Такими мерами он, как и следовало ожидать, настроил против себя большую часть знати. В то же время, как согласно уверяли современники, император пользовался любовью крестьян и городской «черни».

Царь Павел был снисходителен к народу, подвергшемуся притеснению со стороны олигархии. Он ограничил барщину тремя днями, запретил продавать крестьян без земли и разделять семьи при продаже.

К великому несчастью для России «народный» император пал жертвой очередного дворянского переворота, произошедшего в 1801 году. Активное участие в нем приняла британская агентура, которая опасалась, в первую очередь, сближения России с наполеоновской Францией. И показательно, что ее интересы совпали с интересами дворянской олигархии, которая была сотнями нитей связана с Англией.

Но показательно и то, что в заговоре столкнулись две родственные, но все равно разные линии. Если такие заговорщики, как Панин и Пален, выступали за конституционализм, ограничение монархии парламентаризмом, то гвардия по-прежнему не хотела формального ограничения власти царя (предпочитая ему ограничение фактическое). Военная верхушка решительно отвергла замыслы конституционалистов, выдвинув Александра I своим вождем, в котором она видела продолжателя «славного» царствования Екатерины. «При мне будет как при бабушке»— это обещание нового царя окончательно склонило чашу весов в его сторону. Дворянство все-таки не хотело парламента и не могло сделать последнего шага по пути буржуазной трансформации.

Необходимо напомнить о том, что заговор против Павла намечался еще давно. В 1797 году возникло тайное военное сообщество, поставившее своей целью свержение императора. В деятельности общества, именуемого «Канальским цехом» (от слова каналья), принимали участие A. M. Каховский, А. П. Ермолов и другие офицеры. «Канальи» хотели привлечь на свою сторону знаменитейшего полководца А. Суворова. Но когда Каховский обратился к нему с этой просьбой, то Суворов подпрыгнул и перекрестил ему рот со словами: «Молчи, молчи, не могу проливать кровь сограждан».

Чем же так привлек заговорщиков Суворов? Своими разногласиями с Павлом? Вне всякого сомнения. Однако, как представляется, его прочили в участники заговора не только поэтому. Дело в том, что Суворов был убежденным сторонником вождизма. В его бумагах нашли соображения, озаглавленные как «Символ доблестной благосклонности Самодержавной Императорской власти». В них он предлагает сделать основой империи следующий иерархический ряд: «Богатырь — старик — капрал — офицер— ротный — полковник— бригадир — генерал— вождь — император». То есть Суворов предлагал наряду с властью императора ввести еще и особый институт вождя. Очевидно, что Суворов вызывал симпатии заговорщиков в первую очередь своим вождизмом.

Правда, к чести великого полководца нужно отметить, что он так и не решился воплотить свой вождизм в плане актуальной политики. Духовное чутье подсказало ему, чем такие эксперименты могут завершиться для сограждан. К сожалению, именно этого чутья не хватало участникам военного заговора 1917 года.

Вернемся, однако, к Александру I, который попал в несколько двусмысленное положение. Гвардия сорвала осуществление конституционалистского проекта, но сам Александр все-таки склонялся к конституции. Он не особенно рекламировал этой приверженности, однако свою, выражаясь по-современному, команду т. н. «молодых друзей» набрал именно из аристократов-конституционалистов, таких как А. Чарторыйский и В. Строганов. Очевидно, что он планировал проведение реформ умеренно-конституционного характера.

Однако постепенно Александр отошел от конституционализма. Он принимает решение вырвать власть из рук дворянской олигархии. С этой целью сын Павла осуществил правительственную реформу, в результате которой было упразднено коллегиальное руководство министерствами. Теперь в правительстве верховодили самые настоящие ведомственные диктаторы. Одновременно государь довел до конца раздворянивание гвардии, точнее ее рядового состава, который стал мужицким и простонародным. Из военно-дворянской организации гвардия превращалась в дворянско-крестьянское элитное войско. Тем самым был несколько ослаблен ее кастовый характер, дворянскому своеволию был противопоставлен мужицкий консерватизм.

При этом саму гвардию впервые стали выводить из столицы и задействовать в военных действиях.

По сути дела, Александр I проводил политику своеобразного бонапартизма. Он дал самодержавию некоторую свободу маневра, предоставил ему возможность играть на противоречиях между своевольным дворянством и консервативной бюрократией, которая получила при нем огромную власть.

Еще больше самодержавие окрепло после войны с Наполеоном, в котором русское общество увидело неудачное воплощение буржуазного либерализма, обрекшего Францию на грандиозную государственную катастрофу.

Правда, война дала и побочный эффект. Молодые дворянские офицеры испытали мощное влияние европейского просвещения. Для некоторых из них стало очевидным преобладание западного конституционализма над российским самодержавием.

Но заговор 14 декабря 1825 года закончился поражением диктатурщиков. Эпоха военных переворотов ушла в прошлое. Пример декабристов шокировал русское общество, которое решительно взяло сторону самодержавия (декабристов отказались понять их же собственные родственники и потомки).

Хотя в XIX веке имел место быть еще один рецидив военного заговорщичества, который остался почти незамеченным общественностью и исторической наукой. Речь идет о политической деятельности известного русского военачальника М. Д. Скобелева, который, судя по всему, готовил военный переворот.

И здесь нет никакой попытки бросить тень на военные заслуги Скобелева, который навсегда останется в памяти потомков героем русско-болгарской войны 1877–1878 годов и покорителем Средней Азии. Однако в политическом отношении Скобелев представлял собой типичного военного национал-демократа. Для него были характерны и радикальный панславизм, и стойкая неприязнь к немцам, переходящая все пределы. Сам он практически не скрывал своих намерений свергнуть династию Романовых и установить некое панславянское конфедеративное государство.

Скобелев выражал свои мысли более чем ясно: «Правительство отжило свой век, но, бессильное извне, оно также бессильное и внутри. Что может его низвергнуть? Конституционалисты? Они слишком слабы. Революционеры? Они также не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — армия, и в ее руках судьба России. Но армия не может подняться только как масса, а на это ее может двинуть лишь такая личность, которая известна каждому солдату, которая окружена славой сверхгероя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только в армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть только провозглашение войны немцам и объединение славян. Этот лозунг сделает популярной войну в обществе».

Барон Н. Врангель приводит любопытнейший рассказ генерала Дохтурова о товарищеском застолье, в котором принимали участие Скобелев и его друзья. Тогда генерал высказался о династии следующим образом: «…Все-таки в конце концов вся их лавочка полетит вверх тормашками». «Полетят, полетят, — ответил Дохтуров, — но радоваться этому едва ли приходится. Что мы с тобой полетим с ними, еще полбеды, а того и смотри, Россия полетит…» (к слову, точно так и произошло в 1917 году). Но Скобелев отмахнулся от этого предупреждения: «Вздор, династии меняются или исчезают, а нации бессмертны…»

Желая обзавестись союзниками, Скобелев пытался установить контакты с министром-либералом Лорис-Меликовым и одновременно с революционером-народником П. Лавровым. Однако они так и не смогли пойти на столь смелый альянс. Генерал не сумел организовать новый переворот и погиб странной смертью во время кутежа (многие были уверены, что его отравили).

В высшей мере любопытно, что Скобелев был связан с группой Каткова, которая отстаивала капитализацию России и настойчиво склоняла руководство страны к союзу с демократической Францией — против Германии.