Но они не пришли. Кто-то испугался отлучения от церкви, а кто-то получил хороший куш от торговых домов империи – во время войны торговля и финансы замирают, поэтому мы первые, кому выгоден мир.

– Позвольте… – прервал Антона Вольфгер, – Зиккинген – это ведь просто кондотьер?[35] Кажется, я помню его…

– Да, кондотьер, и довольно удачливый, – кивнул Фуггер. – Его услугами пользовались и предыдущий, и нынешний император.

Итак, бунт был подавлен. Тогда многие думали, что всё кончилось, но на самом деле всё только начиналось… Карл V недооценил нового страшного врага – доктора Мартинуса Лютера и его Реформацию…

– Так значит, виной всему всё-таки Лютер? – подался вперёд Вольфгер.

– Если бы… – Фуггер встал, отошёл к окну и долго смотрел на улицу, опершись руками о раму. – Не Лютер, так кто-нибудь другой, какая разница? Просто нарыв созрел, и кто-то должен был его вскрыть. Учение Лютера, надо признать, пришлось как нельзя кстати. Но если бы оно стало учением черни, ничего страшного бы не случилось, такое уже бывало много раз, в конце концов, ереси появились практически одновременно с той версией христианства, которая впоследствии была признана единственно правильной. Дело совсем в другом…

– В чём же? – спросил Вольфгер. Он решил слегка подтолкнуть собеседника, который говорил всё медленнее, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово.

– Видите ли, мой друг, вопрос на самом деле заключается в том, кто будет править империей и, соответственно, получать с неё доходы. Его величество Максимилиан I, конечно, верил в Бога, но верил по-своему, и, если бы он не был монархом, его, возможно, обвинили бы в ереси, но он твёрдо и последовательно защищал интересы страны, ну, и свои собственные, естественно. Однако Максимилиана, к несчастью, больше нет, а Карл – это совсем не тот император, который в заботах об империи не будет спать ночей. Остаются курфюрсты, которые – каждый за себя.

И вот тут мы подходим к вопросу индульгенций. Опять-таки, они существуют давно, и раньше ни у кого недовольства не вызывали, хотя, конечно… Папе Клименту VII, как и его предшественникам, нужны деньги, якобы, на постройку собора святого Петра, но церковных доходов недостаточно. Что делает Папа? Он поручает сбор индульгенций монахам, на территории Священной Римской империи – ордену доминиканцев, причём те действуют так нагло и цинично, что вызывают недовольство даже у простых верующих. Половина собранных средств отходит римской курии, половина – архиепископу, а впоследствии и кардиналу Майнцскому, наместнику Рима в империи.

И вот, в последний день октября 1517 года, Лютер, следуя старому обычаю о проведении богословских диспутов, прибил на двери дворцовой церкви в Виттенберге свои Девяносто пять тезисов об индульгенции, которые быстро облетели всю страну и сделали Лютера фигурой не менее известной, чем сам император. Недалёкие люди считают, что именно с этих тезисов всё и началось, а я утверждаю, что, наоборот, ими-то и закончилась подготовка к Реформации! – Антон заметно волновался и повысил голос.

– Понимаете ли, Вольфгер, зёрна учения Лютера упали на превосходно вспаханную почву. Римско-католическая церковь в империи стала играть слишком большую роль, а, главное, стала обходиться слишком дорого.

Конечно, доктор Мартинус исходил из чисто богословских соображений, уж так он верит в Бога. Но его вера исключительно удачно совпала с пожеланиями о реформе церкви курфюрстов, землевладельцев, вообще богатых и влиятельных людей. Понятно, что вера – один из важнейших столпов, удерживающих на себе всё государственное здание, выдерни его – и хаос неверия затопит страну. Но столп может быть мраморным с золотой резьбой, а может быть и высечен из сурового гранита. Всё равно он будет держать крышу, не так ли?

Вольфгер кивнул.

