И, глядя на журнальный снимок, словно читая подпись под ним, Генка хрипловато стал говорить:
Как бы крепко ни спали мы,
Нам подниматься первыми,
Лишь только рассвет забрезжит
В серой весенней дали…
Помолчал и будто рассердился на себя за смущение, за хриплость. Сказал негромко, но ясно:
Это неправда, что маленьких
Смерть настигает реже —
Ведь пулеметы режут
Часто у самой земли.
В Сереже словно музыка откликнулась: суровый, твердый марш, когда все барабанщики медленно поднимают и разом опускают палочки.
Он ничего не сказал. Он вдруг сообразил, что Кузнечик держит лист голыми руками, без варежек. Пальцы у Генки стали ледяные.
Сережа скинул перчатки, осторожно взял листок, свернул его и сунул Генке в наружный карман. Сложил вместе Генкины застывшие ладошки, зажал их в своих горячих ладонях.
— Пошли.
И повел Кузнечика, согревая его пальцы.
Генка послушно, как маленький, шел рядом.
Сережа сказал:
— А ты говоришь: Саша, Саша… Значит, ты сам песни придумываешь?
Сережа вспомнил свой давний сон про знойный враждебный город и убитого мальчишку…
Генка покачал головой.
— Нет, это Саша. А я сегодня первый раз… Если у меня не получится, Саша поможет. Чтобы до конца… Он мне в любом деле помогает.
— Мне бы такого брата, — сказал Сережа.
Генка улыбнулся и доверчиво проговорил:
— Я его как тысячу братьев люблю… Один раз я даже подумал знаешь что? Если бы с Олегом что-нибудь случилось, Саша мог бы стать у нас командиром.
Сережа даже выпустил Генкины ладони.
— С Олегом? А что с ним может случиться?
— Да нет, я так. У Саши и времени нет никогда. Просто они с Олегом чуть-чуть похожи.
— Возьми мои перчатки, они нагретые, — сказал Сережа. — А с Олегом… Ничего с ним случиться не должно.
И он вдруг понял, почему сегодня утром проснулся с тревогой. Из-за Олега. У того слишком часто теперь бывало хмурое и озабоченное лицо.
Несколько дней в отряде ждали неприятностей со стороны домоуправа Сыронисско-го и его союзников. Но прошла неделя, а все было спокойно. И ребята решили, что «противник» не захотел больше связываться с «Эспадой».
Жизнь потекла, как прежде. По вторникам и пятницам — тренировки, по средам — линейки, по выходным — съемки фильма. В другие дни и утром и вечером «Эспада» жила «просто так»: прибегали те, кто был свободен, а дело всегда находилось.
Все было бы хорошо у Сережи, если бы не этот чертов Димка. Видно, осталась у него обида.
А может быть, Сереже просто казалось?
Дело решил сам Димка (молодец он все-таки!). Он встретил Сережу после занятий в раздевалке, когда рядом никого не было. Встал Димка перед Сережей, как тогда, при первой встрече в лагере, заложил пальцы за белый ремень, слегка наклонил голову к плечу и спросил то ли с досадой, то ли с сочувствием:
— Что ты все время такими глазами смотришь?
Сережа смутился и потому огрызнулся:
— Какими?
— Вот такими — Димка сложил пальцы колечками — показал, что глаза у Сережи большие и круглые. Помолчал и добавил, не отводя взгляда — Ведь я же виноват, а не ты.
— Что-то я тебя не понимаю, — сказал Сережа.
В Димкиных глазах мелькнуло возмущение. Сережа почувствовал: хитрить стыдной бесполезно.
— Если виноват, зачем дуешься? — спросил он.
Димка стал смотреть в сторону.
— Я не дуюсь.
— Ну, злишься… Получается, что мы с тобой поссорились.
— Я не злюсь…
— Ну, обижаешься.
— Не обижаюсь я, — сказал он упрямо.
— Не ври. Я же знаю, что ты тогда обиделся.
