И встала, забыв дышать.

   К стене, рядом с моей дверью, сидя на полу, прислонился Андрей. Свесив голову, сложив на груди руки, одну ногу вытянув, другую приблизив к себе согнутым коленом. Спал.

 Стоя рядом с Бароном, который слегка касался моей ноги и грел через брючину джинсов, я смотрела на спящего Андрея и чувствовала пустоту, которая постепенно теплела, пока не стала горячей, наполняясь странной, сжигающей лавой. Я рассматривала его светлые русые волосы, при опущенной голове прикрывшие его глаза; широкие плечи, сейчас устало расслабленные... Рассматривала бессмысленно, почти бездумно... Только с одним желанием: пусть он сейчас же встанет и уйдёт, а я наконец смогу поговорить по телефону - и выговориться обо всём.

   Барон поднял чёрную башку заглянуть в мои глаза, сопнул носом и крадучись пошёл к Андрею. Я не двинулась с места. Пёс прошагал весь холл и лёг в шагах двух от хозяина дома. Положил голову на лапы... Но смотрел на меня. А я всё никак не могла отвести глаз от Андрея. Только когда услышала собственный всхлип, вздрогнула и прикусила губу.

   Только хотела уйти, как Андрей зашевелился. Поднял руку - провести по волосам пальцами, убирая с глаз, увидел меня, смущённо улыбнулся. На Барона глянул мельком.

   Я подошла ближе, удержав слёзы. Спокойная.

   - Ты как здесь очутился? - Спросила легко, хотя горло зажато напряжением.

   - Понимаешь, хотел спросить что-то, а пока шёл - забыл, что именно. Сел вспомнить - и заснул, - тоже легко сказал он, встал и улыбнулся. И будто спохватился: - Ага, вот чего. Ты будешь для себя тихий час устраивать? До приезда Жени с ребятами немного времени ещё есть. Хочу быстро смотаться в город кое за каким строительным материалом. У тебя будет час на поспать.

   - Прекрасно, - откликнулась я. И тоже улыбнулась: - Я тут, у вас, как в санатории живу - по здоровому режиму.

   Поулыбались друг другу: он - уже отстранённо, мысленно, кажется, уже в городе и соображая, что именно там купить, - я, насильно скривив в улыбке губы (хорошо, что Андрей этого не заметил), после чего разошлись. Через минут десять стояла у окна веранды и наблюдала, как машина отъезжает от дома.

   Одна. Наконец-то. Рядом только Барон, присевший, но не лёгший у двери в коридор дома. Глаз с меня не сводит. Как будто понимает, что сейчас начнётся гроза... Единственное спасение - телефон. Схватила мобильный. Ткнула в пару кнопок. Пальцы, мокрые от пота, уже не трясутся - ходят ходуном, не остановить, скользят на кнопках. Сама уже на пределе. Дышу так, что сердцу больно.

   - Бабуля, ну откликнись!.. Бабуля!

   - Зоенька? - привычно озабоченно спросила бабушка.

   - Бабуля, я больше не могу-у!!

   - Тише, тише, девочка! Что случилось?!

   - Бабуля, у меня уже сил нет! Я не могу больше держать себя в руках! Мне так больно, что я не выдержу! Мне хочется убить её! Я боюсь, бабуля! Я чувствую - я знаю, что я могу убить её! - Я с маху села на постель и зарыдала. - Бабуля-я! У меня всё горит внутри! Мне больно-о! Я хочу это выпустить! Сразу! Иначе я сгорю! Мне бы только узнать, который её дом! Сжечь и дом, и её саму!! Или я убью её, или она сделает из меня психованную! Я устала плакать, я устала быть слабой, бабуля!! Я не могу больше держать себя в руках! Я не могу притворяться слабой, когда я сильная - и сильней, чем она!! Я хочу-у!! Убить её!! Помоги мне, бабуля-а!!

   Пауза после моего отчаянного воя. Я вслушивалась в тишину, уже всухую всхлипывая и заикаясь. И замерла. Обеспокоенная милая бабушка, с ласково вопрошающим голосом, исчезла. Холодным голосом сильной женщины, мгновенно возвращающим к действительности, - меня окатило, словно ледяной водой из ведра, перевёрнутого над головой сразу и неотвратимо:

   - Хочешь стать ею? Стать такой же дурой, как эта вертихвостка, которая только и умеет, что пользоваться силой ради выгоды? Ты этого хочешь?

