Сказать, что их явление местному народу произвело фурор, значит ничего не сказать! Даже дым под потолком заведения, густо насыщенный запахом паленой бечевки, прекратил свое монотонное вращение и застыл серым облаком. Музыкальный аппарат выдал фразу из Бритни Спирс и захлебнулся на полуслове – бармен за стойкой в нечаянном экстазе нажал кнопку «стоп». Публика, вся без исключения, мгновенно впала в тот же транс на грани оргазма. Полсотни черных рож, черных тел всех оттенков – от темно-синего до светло-серого – напряглись, застыли, вытянулись в сладострастном ожидании невиданной доселе потехи. Официант выронил из рук стакан с мутным пойлом, и тот грохнул об пол, разбившись с характерным треском, – но и этот кощунственный в мертвой тишине звук не вывел завсегдатаев из оцепенения.

– Ну, уроды! – с порога рявкнул Дед на русском матерном. – Чо хайла разинули?! Х… вам в черные ж…

Он гордо прошагал к столику в углу зала, выдернул из-под худого сутулого аборигена стул, отчего тот чувствительно шлепнулся задницей на пол. Ткнул толстяка напротив кулаком в нос – этот шумно завалился на спину вместе со стулом. Дед с достоинством обосновался на завоеванной территории, брезгливо смахнул рукой со стола посуду и поманил официанта пальцем. Тот приблизился – уже опасливо, осторожно, словно нашкодившая собака, услужливо наклонился. Опасался не напрасно: Денисов, как понял Док, больше для острастки, лениво, но ловко смазал его по уху и зашипел, уже на местном диалекте:

– Виски «бурбон», две бутылки. Стаканы не нужны – я после обезьян не облизываю. И ананас неси. Резать не надо – замараешь своими грязными лапами. Еще апельсины. Бананы ненавижу. Все, вали. И по-быстрому, недоносок.

Дед выудил из кармана очередную сигару, откусил кончик, сплюнул на пол, радушным жестом пригласил Дока за стол. Тот, наблюдая за Дедом с неприкрытым изумлением, осторожно, даже стеснительно – все еще не привык к манере Денисова – пристроился на краешке стула.

– Да ты, Серега, не жмись, – улыбнулся Дед, – говорю же тебе, они другого языка не понимают. А хочешь, предскажу дальнейший ход событий?

– Ну… Хотелось бы.

– Видишь во-он ту троицу за столиком возле стойки?

Док повел взглядом по сторонам. «Троица» возле стойки физически выглядела великолепно и совершенно. Безукоризненная фактура: рост, вес, налитые рельефные мускулы – готовые статисты в голливудском фильме «Гладиатор».

«Секунд пятнадцать на уработку», – про себя просчитал Док, а вслух спросил Деда:

– Вижу, и что?

– А то… Пираты. Местная уголовная элита. Как только бой принесет нам пойло и жратву, эти уроды встанут, подойдут к нашему столику и попытаются плюнуть в еду – смертельное оскорбление по местным обычаям. Ставлю десять баксов против одного, что будет именно так.

– Принимается, – кивнул Док. – А что дальше?

– Дальше? – Дед довольно хмыкнул, словно предвкушая большое удовольствие. – Дальше… увидишь. Только не суйся попэрэд батька в пекло – так говорил мой покойный напарник, майор Оноприенко.

Пари Дед, конечно, выиграл. Как только официант, трусливо горбясь, принес им на подносе заказ и выставил бутылки на столешницу, «центровой» из троицы поднялся во весь свой двухметровый рост, лениво поиграл надутыми мышцами рук и, медленно, но уверенно лавируя между столиками, двинулся к ним. Два верных побратима последовали за ним, переставляя ноги, словно в медленном африканском танце. Немного оживившаяся публика снова замерла в ожидании дальнейшего развития интригующих событий.

– Обрати внимание, – прошипел сквозь зубы Денисов, – у них каждая конечность работает автономно и не в ритм. Потому здорово играют в баскетбол, а в хоккей – хреново. В хоккее нужна согласованная работа рук и ног.

Тему Дед поднял дискуссионную. В глубине души Док с ним не согласился: легкая атлетика тоже требует четкой координации всех конечностей, а в легкой атлетике чернокожие – непревзойденные мастера. С другой стороны, Док не смог вспомнить ни одного выдающегося негра конькобежца, лыжника или биатлониста. Но тут ведь имелся серьезный аргумент: нет в Африке снега и тренироваться, соответственно, негде. С другой стороны, в Америке снега достаточно, но афроамериканцы что-то не особо преуспели в зимних видах спорта. И, если уж на то пошло, в плавании и других водных видах спорта тоже не доминировали. Разрешение вопроса в плодотворной дискуссии требовало времени и как минимум еще бутылку виски.