Димка крутнул головой и, все так же глядя в сторону, проговорил:
— Это тогда. Сначала…
— Сначала… И потом тоже.
Димка глянул исподлобья, быстро и серьезно.
— Не-а…
— Нисколько? — осторожно спросил Сережа.
— Ну… маленько. А сейчас уже нисколько.
— Правда?
Димка кивнул. Теперь он уже не отводил глаз.
— Ну, тогда… что? — спросил Сережа.
Андрюшка знал, что мушкетеры есть!
Скакал,
скакал Андрюшка и все же добрался до старой Франции
— Что? — спросил и Димка. Во взгляде его мелькнула веселая искорка.
— Ага, — сказал Димка и улыбнулся.
— Ну, — произнес Сережа и протянул руку.
Димка далеко отвел свою ладошку и с размаху вложил ее в Сережину ладонь. Он теперь смотрел совсем открыто и улыбался, как всегда, как раньше. Это был, наконец, обычный Димка. И Сережа ощутил горячий прилив благодарности. Он был готов теперь для Димки сделать все, что угодно: с третьего этажа прыгнуть, в бой кинуться… Хотя виноват-то был все-таки этот обормот Димка, а не он, Сережа. И если Димку угораздит опять опоздать на вахту, не миновать ему новой нахлобучки.
Вместе с Димкой и Кузнечиком они отремонтировали пенопластовый замок. Его нужно было снять на кинопленку в лучах сильных фотоламп, на фоне косматых снежных облаков. Почти в сумерках. На экране зрители увидят красивую белую крепость, в которой укрылся от врагов и ночной непогоды хитроумный кардинал Ришелье. Там он строит козни против трех мушкетеров и их товарища — д'Артаньяна.
…В небольшом городке, на берегу реки, по которой ходили дымные пароходы, жил-был веснушчатый и лохматый мальчик Андрэ. А попросту говоря, восьмилетний Андрюшка. И жилось ему не очень-то весело. Мальчишки дразнили, потому что рыжий, тетушка за каждый пустяк ставила в угол и не давала компота, школьный учитель мосье де Раздолбон придирался и делал в дневнике дурацкие записи.
Однажды Андрюшка обиделся. Не так, как раньше — на минутку, а крепко — навсегда. Он решил бросить дом и уйти в мушкетёры.
Андрюшку долго уговаривали не делать глупостей. И тетка, и учитель, и даже мальчишки, которые осознали свое неправильное поведение, обещали больше не дразнить, а мосье де Раздолбону посадить в портфель живую крысу, чтобы он тоже перевоспитался.
Андрюшка не отменил решения. Напрасно ему говорили, что мушкетеров сейчас и на свете нет, что водились они раньше, в другую эпоху, и даже в других местах. Андрюшка знал, что мушкетеры есть, потому что недавно видел их сам, когда стоял в углу и украдкой поглядывал на экран телевизора.
Андрюшка готовился к походу всерьез. Воткнул в берет большое куриное перо, приделал к старым валенкам отвороты и жестяные шпоры, из толстой проволоки и консервной банки смастерил длинную шпату. Лошади у Андрюшки не было, и он взял березовую палку, а к ней приделал конскую голову из картона.
— Ну, скачи, скачи, — сказали ему. — Далеко не уедешь, к ужину все равно вернешься. Только людей насмешишь.
И Андрюшка, правда, смешил. Когда проявили первую пленку и запустили кинопроектор, все просто лежали от хохота.
Маленького Андрюшку-д'Артаньяна играл настоящий Андрюшка Гарц. Он был на три года старше своего героя, но это ничуть не мешало. Невысокий, щуплый, в своем дошкольном костюме, из которого не очень даже и вырос, Андрюшка вполне сходил за восьмилетнего. А играл он, как артист. Это все сказали, когда выбирали человека для главной роли. Даже Данилка уступил, хотя сам сначала метил в д'Артаньяны (говорил, что пускай фильм и не цветной, но рыжего должен играть самый рыжий).