По периметру все здание бывшего райкома Крысятник оградил трехметровым бетонным забором. Поверху забора пустил пять рядов колючей проволоки под напряжением. Центральные ворота на южной стороне были защищены двумя сторожевыми башнями. На каждой башне – спаренный крупнокалиберный зенитный пулемет. Основной вход и выход. На восточной стороне – небольшая калитка. Запасной выход. Расстояние между воротами и калиткой – сто метров. Обе эти точки можно контролировать и держать под обстрелом из одного места, например, с крыши пятиэтажки-хрущевки, что напротив бывшего здания райкома.

«Монолит» как-то попытался взять берлогу Крысятника в осаду. Ничего путного у боевиков «Монолита» не вышло. Мало того – они попали в настоящее молотилово. Одновременный залп из двух десятков гранатометов, затем шквал огня – Крысятник задействовал все имеющиеся в наличии огневые средства, а их нашлось с изытком. Потом из цитадели под прикрытием пулеметов выкатились полсотни разъяренных сталкеров, а с тыла по монолитовцам ударили бойцы «Долга». «Монолит» потерпел тогда сокрушительное поражение и навсегда отказался от попыток выкурить Крысятника из его логова.

Военные же не трогали торговца вовсе, хоть и был он «черным». Существовала, явно существовала некая тайная договоренность. В конце концов, и военные, и Крысятник делали одно дело. Только каждый на свой лад и со своим интересом.

Док хорошо знал как перипетии того, уже давнего, сражения, так и внутреннее устройство крепости Крысятника – сам участвовал и в битве, и в зачистке подземных коммуникаций. И Крысятника знал. Знал как облупленного!

Потому шел теперь, нарочито бравируя: неторопливо, уверенно, не заглядывая в ПДА. Автомат свободно болтался на плече, левая рука – в кармане куртки. Так по Зоне даже зомби не ходят.

Он мог себе это позволить. Потому как в голове под каждый его шаг всплывали подсказки. «Слева, двадцать метров – «жарка». Держи правее. Прямо, тридцать метров – «карусель». Обходи ее слева. Держи прямо – дорога свободна».

Химера выполняла функции штурмана лучше, чем любой самый продвинутый ПДА. Так, чуть ли не вразвалочку, он добрался да самых ворот. Крохотное оконце в бронированной створке ворот отворилось навстречу – конечно же, за его продвижением следили зоркие глаза и спаренные стволы пулеметов. И, конечно же, гостеприимством тут не пахло.

– Чего надо? – высунув в узкий проем длинный красный нос, угрюмо осведомился Гриша – персона номер четыре в придворной табели о рангах крысиного королевства. И то: честь!

– Здравствуй, Гриша. – Док вежливо наклонил голову. – Как здоровье? Как семья, детишки и прочее?

– Ты че… – испуганно отшатнулся Гриша. – Со… совсем крыша по… по… поехала?

Когда Гриша волновался, то начинал заикаться – это знал любой мало-мальски опытный сталкер. Сейчас Гриша волновался.

– Почему крыша поехала? – Док в деланном испуге выкатил глаза. – Я в полном порядке. Все ОК.

– Все ра… а… вно – тебя пускать не… е… велено. Приказ хо… о… зяина.

Док пожал плечами.

– И не надо меня пускать.

– А чего тогда надо?

– Мармелада и шоколада, – буркнул Док. – Крысятника позови, разговор есть.

Гриша шмыгнул носом и нерешительно протянул:

– Ну… не знаю… захочет ли хозяин с тобой говорить.

– А тебе и знать незачем – просто позови.

Видимо, угадывалось нечто авторитетное в тоне, которым разговаривал Док. Гриша при всей кажущейся простоте был далеко не глуп. А нюансы общения улавливал интуитивно, словно собака, за что его и ценили. Ценили, впрочем, и еще за одно, чисто собачье качество – преданность.

– Ладно. Пойду позову.

Гриша с лязгом захлопнул заслонку. Док сбросил с плеча автомат, тяжелый рюкзак. Потянулся всем телом так, что хрустнули косточки. Вел себя нарочито беззаботно, словно на загородном пикничке. Минуты через две бронированная заслонка снова лязгнула и в проеме нарисовалась круглая добродушная физиономия Крысятника. Клички, которые присваивались в Зоне ее обитателям, были весьма точны. Но отражали отнюдь не внешний облик владельца, а его внутреннее содержание. Вот кличка Крысятник, к примеру, подразумевала нечто хищное, юркое, злобное, серое, хитрое и беспощадное. Таким Крысятник и был – в глубине натуры. А внешне – безобидный сельский колобок, розовощекий и беззаботный. Рубаха-парень, готовый любому в беде подставить покатое жирное плечо.

