Либеральная школа дала «либеральной партии» программу борьбы и внушила ей высокие требования в пользу публичных вольностей; но вместе с тем она чувствительно изменила самое понятие индивидуализма. Так как формула, данная либеральной школой, стала ходячей и общепринятой, то необходимо основательно познакомиться с ней и понять ее происхождение.

Ройе-Коллар создал теорию Реставрации, Бенжамен Констан – теорию Июльской монархии, Токвиль и Ламартин – теорию революции 1848 года. Все они, таким образом, преследовали положительную задачу, и все их политические и социальные концепции отмечены положительным характером. Главной задачей либеральной школы является теория противодействия деспотизму со стороны ли демократии или со стороны цезаризма. Она более говорит о том, чем не должно быть политическое общество, нежели о том, чем оно должно быть. Доктрина школы отражает это отрицательное направление, и этим объясняется прежде всего, почему формула индивидуализма стала беднее в ее руках.

С другой стороны, преследуя общую цель, представители либеральной школы тем не менее находятся под различными влияниями, что объясняется их естественными склонностями и специальными занятиями. Лабуле, с его обширными историческими и юридическими познаниями, пристрастием к трудам Савиньи и внимательным отношением к живой традиции, можно назвать продолжателем главным образом Ройе-Коллара, которого он обновляет и демократизирует. Мысль Жюля Симона, более абстрактная и постоянно опирающаяся на принципы, скорее напоминает Бенжамена Констана. Чтобы прийти к соглашению, представители либеральной школы должны были искать середину между этими направлениями – новая причина преобладания у них критики.

Поясним это примером. Либеральная школа, верная в данном случае своим учителям, борется против принципа народного верховенства[1307]. Но обладает ли она такою же страстною привязанностью к политической свободе, как они?

Без сомнения, таков Ремюза, видящий в политической свободе «венец человечества»[1308]. Однако хотя его Либеральная политика по времени принадлежит к циклу сочинений занимающей нас школы, по духу своему она примыкает к движению идей эпохи Июльской монархии. Либеральная школа Второй империи говорит другим тоном. Лабуле констатирует (в 1863 году), что его современники уже не пылают страстью к политической свободе, что они придают теории политической свободы «только второстепенное значение»; зато с каждым днем все более и более развивается в них стремление к «гражданским, индивидуальным вольностям, тем правам, которые касаются нашей повседневной жизни»[1309]. Кроме того, по его словам, «признаком новой либеральной партии» служит «понимание того факта, что политические вольности сами по себе ничто и что они надоедают народу, как пустые и обманчивые формы, если за ними нет тех индивидуальных и социальных прав, которые являются основой и самой сущностью свободы»[1310]. Жюль Симон, протестуя против индифферентизма по отношению к политической конституции и высказывая свое особенное расположение к конституционному правлению, тем не менее охотно, по его словам, оставляет в стороне теорию политических форм, отсылая за ней к Монтескье. В книге, озаглавленной Политическая свобода, он просто изучает «общие принципы, стоящие выше всяких конституций, – принципы настолько священные и необходимые, что ни одна конституция не может уклониться от них, не заставив цивилизацию сделать шаг назад и не нарушив общественной свободы»[1311]. Таким образом, Жюль Симон сходится с Лабуле, хотя и отличается от него оттенком. Но я уже заметил, что это часто бывает у писателей либеральной школы.

Индивидуальные права – те, осуществление которых «касается нас в повседневной жизни», – вот главный предмет требований либеральной школы. А так как в тот момент истории Франции, к которому мы теперь приблизились, этим правам особенно угрожало развитие централизации, то централизация и становится мишенью для либеральной полемики; не политическая централизация: они признают ее пользу и необходимость для национального единства, а централизация административная. Бороться с централизацией значит защищать право, инициативу индивидуума против активного вмешательства государства. Поэтому-то Лабуле мог писать, что «великая проблема политической науки» состоит отныне в ограничении функций государства[1312].

Все книги, выпущенные либеральной школой, рассматривают эту проблему и стараются ее разрешить. Децентрализация становится девизом либеральной партии. Нансийская программа (1865 года) требует прежде всего, и даже единственно, децентрализации, а форма государственного строя точно не определяется. Прево-Парадоль, самый блестящий из полемистов этой партии, в своей Новой Франции набрасывает план self-government’а, одинаково пригодного и для конституционной монархии, и для республики. Едва ли даже у него есть тайное предпочтение к какой-либо из этих двух форм правления. Во всяком случае, он открыто заявляет, что не делает между ними выбора[1313].

Либеральная партия служит здесь точным истолкователем либеральной школы. Являясь отрицательными во всем остальном, их общие решения положительны в одном только случае: когда речь идет о защите и требовании прав личности от государства.

Уже Бастиа и его сторонники в своей полемике против социализма установили неизвестную основателям политической экономии противоположность между индивидуумом и государством. Либеральная школа, борясь с централизацией и защищая права личности от вмешательства государства, также стоит за эту противоположность.

Многие из представителей этой школы принимают тождественность обеих точек зрения. Лабуле называет централизацию «смягченным социализмом»[1314] и заявляет, что она скоро исчезнет, как исчез, по его мнению, самый социализм. Жюль Симон охотно употребляет термин «административный коммунизм»[1315] как синоним термина «централизация». Быть может, они чрезмерно суживали социализм, видя в нем лишь посягательство государства на индивидуума; быть может, также они слишком преувеличивали неудобства централизации, представляя ее как бы отрицанием всякой инициативы, всякой индивидуальной независимости; во всяком случае сопоставление само собой напрашивалось уму либералов, очень сильно поражало их и отчасти определило их понимание индивидуализма.

Действительно, они отводят привилегированное, преобладающее место аргументам экономического характера. Они осуждают административную централизацию не только потому, что она угнетает индивидуума, но также потому, что государство дурно делает все, за что берется, без нужды злоупотребляя своей властью. Self-government не только даст гражданам больше свободы, но будет стоить дешевле, будет лучше функционировать и скорее решит насущные вопросы. Либеральные публицисты постоянно заимствуют выражения из словаря экономистов, и литература по поводу децентрализации силою вещей представляет из себя промежуточную область между политической экономией и политической философией.

Кроме того, именно вследствие своей борьбы с централизацией либеральная школа вынуждена была иногда или отказываться от последовательного проведения выставленных ею принципов, или понимать эти принципы в очень узком и чисто ограничительном смысле. Для подтверждения этого замечания можно указать на то, как Жюль Симон пользовался понятием естественного права и каково было положение Лабуле в вопросе о народном образовании.