Ф е д о р о в. Малое зло приводит к большому злу?

Г е н н а д и й. Просто ничто не остается без последствий. Сегодня движение пальца — через века изменение орбиты.

Ф е д о р о в, Да, ответственность… В сущности, каждый из нас держит на плечах будущее.

Г е н н а д и й. И потом, если хочешь знать, как я отношусь… У Петьки Строганова брат — полковник, а ему тридцать лет. У Светланы отец — доктор наук. Иринкина мать — секретарь райкома…

Ф е д о р о в. А я девять лет обыкновенный милиционер. Щей налить?

Г е н н а д и й. Сейчас время вершин, папа.

Ф е д о р о в. Когда настает время вершин, стать вершиной не самое сложное.

Г е н н а д и й. А что же самое сложное, по-твоему?

Ф е д о р о в. Может быть, не раздавить бабочку… Ну, а ты уже решил, что делать дальше?

Г е н н а д и й. А что мне делать? Поступлю в электромеханический.

Ф е д о р о в. Помнится, ты не очень увлекался физикой.

Г е н н а д и й. Другого подходящего института у нас нет.

Ф е д о р о в. Они есть в других городах.

Г е н н а д и й. Ты же знаешь, что я не хочу уезжать.

Ф е д о р о в. Обычно в вашем возрасте очень стремятся к самостоятельности.

Г е н н а д и й. Когда есть протест. А я против тебя почти не протестую.

Ф е д о р о в. Ну, это неутешительный комплимент. Если сыновья не находят в нас ничего плохого, мы воспитали плохих сыновей.

Г е н н а д и й. На тебя не угодишь, папа.

Ф е д о р о в. А любопытство? Тебя не гонит любопытство? Хотя бы без определенной цели, просто взять и поехать туда, где ты еще не был?

Г е н н а д и й. Я и так каждое воскресенье смотрю клуб кинопутешествий.

Ф е д о р о в. Не очень остроумно, но… Я только не пойму, что это? Вам все дано, и вы ничего не хотите? Или вы слишком рано и слишком много узнали? Или ты сейчас притворяешься? Или так думаешь только ты?

Г е н н а д и й. Так много вопросов не задают даже на экзаменах. Разве дело в том, чтобы уехать или остаться? Прописка не изменит сущности.

Ф е д о р о в. Да, но сущность заставляет человека делать то или другое. Искать или удовлетворяться тем, что есть.

Г е н н а д и й. Существует принцип разумного: с наименьшими затратами получить больший результат. Глупо ехать куда-то только затем, чтобы создать себе трудности.

Ф е д о р о в. Но вам просто положено делать глупости!

Г е н н а д и й. Глупости непроизводительны.

Ф е д о р о в. Хорошая глупость стоит разумно прожитой жизни!

Г е н н а д и й. Послушал бы тебя дядя Костя!

Ф е д о р о в. М-да… А эта девушка… У нес симпатичный голос… Ее зовут Нина? Ты хочешь остаться из-за нее?

Г е н н а д и й. Нет. Мы могли бы уехать вместе.

Ф е д о р о в. Ты уверен, что она поехала бы с тобой?

Г е н н а д и й. Она меня любит.

Ф е д о р о в. Ну, брат… Проморгаешь.

Г е н н а д и й. То есть?

Ф е д о р о в. Любовь без сомнения, будущее без поиска… Нет, так не пойдет. Я не хочу, чтобы ты был нищим.

Г е н н а д и й. Кто-то только что сказал, что у меня есть все.

Ф е д о р о в. Видишь, как мало ты хотел, если можешь сказать, что у тебя есть все… Есть все — и нет ничего. Да, да, ты только начинаешься, в тебе, если хочешь знать, еще нечего любить. Ты только приготовился писать картину жизни — свою собственную картину. Может, кто-то остановится перед ней с вниманием, а может, все пройдут мимо, не заметив. Тебе дано все, кроме того, что ты должен сделать сам.

