Грегори на минуту замолчал, а Шейн почувствовал, как по щекам катятся слезы. Он сразу вспомнил своего отца. Вспомнил, как тот умолял Мартинеса не забирать маленького Шейна, обещал сам его всему обучить, научить контролировать обращения. Как потом, заливаясь слезами, молил сына простить непутевого отца, когда мальчика забирали в организацию. Тогда Шейн понимал, что сам виноват, что, обратившись, серьезно поранил младшую сестренку, что отец хотел помочь, но не смог отвоевать сына у Мартинеса. И при этом Шейн злился на него. И до сих пор не мог простить до конца. А Тристан простил. Простил предательство самых близких людей и продолжал защищать родителей.

– Тристан рос одиноким и замкнутым ребенком, – продолжил тем временем Грегори. – Он не играл с другими детьми. Когда я спрашивал его, почему, отвечал, что он не такой как они. Дети считали его слишком заносчивым и гордым, а он просто боялся. Но Трис всегда помогал мне по хозяйству. А лет в пятнадцать начал уходить в лес. Сначала днем, потом и по вечерам задерживался. А лет с семнадцати стал пропадать там сутками. Я за него волновался жутко, он же мне как сын был. В то время волки, конечно, уже ушли из округи, но в лесу все равно было слишком опасно для подростка. Позже он стал охотиться с одним только ножом и часто приносил домой уже разделанные туши оленей. Тогда-то его охотники и невзлюбили. Если до этого его только молодежь дразнила да задирала, то потом уже и среди старших началось недовольство. Многие его откровенно боялись. Мы ж не знали тогда, что он в волчьей шкуре охотится, думали, голыми руками может лося завалить. Старухи его демоном прозвали, а охотники – Волком. Позже у нас старик один помер, Тристан его дом занял и совсем от людей отгородился. Общался только со мной, да иногда с парнями из тех, что постарше да поспокойнее. Но всегда готов был на помощь придти, если беда какая. А так жил один, неприкаянный.

А этим летом пропал он. После урагана помог деревню восстановить, кому крышу починить, кому забор поставить. Да и ушел в лес. И не вернулся. Помню, в тут ночь волк в лесу выл, да так жалобно, будто звал кого. Мы этого волка тогда только на пятый день нашли. Он в капкан угодил, но не пытался сбежать, лапу не отгрыз. Видать, ждал людей, помощи. Хотели сначала добить зверя. Да Ен не дал, отстоял. Как подумаю, что не заступись тогда мой мальчик за волка, своими бы руками сына угробил. А Ен его к себе забрал, с рук кормил, выхаживал, на ноги поставил. Мы все дивились, как такой сильный и опасный хищник человеку доверять может. А он его в своей спальне в клетке держал, потом вообще в саду. Ен тогда с Керсеном встречался. Тайно конечно - Шон женат был, да и не приветствуется здесь подобное непотребство. Это я уже старый, на многое глаза закрываю. А местные мужики узнали бы, камнями б закидали. Нет, несколько охотников знали, конечно, но шумиху поднимать не стали. Так вот, встречались эти голубки, понятно, у Ена, Тристан за ними каждую ночь наблюдал. Чего уж он там думал, я не знаю. Да только когда зверь окреп, Ен его в лес вывез, и назад Трис уже человеком вернулся. И сразу почти рассказал все Ену. И про то, что волком тем был, и что про Шона знает. Ен ему тогда не поверил и Керсену все сразу растрепал. Сейчас Ен себя поедом ест. Винит, что обоих погубил.

Шейн был ошарашен. Значит, тот, кого любит Тристан, кому он верен даже на расстоянии, это тот красивый мужчина с грустными глазами?

– А что с ними случилось? – с трудом заставил себя говорить парень. – Почему все думают, что Тристан умер?

– Я подробностей не знаю, Ен мне о том дне почти ничего не рассказывал. Больно ему. Знаю только, что в тот вечер он с Керсеном поругался сильно. Из-за Триса ли или еще чего, но Шон парня избил, а Тристан рядом был и видел это. Он Керсена около его дома догнал уже в волчьем облике, да глотку ему и разорвал. Шон успел на помощь позвать, вот охотники волка и застрелили. Решили, что это Еновский выкормыш вернулся. А когда он снова человеком перекинулся, уже поздно было. Жутко тогда было. Поверить невозможно, если бы своими глазами не видел. Мне уже позже этот Мартинес ваш сказал, что Тристан выжил и что его в резервацию к другим оборотням заберут. Я тогда с ним в больницу поехал, убедиться. Трис меня не видел, он спал, но я знаю, что он в то время уже на поправку пошел. Только в деревне я никому об этом не говорил. Даже Ену. А сейчас, если Тристан решит вернуться, надо Ена предупредить.

