— Правда? — удивляюсь я, пытаясь представить парня, который, кажется, живёт на сэндвичах и виски, предпочитающим замысловатые сладости.
— Да, но так было до того, как он уехал, — говорит она, а её улыбка постепенно угасает. — Вряд ли сейчас он вообще заметит, что я испекла для него торт.
Она выглядит такой расстроенной. Так хочется приободрить её, но мне нечего сказать ей, кроме как «он паршивец».
Я занимаю привычное место у стойки, и мы остаёмся сидеть в молчании ещё несколько минут. Линди не сверяется с рецептом во время готовки. Процесс измерения муки, сахара и соли для неё кажется таким же естественным, как для нас чистка зубов.
— Эй, я же так и не спросила, — говорю я, вырисовывая пальцем дорожку по рассыпанной муке. — Как прошёл ваш с Миком отдых?
Она вскидывает брови.
— Решила спросить спустя две недели?
Попалась.
— Прости. Кажется, я была немного зациклена на своих проблемах.
— Бывает, — отвечает она, спуская меня с крючка. — Отдых получился хорошим. Очень хорошим.
На этот раз брови вскидываю я, но уже из-за интонаций в её голосе. Я слегка наклоняюсь — теперь моя очередь спросить:
— Хочешь поговорить? — после чего прыскаю от смеха, потому что Линди заливается румянцем.
— Вот, значит, как, — говорю я.
— Как?
— Никаких раздельных комнат, я правильно понимаю?
— Мне тоже можно спросить тебя про личную жизнь? — чопорно парирует она. Мило. Вот и обмен ролями.
— У меня нет личной жизни, — здоровой, во всяком случае.
— Нет?
Я прищуриваю глаза.
— Нисколечко.
У меня воображение разыгралось, или она выглядит разочарованной?
Любопытство берёт надо мной верх.
— Линди, ты ещё до моего приезда узнала, что я моложе других сиделок?
— Хочешь спросить, знала ли я, что ты моложе и красивее? — она качает головой. — Нет. Мистер Лэнгдон хороший, честный босс, но не особо разговорчивый, и его нельзя отнести к доверчивым людям. Мы с Миком не получаем информации больше требуемого. Только имя, дату прибытия и так далее.
Киваю. Это я уже поняла. Мы замолкаем, когда Линди добавляет в тесто яйца, но затем, оставив миксер заниматься своим делом, она перемещает свой изучающий взгляд на меня.
— Что произошло во время нашего отъезда? Мика потрясло, что Мистер Лэнгдон добрался из аэропорта самостоятельно, тем более тот никогда не приезжал без предупреждения…
Она недоговаривает, оставляя мне заполнить пробелы. Я принимаюсь теребить серёжку.
— Вряд ли я имею право рассказывать эту историю.
— Ах, — отзывается она. — Значит, история есть.
А разве так не всегда?
Линди открывает пакетик с шоколадной стружкой и удивляет меня тем, что засыпает в рот несколько пригоршней, задумчиво пережёвывая, прежде чем предложить пачку мне. Я беру несколько, съедая одну за другой, пока мы пристально изучаем друг друга.
— Я расскажу, если и ты расскажешь, — выговариваю в спешке.
Скорость её пережёвывания замедляется.
— Что, по-твоему, я знаю?
— Что случилось с Полом. То есть, что на самом деле происходило с ним, пока он был там. Я не идиотка. Его нога не в таком уж бедственном состоянии, а шрамы не губительны. Всех сиделок, включая меня, привезли сюда не для того, чтобы ему оказывали физический уход. Ущерб нанесён здесь, — я касаюсь виска.
— Знаю. И в обмен на что я дам тебе эту информацию?
— На то, зачем Гарри Лэнгдон заявился сюда на огонёк в ту субботу. И почему мы с Полом с тех пор в натянутых отношениях.
Линди бросает на меня взгляд.
— Признаюсь, мне любопытно, почему вы с Мистером Полом растеряли ту слабую дружбу, что только-только начали выстраивать, но это с трудом можно назвать честной сделкой.
Тут она права. Барная драка Пола едва ли дотягивает до произошедшего с ним в Афганистане.