   Тяжело дыша, я жадно слушала голос, утихомиривающий мою бурю, заливающий бушующий внутри огонь, готовый вот-вот выплеснуть наружу бешеным, сметающим всё на своём пути ураганом. Я цеплялась за этот ледяной голос, как за последнюю соломинку, вжимая мобильник в ухо и не замечая, как уху становится больно. Главное, что она снова считала с меня, разгневанной, раскрывшейся в невменяемых чувствах, и сама всё знает. Бабушка между тем помолчала и строго велела, подтвердив мои мысли:

   - Я знаю всё. Но мне надо знать, как видишь ситуацию ты. Расскажи всё с самого начала - не спеша и с подробностями. Не торопись. Не будь у тебя времени, ты не позвонила бы. Так что - слушаю.

   Забравшись с ногами на кровать, я принялась сначала довольно бестолково - всё-таки торопясь - рассказывать всё, что произошло со мной с момента, как я ушла от Арама. Бабушка слушала молча, лишь изредка, когда я замолкала, собираясь с мыслями и словами, коротко говорила: "Ну? Дальше!" Или требовала мельчайших подробностей. И я продолжала свою историю.

   К концу повествования я успокоилась и с надеждой ждала "приговора".

   - Этот Андрей пообещал тебе показать картины в воскресенье?

   - Да, бабуль.

   - Дождись, - уже мягко сказала бабушка. - Если эти картины для него сокровенное, он должен привыкнуть к тебе, чтобы поделиться ими с тобой. Разве тебе этого не хочется? А потом ты можешь делать всё, что захочется твоей душе и сердцу: убить кого угодно, сжечь дом - или собственные чувства. Я тебе разрешаю.

   Я грустно фыркнула. Бабушка в своём репертуаре: сначала позволяет думать, что даёт прямое и откровенное разрешение, а под конец обязательно врежет - как добавила сейчас: "сжечь собственные чувства". Впрочем, в ситуации со мной она права. Если я ещё раз буду гореть в бушующем пламени, сжигающем меня изнутри, могу и в самом деле не выдержать и сорваться. А судя по опыту бабушки, одного срыва хватит, чтобы навсегда испортить себе судьбу и жизнь.

   - Значит, снова терпеть? - тихонько спросила я. - Совсем-совсем ничем ответить нельзя, чтобы она меня больше не трогала? Даже самой малостью - чтобы она поняла, кто я и почему со мной так нельзя? Как вспомню её змею...

   - Тебе нравится в этом доме? - вместо ответа спросила бабушка.

   - Ну... да. Я... хотела бы здесь жить.

   - А хозяин?

   - Бабушка!

   - Ничего не бабушка! Одно дело - думать и сомневаться, другое - если ты признаешься самой себе в этом - и вслух!

   - Нравится, - хмуро ответила я.

   - Тогда терпи. Единственно, чем могу тебя утешить... Осталось недолго.

   - Бабуля... а я - хорошая?

   - Хорошая-хорошая, Зоенька. Потому и терпи. Сейчас Андрей приедет, собаку твою покормит... Эх, Зоя, говорила тебе - не работай летом, отдыхай. Не вляпалась бы...

   - И Андрея не встретила бы, - упрямо сказала я.

   - Не встретила бы, - согласилась бабушка. - Ну, что? Успокоилась?

   - Ага. Бабуль, а можно, если что, - звонить буду?

   - Куда ж денусь? Звони... И ещё, Зоенька. Оберегов его не снимай. Хорошие он тебе сделал обереги. Настоящие - и только на тебя. - Она снова превратилась в озабоченную моей судьбой и здоровьем бабулю, какой была до моего последнего звонка.

   Положив мобильный на подоконник, я встала с кровати и подошла к Барону. Остатки силы всё ещё бурлили внутри, но не слишком требовательно. И уже не злые, а нейтральные. Поэтому я присела перед псом, вспомнила, как ему тяжело было у магазина, выждала, когда сочувствие перельётся в мои пальцы, - и только после этого отогнула повязку на его плече и положила ладонь на рану. Минута, другая... Барон поёжился, но не сбежал - только в глаза смотрел. Я вздохнула и предельно аккуратно сняла все следы своего воздействия на рану пса. Андрею некогда. Помогу втихаря.

   После такого взрыва не до сна. Пока дома никого, я быстро сполоснула грязное платье в ванной комнате, повесила сушить, а потом пошла на огород.