Когда к ним подошел один из надсмотрщиков, охранник сказал:

– За этим парнем смотрите в оба!

Надсмотрщик окинул Аруна с головы до ног.

– Такой долго не выдержит. Ему здесь нечего делать.

– Похоже, хозяйка отправила его сюда как раз для того, что бы извести.

Услышав это, надсмотрщик усмехнулся.

– Тогда другое дело! Это у нас быстро! А ну, снимай с себя все и полезай в бак!

Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, Арун разглядел, что топтавшиеся в баках люди были совершенно голыми. До пояса, а иной раз и выше их тела были измазаны опийным зельем. Едва ли им доводилось часто мыться, потому что в воздухе стоял крепкий запах пота.

Арун повернулся к своим палачам. Их глазами на него, казалось, смотрела сама смерть, но он не стал просить пощады. Он не доставит Флоре такого удовольствия!

Медленно стянув с себя одежду, он погрузился в опийную слякоть. Не только запах, но и ощущения были невыносимо мерзкими. Арун понял, что наряду с физическими тяготами ему придется испытывать и моральные муки.

Охранники ушли. Некоторое время надсмотрщик наблюдал за новеньким, а потом отошел.

– Если устанешь, можешь присесть на край бака, только ненадолго, – прошептал кто-то.

Только тут Арун заметил рядом с собой юношу примерно такого же возраста.

– Я выдержу, – сказал он.

– Тебе так кажется, потому что пока ты не растерял силы.

– Неужели вы работаете сутками?

– Скоро наступит перерыв. А потом будем месить до вечера. Вскоре у Аруна заныли ноги, тело будто сделалось ватным, а голова – невероятно тяжелой. Хотелось сесть, а еще лучше – лечь, не двигаться и ни о чем не думать.

Когда раздался удар гонга, мужчины принялись выбираться из баков. Многие пошатывались, их глаза казались остекленевшими, мутными.

Очень хотелось пить, но к баку с водой выстроилась очередь. Заговоривший с Аруном юноша стоял за ним. Повернувшись, Арун обратился к нему:

– А помыться можно?

– Сейчас – нет, только вечером. Но обычно воды не хватает.

– Нас накормят?

– Да, если это можно так назвать.

– Неужели нам придется есть прямо здесь? В этом зловонии?

– Нас не выпускают отсюда целыми днями. А поздно вечером провожают в бараки. На рассвете – опять на работу.

Напившись, Арун присел у стены. Раздавали какое-то месиво, и он невольно подумал: «Неужели тут даже кормят жидким опием?» Оказалось, это была чечевичная похлебка, отвратительная по вкусу и запаху.

– Такое и свиньи есть не будут, – сказал Арун, на что сосед ответил:

– Эта еще ничего! А во вчерашней кишели черви!

– Как тебя зовут? – запоздало поинтересовался Арун.

– Шанкар.

– «Приносящий удачу»?

– Об удаче здесь можно забыть.

– Как ты сюда попал? А другие люди? Наверняка не по своей воле? Я думал, в нашей стране уже нет рабства!

– Об этом лучше вечером. Кстати, мне бы хотелось знать и твою историю. Ты не похож на остальных.

– Скоро буду похож.

Перерыв закончился быстро, и пришлось снова нырять в сырец. Теперь Аруну было не до разговоров. Он не имел привычки к тяжкому и монотонному труду. День тянулся бесконечно, и Арун не мог представить, что таких дней в его жизни будет еще очень много. Несколько раз его огрели палкой – «за лень». Он все чаще присаживался на край бака, но, завидев надсмотрщика, тут же спрыгивал в жижу.

Наконец раздался удар гонга, означавший временное избавление. Пока Арун ожидал своей очереди напиться, другой бак, с водой для мытья, почти опустел, хотя каждый рабочий выливал на себя не более одного ковша.

Когда Арун зачерпнул жалкие остатки, вместе с водой в ковш попал мусор и… черви. Эту воду уже нельзя было пить, она протухла, и потому ее использовали для мытья. После им позволили надеть набедренные повязки – единственное, чем они могли прикрыть наготу.

Под наблюдением надсмотрщиков рабочие выстроились в колонну и направились к баракам, на ходу жуя испеченные еще утром, а потому успевшие зачерстветь чапати. Арун с наслаждением вдыхал вечерний воздух, пусть и насыщенный опийной пылью, но все-таки не зловонный.

