Примерно такую же неприязнь правые испытывали и по отношению к непроизводительной биржевой деятельности. Наиболее радикальную позицию тут занимал Шарапов. Он ратовал за самодержавное государство, «уничтожившее биржу». Его хозяйственный идеал был противоположен экономическому порядку, основанному на «дорогих» (золотых) деньгах, на товарности денег и возможности бесконечных, паразитических манипуляций с процентными бумагами.
И тем не менее русские националисты так и не решились радикально и последовательно выступить против банкократии, выдвинуть требование национализации банковского капитала. Это во многом предопределило их поражение в идейной схватке с либерально-демократическими, прокапиталистическими силами.
ЛЕВАЯ ВЕРСИЯ РУССКОГО ТРАДИЦИОНАЛИЗМА
Итак, правые националисты свой шанс упустили. Но его упустили и националисты левого толка. В лагере российской левой существовало свое националистическое и самобытное крыло. И коли уж мы взялись за рассмотрение идеологий, то нам необходимо копнуть и в этом направлении. Тем более что речь идет об актуальных вопросах, которые значимы и для современной политики. В частности — для современного левого движения.
Российские левые давно уже находятся в состоянии кризиса. Он начался как кризис коммунистической идеологии, приведший к распаду СССР и всего социалистического лагеря. Многие ожидали, что после этого возникнет новая левая сила, которая сумеет дать адекватный ответ на все вызовы современности. Но таковой силы не возникло.
КПРФ сохранила старую марксистскую фразеологию при отказе от революционной практики. Это вряд ли можно назвать идеологической реформацией. Компартия существует по инерции, оставшейся от советских времен. Такое существование может продлиться еще неопределенно долгое время, но ни о каком расширении речь уже не идет. При этом руководство партии время от времени делает попытки нащупать социализм с русским лицом, с русской спецификой.
Наиболее серьезны, в данном плане, наработки, сделанные лидером КПРФ Г. А. Зюгановым. По сути, он предложил проект некоей реформации марксизма. Так, в работе «Россия — родина моя. Идеология государственного патриотизма» лидер КПРФ довольно-таки откровенно утверждает: «Нуждается в уточнении и корректировке многое в марксистской доктрине, в том числе даже учение о безвозмездно отчуждаемой капиталистами прибавочной стоимости, об абсолютном и относительном обнищании рабочего класса, теории пролетарской революции с ее выводом о диктатуре пролетариата».
Надо сказать, что сам Зюганов во многом отошел от материализма и классового подхода. И в этом плане весьма любопытно проанализировать зюгановскую концепцию исторического развития России. Согласно ему, в основе этого процесса находится «Русская идея», которая ставит перед русским народом разные задачи в разных исторических условиях. Указанная идея представляет собой «тысячелетнюю мечту, рожденную не прихотью отдельного ума, не откровением проповедника-одиночки, а коллективным опытом нашего народа, вопреки всем наветам творящего свою таинственную, неповторимую, трагическую и героическую историю». Совершенно очевидно, что перед нами характерный случай самого настоящего идеализма в историософии.
Какие же проекты ставила перед Россией «Русская идея»? В XIII–XIV веках национальный проект заключался в преодолении «вековой внутренней междоусобицы и губительной разобщенности». Он был направлен на свержение «тяжкого иноземного ига». B XV–XVI столетии перед Россией стала некая сверхзадача эпохи: «…Создание единого централизованного государства, теснейшим образом связанного с нравственно-религиозным постижением Высшего смысла народного бытия». Тогда были предприняты первые попытки «сформировать универсальный, воистину вселенский пафос Русской идеи», глубинные, коренные основы русского национального самосознания. XVIII–XIX века стали временем «геополитического становления России», «установление российского контроля над евразийским „сердцем мира“». И, наконец, XX век ознаменовался реализацией «советского проекта». В основе его «лежала неутолимая жажда справедливости, от века присущая нашему народу». Показательно, что проект назван именно советским, а не коммунистическим, то есть Зюганов явно отдает предпочтение государственному началу перед идеологическим.
Все вышеназванные проекты связаны воедино одной исторической миссией русского народа, которую Зюганов характеризует как освободительную. «Смысл народной жизни, — отмечает Зюганов, — можно сформулировать как непрерывное познание — научное, религиозное, творческое, направленное на раскрытие тайн Мироздания, в котором России Промыслом выделена особая роль, особая миссия, — защищать попранную справедливость, воплощать в несовершенную земную реальность надмировые идеалы Веры и Любви, милосердия и людского братства».
Таким образом, мы видим, что в основу своей историософской концепции Зюганов ставит идеалистическую схему, которая крайне близка к философии Гегеля, согласно которому исторический процесс представляет собой воплощение некоей абсолютной идеи, именуемой «Абсолютным Духом». (Показательно, что русские традиционалисты-славянофилы тоже во многом основывались на философии Гегеля.)
Потеснив материализм идеализмом, Зюганов осуществил еще одну замену. Он поставил на место классового и формационного подхода, принятого в марксизме, цивилизационный подход, который практиковали такие отнюдь не левые мыслители, как Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, А. Тойнби. Россия, согласно зюгановскому подходу, представляет собой особую цивилизацию. Важнейшей ее отличительной чертой является коллективизм и обостренное чувство социальной справедливости. Зюганов утверждает, что традиционная русская идея общины вкупе с православной доктриной соборности оправдывают коллективное владение собственностью, а также принятие решений сообща. Коммунизм, по мнению лидера КПРФ, присущ российскому обществу на протяжении всей его истории.
Русской (или славянской) цивилизации противостоит западная цивилизация, основанная на капитализме и индивидуализме. Эта цивилизация бездуховна и предполагает грабительскую эксплуатацию. Сточки зрения Зюганова, политическая философия Запада прямо вытекает из античного, афинского представления о демократии. Согласно этому представлению, общество должно быть разделено на граждан и рабов. Именно этот подход и характерен для западных демократий. Присущее ему разделение, по Зюганову, является оправданием для «золотого миллиарда», который «свободен от обязательств по отношению к остальному человечеству, а прочие успешно и честно играют свою роль поставляющих ресурсы придатков, хранилищ токсичных отходов и мест для размещения экологически вредных производств». «В этих условиях, — пишет Зюганов, — особое значение приобретает славянская цивилизация в лице Российской империи, ставшей последним противостоянием западному гегемонизму».
Это все замечательно. Но эти и другие наработки так и не сведены в единую систему, на их базе не возникает какая-либо идеология. КПРФ продолжает основываться на некоем синтезе ортодоксального марксизма и советского консерватизма. При этом русский традиционализм находится где-то глубоко на периферии, хотя ему не чужд и сам лидер партии.
Это — о КПРФ. Но, кроме того, уже почти двадцать лет в России пытаются возродить социал-демократию. Однако и тут особо похвастать нечем. «Официальная» Социал-демократическая партия России так и не сумела стать крупной силой, в чем признаются даже ее симпатизанты. Не могут похвастаться влиянием и другие «социалистические» и «социальные» партии.
О своей социал-демократической ориентации объявила некогда влиятельная, а теперь политически усопшая «Родина», которая даже просилась в Социнтерн. При этом социал-демократизм «родинцев» выгодно сочетается с приверженностью к умеренному национализму. Казалось бы, у социал-демократов появился повод для оптимизма. Но «Родина» подверглась политическому разгрому, которому общество никак не сопротивлялось. Да, многие избиратели были готовы отдать свой бюллетень за эту партию, но идти ее защищать никто не хотел. Не тянуло как-то. Социал-демократия не греет душу русского человека, он всегда бежал от нее — либо «вправо», либо «влево».