– Ты еще бокс вспомни, – ухмыльнулся Денисов, который, похоже, научился у химеры читать чужие мысли.

На расстояние плевка местные бретеры приблизиться не успели – выстрел прозвучал сухо, но внушительно и строго. Мочку правого уха главного забияки вместе с массивной золотой серьгой пуля унесла в неизвестном направлении. Еще короткий треск – и с макушки другого, словно сдутый порывом ветра, слетел пучок волос. Чернокожий гигант с оторванным ухом коротко взвизгнул, испуганно потрогал ладонью образовавшуюся брешь. Его напарник изумленно ощупал голую макушку. Откуда в ладонь Денисова влетел семнадцатизарядный пластиковый «глок», даже многоопытный Док не понял. Но факт – вещь упрямая. В правой руке Деда аккуратным синим дымком курился ствол.

«Квэмбо!!!» – то ли шепот, то ли шелест, легкое придыхание, далекий отзвук… Что пронеслось под потолком прокуренного и прокопченного марихуаной зала «Текерунгвале»? И тотчас отозвалось выдохом в полсотни глоток: «Квэмбо!» Гигант с отстреленным ухом испуганно попятился, зацепил задницей спинку свободного стула – стул опрокинулся, наступил на ногу внезапно полысевшего приятеля – тот даже не пикнул, и все трое ретировались с завидной быстротой.

«Квэмбо!» – еще раз эхом отозвалось под сводами зала, и откуда-то из беспросветной глубины явилось существо. Док, бессознательно проводящий в уме аналогии, мгновенно классифицировал: «Бюрер-зомби». И сразу мысленно изумился: «Не может быть в природе такого гибрида!» Но, опять же, факты – вещь упрямая. И глазам приходилось верить. Горбатый сморщенный карлик в полуистлевшей камуфле, немощный и чахлый, беззубый и абсолютно лысый, боязливо проковылял на кривых рахитичных ножках к их столику, остановился шагах в пяти, поднял сжатую в крохотный кулачок ручку и прошамкал с трудом:

– Товарыш Квэмбо, но пасах…хан.[12]

– Опа! – изумленно развел руками Денисов, и его «глок» самым непостижимым образом куда-то испарился. – Душ-Сантуш-Деж! Старая африканская ж…а! Ты еще не откинул копыта, мать твою гиену?

Душ-Сантуж-Деж подобострастно оскалил гладкие челюсти:

– Си, товарыш Квэмбо, моя тута.

– Ну, садись, садись. – Дед перешел на местный диалект и придвинул ногой третий стул. – Рассказывай, мартышка гребаная, как поживаешь?

«Мартышка» лишь скривилась в жалкой старческой улыбке и быстро задергала головой, утвердительно отвечая на непонятый вопрос.

– Ну вот, полюбуйся. – Дед откинулся на спинку стула. – Туземная достопримечательность. Переводя на наш язык, вор «в законе»! Местный авторитет! В совершенстве владеет магией вуду и, между прочим, может плюнуть отравленной колючкой на двадцать метров. А трубочка с колючкой у него всегда в левом рукаве. Я, правда, полагал, что он уже сдох лет десять назад. А видишь, жив и здоров, аксакал недоделанный.

– А кто такой Квэмбо? – явно заинтригованный, вопросил Док.

– Квэмбо? В дословном переводе – «бешеный бегемот». С биологической точки зрения, самец гиппопотама в брачный период. К твоему сведению, самцы-бегемоты в Африке ежегодно убивают больше людей, чем львы. Можно смело сказать, что это самый грозный зверь, хотя и мирное травоядное. Ну и… – он гордо подбоченился, – здесь я известен – хорошо известен! – именно под кличкой «Квэмбо».

– А под какой кличкой был известен здесь твой напарник? Как его… э… майор Оноприенко?

– Говимбо – бешеный слон. Тоже, знаешь ли, не подарок. Африканский слон запах самки в период течки чует за сто километров. И самка его чует. И когда самец прет эти сто кэмэ к своей желанной возлюбленной, он крушит все на своем пути. Упаси господи стать говимбо поперек дороги.