— Садись со мной, — горячо говорил Колька Кудрявцев, — Два двоечника будет — все веселее. Парта вот тута. Садись!
Саша втиснулся в маленькую парту и замер: что будет дальше?
Раздался звонок.
— Какой первый урок? — спросил у Кольки.
— А шут его знает… Вон у девок немецкий раскрыт. А тебе зачем?
— Надо же приготовиться.
Престарелая учительница немецкого языка Эльза Карловна обычно с учениками не здоровалась — боялась, что не услышат и не ответят на приветствие. На этот раз, едва она вошла в класс, все стихли. Это насторожило Эльзу Карловну — готовят какой-нибудь подвох? Но между ними существовал негласный договор: она позволяла на уроках вести себя вольно, ребята, учитывая это, не преступали дозволенного.
— У нас новичок! — пробасил Колька Кудрявцев.
«Сейчас выгонит!» — екнуло сердце, Саша стал подниматься, чтобы безропотно выполнить приказ, но учительница, подойдя к нему, положила ладонь на голову, заставляя сесть, и задумчиво сказала:
— Я знаю, что ты хочешь учиться. Я много раз видела, как ты стоял под окнами школы. Это очень хорошо. Я люблю прилежных учеников, но как нам поступать, если ты не видишь? — голос был усталым, надтреснутым, с явно слышимым немецким акцентом.
Учебники для слепых Саша давно выписал из областной библиотеки и, на счастье, немецкий взял с собой. Раскрыл наугад:
— Можно я почитаю?
— Почитай что-нибудь и переведи, — согласилась Эльза Карловна.
— Ребята, он читает руками! — оповестил класс Колька Кудрявцев, и все сгрудились у задней парты.
Саша читал долго, пока учительница не остановила:
— Достаточно. Я тебе ставлю… Как твоя фамилия? Я с большим удовольствием поставила бы тебе пять, Саша Камаев, но ты не зачислен…
— Правильно, Эльза Карловна! — одобрил Колька Кудрявцев. — А вы запишите его в журнал, и будет полный порядок.
Класс посмеялся и стих. И это мешало Эльзе Карловне сосредоточиться: «Может, ученики нарочно привели этого Сашу Камаева? Может, они что-то замышляют и притихли лишь на время?» Но урок закончился благополучно. «Камаев хорошо повлиял на класс. Вот в чем дело!» — подумала Эльза Карловна и, забывшись, вопреки обычаю, попрощалась:
— До свидания, дети!
— До свидания, Эльза Карловна… — разноголосо ответили ученики.
На перемене весть о событии в шестом облетела всю школу. Ребята из шестого оказались в центре внимания и без устали рассказывали:
— Пальцами по толстой такой книге водит и читает по-немецки…
— Ври больше! По-русски он еще может читать, а на немецком как? Там же совсем другие буквы!
— Не знаю… Но сам видел. Да вот спроси хоть у Наташки. Натка, иди сюда!
В учительской никогда не вмешивающаяся в школьные дела Эльза Карловна уговаривала директора школы Александру Васильевну Лопотышкину:
— Сашу Камаева нужно обязательно принять! Он будет хорошо учиться!
Александра Васильевна молчала. Она знала о решении районо и была довольна, что самозванец поставил ее перед свершившимся фактом. Александре Васильевне нравилась настойчивость новенького, но она сомневалась: немецкий слепой может знать хорошо, по литературе, истории тоже может успевать, а по алгебре, геометрии? Александра Васильевна сама вела эти предметы, и следующий ее урок был в шестом. «Не буду сегодня спрашивать, пригляжусь, а там видно будет», — после долгих колебаний решила она.
Саша тоже знал, что следующий урок директора школы, и из класса не выходил. Пытался сосредоточиться на геометрии, но это не удавалось: то и дело распахивалась дверь — его рассматривали. Рядом вертелся Колька:
— Здорово ты отшпарил! Мне так ни в жизнь!
— Сказал тоже. Тебе проще — ты видишь.
— Само собой, но на черта сдался мне этот немецкий? Без него проживу, — не сдавался Колька.
До звонка так и не удалось ничего вспомнить. Александра Васильевна сделала вид, что не заметила Камаева, и стала объяснять условия новой задачи. Начертила на доске треугольник. Саша ловил каждое ее слово, точками тоже вычертил треугольник, печатными буквами обозначил углы. Кажется, все понял и теорему, с помощью которой решалась задача, вспомнил. Александра Васильевна спросила, кто хочет отвечать. Саша поднял руку.