– Я сам ему скажу, – уверенно ответил Шейн. – Если понадобится.

Еще немного поговорив с Грегори о Тристане, Шейн направился в лавку к Норманну. Оборотень сильно запутался в своих чувствах. Нелегкая судьба Триса поразила его до глубины души, пробуждая в Шейне жалось, которую он тут же попытался отогнать прочь. Обида на волка была еще слишком сильна. Да и желание отомстить не улеглось, а лишь с каждым днем набирало силу. Тристан оскорбил его и заслужил мести. Какую из полученной информации можно применить против Волка, Шейн пока не выбрал. Он решил подумать над этим по дороге назад. Можно было бы расспросить этого Ена про Триса, но тогда пришлось бы раскрыть ему правду, что оборотень жив. В таком случае, возможно, что Ен захочет вернуть Тристана. А потерять Волка Шейн был не готов. Или он хотел его уничтожить? «Да, уничтожить», – решил парень. – «Тристан скрывает свое прошлое, значит, я все расскажу остальным. Тогда Трису будет больно. Очень больно. Оборотни не станут также боготворить убийцу. Это и будет моя месть».

С этими мыслями Шейн и заснул. Его не разбудила развернувшаяся ночью непогода, а на утро оборотня встретила абсолютно белая и заснеженная деревня.

Глава 17

- Красиво, - протянул восхищенный Шейн, глядя в окно на заснеженную деревню.

- Красиво, - в ответ ему пробурчал недовольный Норманн из своей постели. – Только ты зря радуешься. Ночью такая пурга была, я думал, крышу сорвет.

- А эта пурга что-то сломала? – взволнованно спросил парень, растеряв все восхищение.

- Сломала, - рыкнул мужчина. – Она мне торговлю сломала. Боюсь, Шейн, вчерашняя метель дорогу аж до весны замела, так что придется нам здесь с тобой зимовать.

Смысл сказанного торговцем упорно отказывался усваиваться сознанием оборотня. Он смотрел на Норманна широко распахнутыми глазами, в которых наворачивались слезы.

- И что теперь делать? – едва сдерживая панику, спросил парень.

- Что-что. Ждать.

- Чего ждать? – взвизгнул оборотень. – Я не могу ждать. У меня нет денег. Нет ни одежды, ни пищи. И мне негде жить.

Торговец выбрался из-под одеяла и, подойдя к парню, по-отечески обнял его за плечи. Норманн понимал, что сейчас главное - не дать ребенку впасть в истерику и решил сменить тон разговора.

- Да не переживай ты так. Зима еще ранняя, может, подтает еще. А пока здесь перекантуемся. Грегори нас уж точно на улицу не выгонит. Рассматривай это как путешествие. Может, повезет, так на охоту сходим.

- Вам хорошо рассуждать. Вас здесь все знают. А меня никто просто так не приютит, - Шейн сильно дрожал, сдерживая слезы.

- Что ж ты к жизни-то такой неприспособленный? Это же деревня. Работы всегда полно. Будем помогать местным чем сможем, и они нас не бросят. К тому же ты сам сказал, меня здесь знаю, а ты со мной, так что не пропадем.

Узнав о проблемах гостей, Грегори быстро распорядился разместить их в старом доме Тристана. Это решение вызвало бурное обсуждение среди местных. Грег, который после смерти приемыша даже близко никого, кроме Ена, не подпускал к дому Волка, сам добровольно пустил туда приезжих. Но спорить не стали. Шейна представили, как племянника Норманна.

Стоило парню войти в дом Тристана как его буквально захлестнули чувства. Восторг, трепет и страх. Внезапно он подумал, что это кощунство - думать о мести, находясь в логове Волка. А проявленное доверие со стороны мистера Ламберта вызывало чувство стыда за обман. Но вскоре интерес перекрыл все остальные эмоции, и спустя буквально полчаса после заселения, Шейн, сверкая глазами, принялся исследовать временное жилище.