Поверх них прикреплена записка. На ней небрежными мальчишескими каракулями выведено: «Раз ты отказываешься нормально проконсультироваться со специалистами, я очень постарался откопать для тебя обувь подходящего размера. Прости, что не нашёл розовые».

Очень глупо, что всё внутри меня томится от нежности из-за того, что парень купил мне самую уродливую обувь на свете? Да. Знаю, что да.

Но от этого бестолковая ухмылка на моём лице никуда не девается.

Взгляд на часы подсказывает мне, что я опаздываю на нашу пробежку. Он не будет удивлён — я всегда опаздываю. Но всё равно одеваюсь в спешке. Не вся моя экипировка розовая, но я выкладываюсь по полной, чтобы каждая деталь моей одежды сегодня была именно такого цвета, начиная со спортивного бюстгальтера и заканчивая трусиками и носками.

Затем надеваю кроссовки, размер которых идеально мне подошёл. Мурашки по коже от этого парня.

В новой обуви мне вроде ощущается так же хорошо, как и в моих милых розовых кроссовках, но, может, я почувствую разницу после нескольких миль. Пол постоянно кудахчет о важности предотвращения травм, а правильная обувь якобы убережёт от меня судорог, растяжений и «всякой такой хрени».

Как и ожидалось, Пол уже на месте: стоит спиной ко мне, вглядываясь в предутреннюю мглу над водой. Нам нём синяя кофта с длинными рукавами и такого же цвета тренировочные штаны. Выглядит точь-в-точь как бывший двадцатилетний (с хвостиком) морпех, готовый вот-вот взлететь на воздух в любую секунду.

И трость тут. Трость, которая на мой взгляд ему совершенно не нужна. И ещё кое-что, не вызывающее сомнений: этот парень не собирается начинать бегать.

— Эй, — тихо зову я.

Подбадриваю себя, думая, что он в наихудшем расположении духа. После его глупого, клишированного «Как тебе Кали?», произнесённого прошлой ночью, я готова ко всему, что он выкинет с целью оттолкнуть меня.

Он поворачивается. Не улыбается — ну, ничего себе, — хотя глаза излучают тепло. Оно нарастает ещё больше, когда он спускается взглядом вниз по моему телу, задерживаясь на определённых местах, пока не останавливается на ногах.

— Как тебе? — осведомляется он, дёргая подбородком в сторону обновки.

Ну, ладненько — видимо, о поцелуе мы говорить не будем. Но он, по крайней мере, не ведёт себя, как сволочь, а это уже больше, чем я ожидала, учитывая, какой толстенной бронёй прикрыты его эмоции.

— Безобразные, всё как ты и планировал.

— Они не дадут подвернуться твоей ноге. Ты ещё поблагодаришь меня, когда постареешь.

Я издаю приглушённый смешок.

— Господи, так романтично.

Его лицо становится пустым, и до меня тут же доходит собственная ошибка. Он может упражняться со своей сиделкой, читать с ней, даже флиртовать и целовать её… но тут нет места для романтики. Не в нашем случае.

И пусть я ничего подобного и не подразумевала, такое слово как «романтика» губительно для парней вроде Пола.

Как и для девушек вроде меня. С Итаном у меня была когда-то эта романтика, и я умудрилась всё испортить. Возможно, некоторые люди просто не созданы для отношений.

Опасливое выражение на лице Пола сменяется смущением.

— Ну, ладно.

— Что?

Он награждает меня слабой улыбкой, и моё сердце переворачивается, когда я различаю за ней вспышку печали.

— Я собирался испускать всякие сигналы, предупреждающие о том, что я не ищу девушку, — с сожалением произносит он. — Но судя по отвращению, написанному на твоём лице, это и не потребуется.

— Нет! — выпаливаю я. Господи, он принял моё отвращение на свой счёт? Я с ума схожу от желания сказать ему, что, какие бы у него ни были проблемы, внутри он не такой отравляющий, как я. Но у меня не хватает мужества. — Я просто… ты действительно хочешь об этом поговорить? — спрашиваю я, всплеснув в воздухе руками.

Он на секунду вглядывается в меня, прежде чем опустить взгляд на свою руку, лежащую на трости.

— Нет.

Я вымучиваю улыбку.

— Так… у этой обуви есть какой-то подвох, о котором мне следует знать? Мне понадобится секретный код, или они сами по себе вырабатывают магию?