Он ощущал себя грязным, у него не было ни гребня, чтобы расчесать волосы, ни мыльных листьев[74], ни веточки нима[75], чтобы почистить зубы.

В бараке Шанкар подтащил свою циновку к циновке Аруна.

– Долго говорить не будем – здесь дорога́ каждая минута сна.

– Хорошо. Так как ты сюда попал?

– Белые сахибы заставили моего отца подписать контракт о поставке мака на опийную фабрику. Ничего другого сеять не позволяли – за этим следили надсмотрщики. Отцу навязали деньги, и он угодил в кабалу, потому что доходы не покрывали долг: тот все рос и рос. Отец говорил, что он прикован к этой фабрике, что она взяла его в тиски и освобождением может стать только смерть. Он постоянно твердил об этом, и я испугался. А если он покончит с собой? Я – единственный сын в семье, и у меня несколько сестер. Как собрать им на приданое? В конце концов мы решили, что я должен устроиться на фабрику. Думали, так сумеем рассчитаться с долгами.

– Нанявшись сюда, ты сам выбрал, что станешь делать?

– Конечно нет! Здесь есть счетоводы, учетчики, весовщики, но для такой работы у меня не хватало знаний. Чтобы устроиться в охранники или хотя бы в грузчики, надо иметь знакомства на фабрике, а у меня их не было. Потому я и попал в мешалку. Знал бы, что меня ждет, лучше бы утопился в колодце!

– У тебя контракт?

– Да.

– Ты его читал?

– Читать я не умею, да и писать тоже – просто приложил палец. Мне зачитали бумагу, но что там было на самом деле? Короче, я должен провести на фабрике год.

– И давно ты здесь?

– Три месяца. А кажется, будто тысячу лет! Ты-то как сюда угодил? Судя по всему, ты вполне бы справился с другой работой!

Когда Арун закончил рассказ, Шанкар долго молчал. Потом сказал:

– На твоем месте я бы согласился. Я бы согласился на все, лишь бы не попасть на опийную фабрику. Потому что это – ад.

– Она мне так и сказала. Но тогда я еще не знал, каково это на самом деле.

– Стало быть, теперь ты не отказался бы от ее предложения?

– Отказался бы. Теперь – тем более.

Шанкар так удивился, что даже приподнялся на локте.

– Почему?!

– Потому что находиться в руках того, кто допускает все это, – хуже, чем продать себя, свою душу и жизнь самому страшному демону.

– Но ты был бы богат…

– Я бы не был свободен. Ожидая ее смерти, я окончательно потерял бы себя.

– А что ждет тебя здесь? Да это страшнее всякого рабства!

– Бежать нельзя?

– Нет.

– Кто-то пытался?

– Не знаю. Если я сбегу, что будет с моей семьей?

– У меня все наоборот, – сказал Арун. – Если я не вернусь, что станет с Соной?

– Она, наверное, красивая? – с невольной завистью промолвил Шанкар.

– Да. А еще беззащитная. Ты не женат?

– Нет. Я даже ни разу не был с женщиной.

– Мы выберемся отсюда! – с ожесточением произнес Арун. – Ты заплатишь долг, и тебе больше не придется сеять мак! У тебя будет красавица жена и много детей. А я верну себе то, что утратил, и получу все, что хочу получить!

– Кажется, среди нас появился сказочник? – с хриплым смехом произнес сосед справа. – Удивительно, но когда ты говоришь, тебе хочется верить.

– А что еще остается беднякам, кроме надежды на чудо? – заметил Шанкар. – Иногда только и думаешь, что появится какой-нибудь бог и спасет тебя от всего этого!

– Спите, ребята, – вздохнул сосед, – здесь спасает только сон. Я работаю на фабрике пять лет, ничего не покупаю и не имею, а мой долг все растет. И дело не в том, что белые считают лучше нас, а в том, что у них собственный счет.

– Мой долг не оплатишь, – сказал Арун. – Я должен бежать на свободу.

– Свобода наступает только раз или два в году, когда по случаю праздников нам дают немного опиума. Тогда ты способен улететь туда, где нет горя, царит нескончаемый праздник и вечная весна, – произнес все тот же мужчина.