— Я. Только я не могу на доске, — голос сорвался, и Саша продолжил почти шепотом: — Я сделал свой чертеж и могу объяснить…
Александра Васильевна помолчала, потом согласилась:
— Хорошо. Кудрявцев, принеси.
Колька радостно вскочил, подал чертеж:
— Вот это у него равнобедренный треугольник, с углами АБС. Задачу он решил с помощью теоремы…
— Кудрявцев, — улыбнулась Александра Васильевна, — я тебя просила принести чертеж, а не объяснять его… Кто из вас решал задачу — ты или Камаев?
— Камаев, — буркнул Колька, — но я смотрел, как он делал, и все понял. Давайте на доске покажу?
— В следующий раз я тебя обязательно спрошу, а пока садись, Кудрявцев. Отвечать будет Камаев.
Александра Васильевна не удовлетворилась объяснением одной задачи, погоняла Сашу по другим вопросам и удивленно произнесла:
— Знания есть. Где ты учился раньше?
— В Шадринске.
— В школе слепых?
— Да.
— Хорошая школа. Это чувствуется. — А почему ты ушел из нее?
— В ней нет шестого класса…
Третья отличная оценка была получена по истории. Чтобы не прослыть выскочкой, Саша не поднимал руку. Однако молодая учительница сама спросила его, и повторить только что услышанный от нее рассказ ничего не стоило.
— Экзамен тебе делают! Держись! — догадался Колька, — Жаль, что я подсказывать не могу, а то бы…
Колька оказался прав: учительница русского языка объявила о контрольном диктанте. Как писать? По Брайлю? А кто проверит? Печатными буквами по методу Тебольда, но писать надо быстро и много, где взять столько карандашей? Саша прошептал о своих затруднениях Кольке.
— Это раз плюнуть. Тебе сколько надо? Сейчас будут. Ткнул одну девчонку: — Эй, ты, дай карандаш! — другую, еще кого-то. — Что? Чем точить? Ха! Нож у меня всегда с собой. Шесть штук хватит? Пиши.
Урок начался. Учительница диктовала не торопясь, но Саша все равно не успевал. Колька, видя это, несколько раз просил повторить предложения. Учительница подошла к задней парте:
— Что с тобой, Кудрявцев? Ах, вот в чем дело!
Она взяла написанный Сашей текст.
— Я все разбираю, пока вижу одну грамматическую ошибку. Буду диктовать медленнее.
Были ли в жизни Саши более светлые и радостные, более утверждающие дни? Наверное, были. Но этот, такой напряженный, весь на нервах, на подъеме… После уроков с пимокатами засел за учебники. Утром поднялся рано и еле дождался часа, когда можно было пойти в школу. И шел в нее уже не посторонним, а своим. Сашу уже окликали, с ним здоровались! Порадовал и Колька Кудрявцев — он принес в класс металлическую сетку от решета. С ее помощью стало легче чертить геометрические фигуры. Сложные Колька вырезал из картона или гнул из проволоки. Александра Васильевна снова его похвалила:
— Правильно, Кудрявцев, Камаеву так будет легче.
— А мне интересней, — нахально улыбнулся Колька.
— И это хорошо.
Лентяй, второгодник, одинокий в классе, Колька Кудрявцев приходил на помощь при малейшем затруднении и, помогая Саше, стал работать сам: школьная жизнь впервые приобрела для Кольки определенный смысл. Перед зимними каникулами Александра Васильевна вызвала Кудрявцева к доске и убедилась, что знания по геометрии у него довольно основательные.
— Я выведу тебе за четверть хорошую оценку, Кудрявцев, — пообещала директор школы.
Колька потерял голос:
— Мне? Хор? — просипел он.
— Тебе, тебе, не твоему же другу — Камаев знает предмет на отлично. По алгебре ты заслужил такую же оценку. Если и дальше так будет продолжаться, в отличники выбьешься.
Колька еле проволок валенки-бахилы через класс, втиснулся в парту и долго сосредоточенно молчал. От Кольки несло жаром.
— Чего это она? — наконец пробасил он. — Совсем рехнулась!