Хотя он и заглядывал в этот дом при каждом удобном случае, таких посещений будет недостаточно для того, чтобы проследить, чем же она занимается. Естественно, Миранда не будет открыто уходить на такие тайные встречи, если будет знать, что он в доме или где-то поблизости, откуда может ее увидеть и сказать кузинам, чем она занимается. Нет, конечно, она прокрадется потихоньку, — как она это уже и сделала, — пока домашние будут заняты другими делами и не смогут пронаблюдать за ней.

Раз он так неудачно — или глупо, сказал он про себя, — все сделал, что нельзя остаться в доме и наблюдать за каждым ее движением, придется ему довольствоваться тем, что он изменит время своих ежедневных прогулок и будет держать их дом под более тщательным наблюдением. Он решил, что в следующий раз непременно последует за этой вертихвосткой, когда она отправится на свое тайное свидание.

Разумеется, решение не спускать с нее глаз означало, что и Джонатану придется не попадаться на глаза другим членам семейства и самой подозреваемой. Это важно, потому что он не сможет объяснить им, почему слоняется на улице, и не позволит им узнать, что у них в доме живет девица сомнительного поведения.

Или можно выложить им все — и нанести им такой удар?

Нет, он знал, что никогда не сможет так поступить. Только не с семьей Чарльза, не с теми, кто стал ему близкими друзьями.

Но если ему не удастся скрыть от них, что он ходит и караулит, тогда придется или сказать им правду, или напустить на себя вид по уши влюбленного обожателя, а ему ни то, ни другое не по душе. Первое скомпрометировало бы семью, а он твердо решил, что не допустит этого, а второе выставило бы его в довольно нелепом свете.

Джайлс первый может заметить, если он будет без конца ходить возле дома во время прогулок, и, конечно же, выбежит к нему на улицу и спросит, почему он не заходит в дом. Правда, это лишит Миранду возможности незаметно улизнуть, но он хотел не просто помешать ее прогулкам, он хотел застать ее с тем, с кем она встречается. И ему нельзя слоняться без дела где-нибудь неподалеку, а то соседи могут начать жаловаться, что какой-то человек явно что-то вынюхивает около их домов.

Не смел он и воспользоваться для слежки своим экипажем или одной из лошадей, потому что и то, и другое могли узнать. А поскольку вид праздно стоящего где-нибудь поблизости экипажа или лошади без всадника явно вызвал бы подозрения, он был вынужден торчать около дома и надеяться, что найдет какое-нибудь средство передвижения, если Миранда решит выйти из дома. Спрятаться было никак нельзя, поэтому он увеличил время прогулок для «тренировки своей больной ноги», спрашивая себя, нет ли опасности, что он захромает еще сильнее от чрезмерной нагрузки на нее, и часто проходил мимо того угла, откуда он мог видеть дом, не привлекая к себе внимания.

Прошло несколько дней без всяких попыток улизнуть с ее стороны. А когда она наконец рискнула выйти, поблизости не оказалось другого экипажа, кроме того, который наняла она. Джонатан мрачно подумал, что чего-то в этом роде можно было ожидать. Ему оставалось лишь посмотреть, как она скрывается из виду, и ждать, чтобы поймать ее, когда она вернется домой.

Хотя на этот раз экипаж остановился у самых дверей, он решил, что это потому, что она уезжает одна и что, скорее всего, ее снова высадят потом где-нибудь недалеко от дома. По крайней мере, он мог ожидать этого, если ее будет снова сопровождать этот ее старый бабник. Это ведь не он является к ней в будуар — похоже, дело обстояло наоборот.

Вздохнув об упущенной возможности проследовать за ней и поймать ее с любовником, он приготовился ждать там, откуда ему было бы видно ее возвращение, рискуя вызвать жалобы соседей, что кто-то крутится около их домов. Сегодня, пообещал он себе, он окликнет ее, когда этого типа еще будет видно, и сообщит ей, что осведомлен о ее занятиях.