– Что предлагает доктор Лютер? Он предлагает на первый взгляд совершенно безобидную вещь: верить в соответствии со Священным писанием, а не в соответствии с поучениями отцов церкви, то есть Священным преданием. А в Евангелии, между прочим, нет ни слова ни о монастырях, ни даже о римской курии и самом Папе! И о почитании святых – тоже! Понимаете? Огромные деньги, которые империя расходует на содержание римско-католической церкви, оказывается, можно не тратить, и при этом оставаться добрым христианином! Естественно, что лютеранство было встречено с восторгом всеми слоями населения – от простецов до курфюрстов, и со скрежетом зубовным – в Риме. Папа даже хотел судить Лютера церковным судом и сжечь, как сожгли Гуса, но Лютер оказался хитрее, и не поехал в Рим…

И вот лютеранство в империи набирает силы. То одно, то другое курфюршество объявляет о разрыве с Римом и принятии учения доктора Мартинуса, монастыри закрываются, монахи и монахини уходят в мир, целибат[36] нарушается, церковная десятина не выплачивается, богослужения не проводятся вовсе или проводятся небрежно. И это – только следствие учения Лютера, а есть ещё Томас Мюнцер, который пошёл гораздо дальше, и есть многочисленные секты анабаптистов-перекрещенцев, которые вообще жгут монастыри, убивают священников и монахов, осаждают замки и кое-где даже посягают на их хозяев. Это уже война, которая вскоре может охватить всю страну.

– Н-да, – досадливо потёр лицо Вольфгер, – гульдены… опять гульдены, даже в вопросах веры. С этой стороны я вопрос, признаться, не рассматривал.

– Я – финансист, и обязан всё мерять на деньги, – пожал плечами Антон, – тем более что всё, о чём я говорил, лежит на поверхности, вы просто не обращали на это внимания. В конце концов, воин не обязан думать о том, как работает обоз его отряда.

– Ну, положим, хороший воин обязан, – засмеялся Вольфгер, – а то сам останется голодным, да и его кнехты тоже. Но оставим шутки. Я хочу поблагодарить вас за ценные сведения, признаться, они открыли мне глаза на многое. В свою очередь, я хочу вам тоже кое-что рассказать, возможно, тогда причины моего интереса к обсуждаемой теме станут вам более понятными.

– Я слушаю вас, – кивнул Фуггер, поудобнее устраиваясь на стуле.

– Скажите, Антон, что вы знаете об иконах, плачущих кровью?

– Да то же, что и все, – вяло отмахнулся финансист, – страшная сказка, придуманная для черни каким-нибудь ополоумевшим от поста и воздержания монахом.

– Увы, это не сказка, – мрачно возразил Вольфгер, – недавно я видел плачущие иконы сам.

– Подделка исключена?

– Категорически.

– Тогда рассказывайте!

И Вольфгер стал рассказывать. Всё, с самого начала. Антон слушал его молча, подливая вина в бокалы и всё больше и больше бледнея. Когда Вольфгер закончил, молодой Фуггер был похож на древнего старца: изжелта-бледный, с посиневшими губами и зрачками во весь глаз.

– Вам плохо? – испугался Вольфгер.

– А как бы вы почувствовали себя, узнав о приближении Светопреставления? – выдавил усмешку Антон.

– Но… Может быть, это неправда? В конце концов, это только наши предположения, мы и приехали затем, чтобы спросить совета у архиепископа…

– Нет, похоже, вы правы, – мрачно сказал Фуггер, – сходятся мелочи, а когда мелочи сходятся, это означает, что задача решена правильно. Что ж, от нас теперь мало что зависит. Мы не можем изменить Его промысел, но всё-таки подготовиться стоит.

Вот что: я попрошу вас ни в коем случае не бросать свою миссию, доведите её до конца в любом случае. Обещаю вам любую поддержку со стороны нашего дома, а поддержка торгового дома Фуггеров и слово Антона Фуггера в империи кое-чего стоят, скажу вам, не хвастаясь. Теперь я вижу, что ваша аудиенция у архиепископа приобретает значение первостепенное, поэтому я постараюсь организовать её как можно быстрее. Но… я бы не стал ждать от неё многого. Альбрехт Бранденбургский, хоть и курфюрст, умный и влиятельный человек, но всё-таки наместник римской курии. Мне кажется, что после встречи с архиепископом Майнцским вам придётся ехать в Виттенберг.