Пол закатывает глаза, указывая тростью в сторону того места, откуда мы обычно начинаем нашу пробежку.

— Пройди вперёд и начни бежать трусцой. Постарайся не споткнуться и не упасть, иначе моей опеке добавится хлопот.

— Опеке? Вот как ты это называешь? — интересуюсь я. — Потому что больше похоже на ханжеские лекции, — остановившись, начинаю растяжку.

Кончик трости тихонько ударяется о моё колено.

— По последним суждениям бегунов — предварительная растяжка не поможет предотвратить травму.

Я опускаю ногу обратно на землю.

— А волшебные кроссовки помогут?

Его губы почти изгибаются в улыбку.

— Они — да.

— Надеюсь, меня никто не увидит, — ворчу я добродушно. — Хотя, с другой стороны, хочется верить, что эти кроссовки проживут долго, потому что они отлично впишутся в интерьер дома престарелых.

— Спорим, у старикашек от тебя поедет крыша?

«А у тебя от меня едет крыша?» — хочется спросить мне. Но на самом деле говорю:

— Ладно, давай сделаем это, — точно не знаю, о беге я говорю или о другом бесконечно более предательском.

Он кратко кивает.

Я делаю шагов пять, прежде чем запретная мысль проскакивает в моей голове. Обернувшись, обнаруживаю, что он смотрит на меня, тоскующее выражение его лица подталкивает меня задать смелый вопрос.

— Ты пробовал бегать? Хотя бы несколько шагов. Ну, знаешь… с тех пор?

На его лице проскальзывает боль, прежде чем оно полностью закрывается.

— Бегать, Оливия? Я даже ходить не могу без посторонней помощи.

Склоняю голову чуть в бок.

— Разве?

На этой ноте я разворачиваюсь на пятках своих новеньких уродливых кроссовок и срываюсь с места. Стараюсь сосредоточиться на технике дыхания, о которой без умолка твердит Пол, но в этот момент о глубоких вдохах я волнуюсь в последнюю очередь. Слишком глубоко повязла в мыслях о восхитительной катастрофе — Поле.

Я не слежу, как долго бегу, но замедляюсь, когда в поле моего зрения оказываются незнакомые виды. Я забежала дальше обычного. Как и следовало ожидать, Пола нигде не видно, когда я оборачиваюсь, но в отличие от других дней, он не попадается мне даже на обратном пути. Cлишком далеко оттолкнула его своим вопросом о беге, вот он и ушёл.

Я направляюсь в дом, решив не впадать в уныние. И чего я ждала? Неужели думала, что ему потребуется всего-то поцелуй на ночь и простой намёк на хотя бы попытку бежать, и он вдруг присоединится ко мне во всём своём довоенном величии?

Чувство вины явно не притупляется запоздалым осознанием того, что Линди до сих пор в Портленде, а мне следует исполнять обязанности по кухне. Я не только напоминаю Полу обо всём на что он не способен, так ещё и морю голодом. Конечно, он и сам может выложить на рогалик сливочный сыр, но мне за это платят — пора бы мне об этом вспомнить.

Поспешно приняв душ, я натягиваю штаны для йоги и пушистый голубой свитер, после чего собираю влажные волосы в небрежный пучок на макушке и направляюсь на кухню.

Я никогда особо не мудрила с завтраком, обычно делая себе английские маффины или хлопья, но этим утром мой желудок урчит в жажде получить что-нибудь посущественней. Наверное, потому что мой вчерашний «ужин» состоял из гигантского бокала вина, подкреплённого несколькими глотками виски.

Я перемешиваю достаточное для двоих количество яиц, добавляю немного сыра с грибами и ставлю на поднос два стакана с апельсиновым соком. У Пола в библиотеке есть кофеварка, но держу пари, что он припрятал там всего лишь одну кружку, поэтому опускаю на поднос ещё и кружку для себя. Озарённая запоздалой мыслью, я нарезаю ягоды и убираю их в красивую хрустальную миску.

Чаще всего мы с Полом ужинаем вместе — скорее потому, что не оставляю ему выбора, — но завтракаю я на кухне с Линди за обсуждениями шоу «Today» или чем-то таким. Если подумать, я пробыла здесь около месяца, и это первый раз, когда мы с Полом разделим завтрак.