– Привет, Док, – почти радушно оскалился в окошко Крысятник. – Извини, что не могу тебя впустить. Сам знаешь…

– Привет, Крысятник, – улыбнулся в ответ Док. – Конечно, знаю, что не можешь. Сам выйди, поговорим. Надолго не задержу. А то как-то не по-людски получается… Ты там – за воротами, а я – здесь.

В чем-чем, а в трусости Крысятника никто не мог упрекнуть. Да и знал он Дока не хуже, чем Док его. И вообще, в Зоне Крысятник был личностью. Личностью неординарной и сильной. А потому, ничтоже сумняшеся, он отдал приказание, и уже в следующую секунду зашумел механизм, тяжеленные створки ворот раздвинулись на метр. Крысятник шагнул навстречу Доку.

– Извини, руки не подам. У тебя пять минут.

– Спасибо, я вложусь в отведенное время.

Док неспешно потянул из кармана пачку сигарет «Капитан Блек». Невиданная и нахальная роскошь в Зоне! В Зоне этого не понимали и не одобряли. Ценили крепкий дешевый табак, спирт или ядреную сивуху «ханку» – все самое необходимое для полноценного отдыха и расслабления. Наркотиками не баловались – наркоманы в Зоне не выживали и месяца. Коньяк, сигары и прочая мура – снобизм, дешевые понты. Не к лицу настоящему сталкеру. Так гласил Закон. Док, демонстрируя полный нигилизм, прикрыл глаза, затянулся с наслаждением и пустил в небо ароматную струйку дыма. Крякнул удовлетворенно и раздельно, подчеркивая каждое слово, произнес короткую тираду:

– Мне нужны доллары. Пятьдесят тысяч долларов. Еще по мелочевке – консервы, галеты, шоколад. Все в обмен на два «конденсатора». Это нормальный обмен, ты знаешь.

Крысятник досадливо поморщился, словно от зубной боли, вздохнул глубоко и шумно.

– Док, ты же знаешь Закон. Ты его нарушил. И никто в Зоне – ни один торговец, ни один сталкер – не примет у тебя даже самый редкий и дорогой артефакт. И не продаст ни одного патрона или банки консервов. Закон есть Закон, и все должны ему подчиняться. У тебя все?

– Нет, не все. – Док сделал еще одну глубокую затяжку, отбросил недокуренную сигарету. – Теперь послушай меня. Да, я знаю Закон! Только кто его установил? А? Судьи-то кто? Не важно… Теперь у меня свой Закон. Я его установил… и для себя, и для других. И эти другие будут ему подчиняться.

Крысятник рассмеялся совершенно искренне, но резко оборвал смех и снова досадливо поморщился:

– А ведь я уважал тебя, Док. Все ребята тебя уважали. Да… Гриша сказал мне, что у тебя не все в порядке с головой. Теперь я сам это вижу, и, поверь, мне больно. Да! Больно и обидно. Но что я могу сделать? Скажи спасибо, что хоть ПДА тебе не вырубили. Да и то это заслуга Юрася, его прихоть и…

– А я сказал: все будут подчиняться моему Закону! – резко оборвал торговца Док. – И я не шучу!

– Да кто ты такой!? Господь Бог?! – заорал всерьез разозлившийся Крысятник и люто брызнул слюной. – Да ты, чтобы не сдохнуть, можешь рассчитывать только на чудо.

– Именно на чудо я и рассчитываю.

Док развернулся к торговцу спиной, воздел руки и, театрально хлопнув в ладоши, выкрикнул:

– Чудо!

Крысятник, хороший бизнесмен, коммерсант, ростовщик и психолог, никогда не занимался сталкерским ремеслом. Да и опытный сталкер вряд ли сумел бы разглядеть призрачные серые блики, которые то появлялись, то исчезали на стене полуразрушенной пятиэтажки, находившейся метрах в ста от ворот. Теперь там буквально из ничего во всем своем ужасном, но совершенном великолепии материализовалось трехметровое тело химеры. И химера выглядела отнюдь не добродушной. Наоборот, весьма разъяренной. А справа от нее, еще метрах в ста, напротив запасной калитки, четко вырисовывались очертания другой химеры – точной копии первой и не менее свирепой. Сразу накатила мощнейшая волна пси-воздействия. И хотя волна прошла мимо Дока и накрыла Крысятника и сторожевых на вышке, леденящая дрожь охватила и тело Дока, так что волосы встали дыбом. Стараясь унять адский озноб, Док вновь полез в карман за сигаретами и искоса посмотрел на окаменевшего и посеревшего Крысятника. Казалось, на лице торговца живыми остались только глаза, до самых краев наполнившиеся смертельным ужасом. И тут химера зарычала! Да, этот звук действительно можно было назвать рыком.