Он сомневался, что у этой особы есть чувство стыда, потому что она, похоже, была не слишком обеспокоена происходящим, разве только что держала эти встречи втайне от семьи. Но было зато похоже, что у нее есть какие-то чувства к своей кузине, и мысли о том, какой ущерб причинил бы скандал репутации Люси, может оказаться достаточно, чтобы вынудить ее оставить эту семью в покое и заняться своим презренным ремеслом где-нибудь в другом месте.

Миранда получила от Эдварда Уоррингтона сообщение с просьбой при первой возможности приехать к нему в издательство по вопросу, чрезвычайно важному для них обоих. Причин такой просьбы он не указал, видимо, опасаясь, что сообщение может попасть в чужие руки, и она не знала, что и подумать. Если бы что-то было не так в том отрывке, который она принесла для газеты, то сообщение должно было бы прийти не от издателя, а от его брата.

Сославшись на то, что она не привыкла к столь насыщенной жизни, она упросила Люси разрешить ей не сопровождать их с леди Смолвуд в поездке по магазинам и, дождавшись, пока они уедут, послала служанку нанять ей экипаж, из осторожности не назвав кучеру адреса издательства, пока они не отъехала достаточно далеко от дома, так как опасалась, что Сью может услышать, куда она едет, и проявить любопытство.

В газете Герберта Уоррингтона за прошедшие недели уже появились первые две главы ее нового романа, но его брат должен был понимать, что еще весьма далеко от завершения повествования. Она захватила с собой еще две главы, чтобы Эдвард Уоррингтон смог передать их брату, но впереди еще немало трудностей.

При нынешних обстоятельствах она вряд ли сможет продолжать писать свой роман с той скоростью, с какой печатались первые главы. Ей следовало изыскать способ освободить больше времени для работы, но все складывалось так, что она не представляла себе, как это можно сделать.

Издатель вызывал ее не для того, чтобы упрекать. Он приветствовал ее улыбкой, поблагодарил за принесенный материал и проводил в свой кабинет, не оставив незамеченными завистливые взгляды клерков, брошенные в их направлении.

— У меня для вас хорошие новости, — сразу же заявил он, — но я подумал, что вам лучше будет заглянуть сюда, чем передавать их с посыльным, так как в доме, как вы сами сказали, кто-нибудь мог услышать то, что он вам передаст.

— Я очень рада, что вы проявили осторожность, но ваше послание заставило меня сгорать от любопытства, что же такого важного могло произойти, что вам пришлось посылать за мной.

— Конечно, не обязательно было встречаться с вами так срочно, но мне хотелось, чтобы вы узнали, как я был прав, посоветовав печатать ваш роман в газете брата. Это уже вызвало огромный интерес к вашим предыдущим книгам — настолько большой, что мы с трудом можем его удовлетворить. Мне только что сообщили, что мы приступаем к повторному изданию «Сумасшедшего монаха», чтобы выполнить все запросы, поступившие к нам на эту книгу. Так что мне хотелось отдать вам вот это.

Он вручил ей рулончик скатанных банкнот, почти вдвое превосходивший по размеру тот, который отдал ей его брат, когда она привезла ему первые главы.

— Это ваша доля нашей новой прибыли. И разумеется, Герберт заплатит вам позднее за те две главы, что вы привезли сегодня.

— Ах, как замечательно, — воскликнула она, кладя деньги в сумочку.

— Да, дела идут неплохо. Но мне хотелось бы убедить вас открыть счет в банке, — сказал он ей серьезным тоном. — Не годится вам носить с собой такие крупные суммы денег. Похитители сумочек и бумажников чуют деньги за версту. Вас могут оглушить на улице и из-за куда более скромной добычи. Если же вы откроете счет, я смогу переводить деньги туда, а вы будете их оттуда брать, когда вам удобно.

— Но как же я это сделаю? — спросила Миранда. — На меня посмотрят косо, если я приду в банк одна, потому что, как мне известно, леди так делать не полагается. Особенно здесь, в Лондоне, хотя дома мне это, может быть, и удастся. Я никогда не пробовала этого делать. И не осмелюсь пойти на риск общего осуждения.

— Я мог бы поехать с вами, чтобы открыть счет. В конце концов, меня здесь хорошо знают, и никто не удивится, увидев вас со мной.