Не исключено, что Катков не исключал возможности создания в России сильной военно-националистической диктатуры, способной осуществить капитализацию более жесткими методами, чем это делалось при патриархальных царях.

Очевидно, что в военной среде продолжал жить дух амбициозного милитаризма и самого примитивного (в основном антигерманского) национализма. Именно этот военный псевдонационализм и вдохновит армейскую верхушку (М. Алексеев, Н. Рузский и т. д.) на антимонархические действия в феврале 1917 года.

Отметим, что бюрократизация хоть и укрепила некоторым образом самодержавие, но, конечно же, дала свой побочный эффект. Бюрократия не могла долгое время представлять собой реальный противовес аристократической олигархии. Она, по сути своей, есть институт сугубо исполнительный, призванный не столько властвовать, сколько выполнять распоряжения верховной власти (монарха, аристократии, «гражданского общества»). Отсюда и неизбежно более низкий уровень интеллекта и пассионарности, что само по себе вовсе не опасно для бюрократа, а, напротив, необходимо. Но когда бюрократ сам становится властью, то это ей весьма вредит. Власть начинает проигрывать, ибо ищет самых «легких» путей, которых на самом деле не бывает.

Вот таким вот путем бюрократическая верхушка и посчитала капитализацию экономики при сохранении самодержавной власти. Вместо того, чтобы творчески развивать и укреплять монархический социализм, власть имущие понадеялись на инициативу частных хозяев (в том числе — иностранных капиталистов). В результате общество оказалось взорванным.

Для капиталистов и связанных с ними групп строй казался недостаточно буржуазным. А для миллионов русских людей, воспитанных в артельно-общинном духе, он, напротив, выглядел недостаточно социалистическим. Вот почему против самодержавия (во многом уже искаженного бюрократией и банкократией) объединились самые разные силы — как либеральной, так и социалистической направленности. Можно со всей уверенностью сказать, что творцом Февральской революции был широкий фронт, в котором участвовали представители всех слоев и направлений. При этом широкого фронта консервативных сил так и не сложилось. К тому же консерваторы лишились важной силы, которая могла бы сохранить монархию во время февральской смуты.

Таковой силой была гвардия, настроенная крайне монархически и находившаяся в конфронтации с демократическим Генштабом. Вначале XX века гвардейцы не были той вольницей, как сто лет назад. Усилиями русских царей гвардия превратилась в верную опору трона. И вот именно эту-то опору и кинули в самое пекло Первой мировой. Практически вся гвардия оказалась уничтоженной, что и облегчило задачу революции.

Это выглядит настолько странным, что наводит многих конспирологов на мысли о заговоре. Монархист-эмигрант, полковник Ф. Винберг писал следующее: «…Гвардию считали одним из серьезнейших препятствий для осуществления подготовлявшейся революции: всем были известны ее испытанные верноподданнические чувства и крепкие полковые традиции… Принимались все меры для парализования этой силы, и в этих видах, в течение трех лет, Гвардию выставляли вперед на почетную, но обоюдоострую обязанность постоянного участия во всех боевых действиях… В самом начале войны совершена была ошибка, когда всю Гвардию отправили в поход, не оставив половины каждого полка для охраны столицы… Я не боюсь впасть в ошибку или крайность, утверждая, что где-то, кем-то определенно проводился тайный замысел возможно скорее изжить, испепелить настоящий, опасный состав старой Русской гвардии».

Что же до «народной гвардии» царя — монархистов из «черной сотни», то они на момент революции окажутся расколотыми на несколько малочисленных и враждующих группировок. Никакой реальной силы эти люди уже не представляли, что, впрочем, не помешало Временному правительству вполне по-«демократически» запретить черносотенные организации и газеты сразу же после февральского переворота.