— Попытка не пытка, — наградив застенчивой улыбкой, отзываюсь я, выхватывая пальцем готовящееся тесто. Но затем всё равно приступаю к рассказу.
Я говорю ей о том, как наивно полагала, будто для Пола будет хорошо выбраться из дома и встретиться с другими реальными людьми, в особенности с Кали. Рассказываю о придурках из бара, о драке и оскорблениях. Понятное дело, опускаю часть с поцелуем. Потом делюсь тем, как вошла и услышала ругань Гарри на сына за его появление на публике и за то, что он выставил себя на посмешище.
На этом месте намереваюсь закончить, но вдруг слышу собственный голос, повторяющий слова Пола: «Ты с тем же успехом мог купить мне щенка или проститутку».
А после, потому что я вообще не знаю, когда вовремя заткнуться, припоминаю и то, что он бросил мне в лицо об Итане.
Её лоб морщится в замешательстве.
— Кто такой Итан?
— Мой бывший парень.
— Ох, — выдаёт она непонятным для меня тоном.
— Видимо, эти три слова тебе дали много информации, — говорю я.
— Я была замужем — дважды, и развелась — тоже дважды. Тема бывших мне хорошо знакома. Я так понимаю, конец был не слишком хорошим?
— Ну, скажу просто: я его ещё не пережила.
Линди удивляет меня смехом.
— Что? — мой тон немного уязвлённый.
— Именно это его и беспокоит.
— Что и кого беспокоит?
Линди перестаёт опускать шарики теста на противень.
— Пола беспокоит то, что ты ещё не пришла в норму после разрыва. Его тревожит, что ты всё ещё зациклена на этом Итане.
— Я не говорила, что зациклена на нём. Но даже будь всё так, это не может беспокоить Пола.
— Угу, — отвечает она, слизывая тесто с пальца. — Даже не вздумай изображать из себя дуру. Ты понимаешь, о чём я.
О Боже. Она знает.
— Так ты, эм, знаешь, что всё было не совсем профессионально?
— Имеешь в виду, достаточно ли долго я прожила, чтобы понимать, когда двое молодых привлекательных людей источают искр столько, что можно спалить весь дом? Да, достаточно.
— Круто, — мямлю я. — Думаешь, Мик в курсе?
— Конечно.
Дерьмо.
— А Мистер Лэнгдон?
— Скорее всего.
Дерьмо вдвойне.
— Что ж, — произношу я, отталкиваясь от тумбы, — хорошо поговорили. Пойду утоплюсь.
Донельзя довольная собой, она шевелит пальцами, нахально махая мне рукой на прощание.
— Печенье будет готово к трём. Ах, и Оливия?
— Да?
— Я рассказала бы тебе. О Поле. Если бы сама знала.
Через секунду до моего мозга доходит.
— Ты про Афганистан?
Она кивает.
— Мне, естественно, известно о последствиях. Нога. Шрамы. Кошмары по ночам. Но о том, что случилось на самом деле, я не знаю. И не знаю того, кто в курсе.
М-да.
— Что он отвечает, когда люди спрашивают?
Она кидает на меня позабавленный взгляд.
— Они не спрашивают.
Я замираю в дверях, когда до меня доходит смысл.
— Никто? Никто не спрашивал?
— Ну, уверена, многие люди спрашивали сразу после случившегося, но он был слишком не в себе, чтобы об этом говорить. Последний год (или около того), кажется, мы только и делали, что давали ему пространство.
Я прикусываю щёку с внутренней стороны, раздумывая. Что если всё дело в излишнем пространстве? Может, для исцеления изнутри ему как раз и нужно окружить себя людьми?
В последнее время я избегала его, потому что нуждалась в дистанции. Но сейчас самое время вспомнить о том, зачем я здесь. А здесь я в первую очередь для того, чтобы исправить Пола.
И что бы он ни думал, необходимо ему не расстояние.
От разворачивающихся перспектив у меня почти кружится голова. Готовься, Пол Лэнгдон. Скоро для тебя всё станет по-настоящему сложным.
Глава двадцать вторая
Пол
Официально: я не понимаю женщин.
Оливия должна злиться на меня. И несколько часов назад, клянусь, так и было. Но сейчас она ведёт себя иначе, и мне это совсем не нравится. Я не доверяю прощению, которого не заслужил.