруг себя без зазрения совести.

— Нирвана! — проинформировал меня Слава, усаживаясь на место. — Наелся, напился.

— Наелся двумя бутербродами? — не поверила я.

— Я мало ем.

— А-а-а...

Слава повозил рукой слева от себя. Послышался знакомый ржавый скрежет, спинка кресла рывками поехала вниз.

— Ох!

Слава улегся на сиденье и прикрыл глаза газетой.

— Толкни, если покажется, — велел он.

— Толкну, — пообещала я.

Что ж, все правильно. Человек наелся, напился, теперь хочет поспать. А мне чем заняться?

Я обвела взглядом непрезентабельный салон. Жаль, книжку не взяла. Магнитолы, и той нет!

— Тебе скучно? — вдруг спросил Слава, обладавший даром иногда читать мои мысли.

— Да нет, — фальшиво отказалась я.

— Хочешь, поговорим?

— Если ты хочешь, — ответила я дипломатично.

— Я хочу.

— Тогда давай поговорим.

Слава, не открывая глаз, поерзал на сиденье.

— О чем говорить будем?

— Не знаю. О! Придумала! Расскажи мне о театре!

— О каком театре?

— Не знаю.

Слава убрал газету с лица, открыл глаза и повернул голову к окошку. Убедился, что «Ниссан» стоит на месте, и спросил:

— Хочешь, расскажу, как я в первый раз попал на оперу?

— Хочу, — тихо ответила я.

Я на оперном спектакле не была ни разу в жизни. Стыдно, конечно.

— Родители привезли меня в Москву. Мне тогда было лет восемь, не больше...

Слава замолчал, что-то сосредоточенно высчитал в уме и кивнул.

— Ну, да! Восемь лет. Семьдесят шестой год.

— Я еще не родилась, — тихонько вставила я.

Слава посмотрел на меня и засмеялся.

— Прости, перебила.

— Ничего. Ты, значит, не застала настоящую московскую зиму. Боже мой, какая была зима! Не то, что нынешняя слякоть...

Слава с хрустом потянулся.

— Мороз — градусов двадцать. Днем. А вечером — все тридцать. И при этом ясное голубое небо, ослепительное солнце и чистый резкий воздух. И везде пахнет апельсинами. Почему-то их продавали возле каждого метро. Здоровенные такие оранжевые шары с толстой легко снимающейся коркой. И очень сладкие. Кажется, они стоили два рубля.

— Штука? — спросила я.

— Килограмм, детка, — ответил приятель очень снисходительно. — Килограмм.

— Дешево! — оценила я.

— Не очень, если учесть, что средняя зарплата равнялась ста рублям, а пенсия — шестидесяти. Особенно не разгуляешься. Но очереди за апельсинами все равно стояли. И воздух был пропитан этим едко-сладким запахом. От него сразу начинала выделяться слюна.

Он тихо засмеялся.

— Знаешь, что я больше всего любил есть на завтрак?

— Что?

— Сливки с хлебными палочками. В магазине продавались сливки десятипроцентные. Для самоубийц...

— Почему это? — не поняла я.

— Жирные очень! Но я их обожал. А палочки продавались в длинных хрустящих пакетах. И сами были длинные и хрустящие. Они немножко походили на сигары. В общем, сливки с палочками я был готов есть на завтрак, обед и ужин. В любом количестве.

— А в Киеве этого не было? — удивилась я.

— Почему же, были и сливки, были и палочки, но совсем другого вкуса. Вкус московских продуктов был неповторим. Еще помню мороженое. «Бородино». Двадцать две копейки, кажется...

Слава замолчал, закинув руки за голову. Я ждала.

— Прости, отвлекся... Так вот, на улицу я выходить не любил. Было ужасно холодно, особенно после Киева. Я к таким морозам не привык.

Он снова рассмеялся.

— Ты не поверишь: после пяти градусов мороза у меня начинал семафорить нос.

— Как это?

— Опухал и становился красным, как у деда Мороза! Представляешь, и градусник незачем покупать: смотришь на мой нос и определяешь, больше пяти градусов или меньше...

Я тихо засмеялась.

— Уши мерзли, — пожаловался Слава. — Просто мучение. Мама мне специальную шапочку покупала, чтобы уши прикрывать, только ничего не помогало. Я дома даже плакал, когда с улицы приходил. Болели ужасно.

— Ты про театр хотел...

— А, ну да. Так вот, родители достали билеты в Большой, на «Иоланту». Тогда достать билеты в Большой театр было так же просто, как билет на Луну. В кассах билетов, конечно, нет, а перекупщики прячутся по норкам, как мыши.

— Почему?

— Боятся! Раньше за спекуляцию сажали! Но родителям повезло. Мамина сестра, к которой мы приехали, работала в Министерстве культуры. Вот и достала три билета. И заболела. Пришлось взять меня.