Любопытно, что некоторые монархисты в октябре 17-го предпочли Ленина Керенскому. Так, газета «Гроза» (одна из немногих уцелевших черносотенных газет) писала: «Большевики одержали верх: слуга англичан и банкиров еврей Керенский, нагло захвативший звание верховного главнокомандующего и министра-председателя Русского Царства, метлой вышвырнут из Зимнего дворца, где опоганил своим присутствием покои Царя-Миротворца Александра III. Днем 25 октября большевики объединили вокруг себя все полки, отказавшиеся повиноваться правительству из жидов-банкиров, помещиков-предателей».

Некоторые монархисты пошли на службу к большевикам. Член Союза русского народа, секретарь И. Щегловитова А. Колесов оказался единственным чиновником Министерства юстиции, который сразу и безоговорочно перешел на сторону советской власти. Правый публицист А. Москвич стал руководящим работником ТАСС и одним из ведущих журналистов газеты «Известия». А его коллега и единомышленник Е. Братин одно время служил заместителем председателя Харьковской ВЧК. Рядовые же члены СРН поддерживали новый режим в массовом порядке.

Итак, против монархии действовали самые разные силы. В Думе к либерально-социалистической оппозиции присоединилась часть монархистов («прогрессивные националисты»). Кроме политических группировок, активно работали многообразные общественные движения, созданные либеральной буржуазией, — земско-городские союзы, военно-промышленные комитеты.

В союз с буржуазией вступила и военная верхушка (некоторые историки даже говорят о масонской «Военной ложе»). Командующие фронтов во главе с начальником Штаба М. В. Алексеевым, как известно, во время февральских событий оказывали сильное давление на царя с требованием отречься от престола.

Огромную роль в свержении монархии сыграло кооперативное движение, которое объединяло около половины самодеятельного населения страны. Историк А. В. Лубков пишет: «Кооперация представляла широкое поле деятельности для налаживания межфракционных и межпартийных контактов для всех противников самодержавного режима. Так, известный общественный деятель член кадетского ЦК князь Д. И. Шаховской, являвшийся председателем общества потребителей „Кооперация“ (к 1917 г. — самый крупный кооператив Европы), был постоянным инициатором всевозможных межпартийных объединений и действовал в этом направлении весьма активно. К сотрудничеству в обществе ему удалось привлечь представителей различных партий. Его заместителями по правлению являлись эсер А. В. Меркулов и большевик И. И. Скворцов-Степанов. Среди уполномоченных и членов совета общества заметную роль играли меньшевики В. О. и С. О. Цедербаум — братья, Ю. Мартова, П. Н. Колокольников, П. П. Маслов, A. M. Никитин, видный историк кадет А. А. Кизиветтер, а также Е. Д. Кускова и С. Н. Прокопович, влиятельные представители политического масонства России… Сам Д. И. Шаховской — видный масон в третьем поколении ставил знак равенства между масонством и кооперацией».

К революционному движению примкнул и сектантский андеграунд. Один из видных большевиков — В. Д. Бонч-Бруевич — вспоминает, как он воздействовал на казаков из секты «Новый Израиль». Сам Бонч в свое время тщательно изучил сектантское движение с тем, чтобы поставить его на службу революции. И вот этот случай представился. В один из горячих февральских дней он принял делегацию кубанских казаков, которые находились в Петрограде и решили обратиться за советом к ученому человеку. Бонч-Бруевич обменялся с ними ритуальными приветствиями секты, после чего рекомендовал не препятствовать мятежу.

Ситуацию усугубило то, что в 1917 году монархия лишилась поддержки высшего церковного руководства. И это при том, что никого из членов Святейшего Синода нельзя было обвинить в симпатиях к либерализму и конституции, не говоря уже о социалистических идеях. В ряду известнейших и твердых консерваторов стояли такие известные церковные деятели, как митрополит Владимир (Богоявленский), митрополит Антоний (Храповицкий), митрополит Макарий (Невский) и т. д. Монархический Союз русского народа активно поддержали 33 епископа РПЦ — среди них будущий патриарх Тихон (Белавин). Казалось бы, налицо не только лояльность, но и беззаветная преданность трону.