Г е н н а д и й. Просто ты ужасно старомоден…

Ф е д о р о в. Старомоден? Да мне тридцать восемь!

Г е н н а д и й. Но это почти сорок. После того, как сложились твои взгляды, прошла эпоха. У меня хорошо завязан галстук?

Ф е д о р о в. Галстук? Да, разумеется… Гена, когда я был в твоем возрасте, мне очень хотелось иметь друга. Старшего друга, который был бы умнее, опытнее меня, с которым я мог бы говорить и который понимал бы меня. Мне хотелось, чтобы у меня был учитель — не из тех, обязательных, школьных, а единственный, только для меня. И чтобы он очень меня любил. Даже немного больше, чем я его.

Г е н н а д и й. Так можно думать, но так никто не скажет.

Ф е д о р о в. Понимаю… Когда-то я долго возился с одним мальчишкой. Помимо всего прочего, я каждый вечер стирал ему рубахи, а он каждый вечер являлся в таком виде, словно им вытирали преисподнюю. Он делал это нарочно. Он стеснялся быть чистым…(Уходит в другую комнату.)

Г е н н а д и й  стоит перед зеркалом, критически себя оглядывает, снимает галстук, повязывает другой. Входит  М и к е ш а, немного странный, сосредоточенный паренек. У  М и к е ш и  привычка склонять голову набок, когда его кто-то интересует. Он любопытен к сути и спрашивает о том, что у других не вызывает вопроса.

М и к е ш а. Дома, да?

Г е н н а д и й (снисходительно, — наверно, потому, что у Геннадия нет привычки вытягивать шею). А, Микеша… Заходи.

М и к е ш а  останавливается среди комнаты, прислушивается. Он не заботится о том, как выглядит.

М и к е ш а. Салют.

Г е н н а д и й. Салют.

М и к е ш а. Готовишься?

Г е н н а д и й. Да так…

М и к е ш а. Я помешал?

Г е н н а д и й. Да нет…

М и к е ш а. А то я уйду.

Г е н н а д и й. Как хочешь.

М и к е ш а. Я посижу, ладно?

Г е н н а д и й. Ладно.

М и к е ш а. Это ничего, что я зашел?

Г е н н а д и й. Зашел и зашел, чего тут.

М и к е ш а. Евгений Львович дома?

Г е н н а д и й. Дома.

М и к е ш а. А-а. Это хорошо.

Г е н н а д и й. Что хорошо?

М и к е ш а. Что дома. Мне нравится, когда он дома.

Г е н н а д и й (рассматривает Микешу). Почему?

М и к е ш а. Что?

Г е н н а д и й. Почему тебе нравится, когда отец дома?

М и к е ш а. Так. Не знаю… Ты, значит, в механический?

Г е н н а д и й. Ну да.

М и к е ш а. Зачем? (Геннадий пожимает плечами.) А мне бы — в Индию…

Г е н н а д и й. Куда?

М и к е ш а. В Индию.

Г е н н а д и й. Почему в Индию?

М и к е ш а (читает несколько строчек из «Вед»). «Не было тогда ни смерти, ни того, что живет вечно; никакого признака, разделявшего ночь и день.

Это единое, бездыханное дышало лишь собственной своей сущностью. Помимо него, не было ничего вообще…» (Грустно улыбнулся изумлению в глазах Геннадия.)

…«Кто знает воистину и кто может здесь сказать, когда это родилось и когда свершился акт творения?

Боги появились позже сотворения мира. Кто же тогда знает, когда появился мир?..»

Г е н н а д и й (с каким-то опасением). Это что?

М и к е ш а. «Веды». Песнь творения. Написано пять тысяч лет назад.

Г е н н а д и й. Тебе нужны эти сказки?

М и к е ш а (тихо). Это не сказки. Это то, над чем человек много думал.

Г е н н а д и й (с некоторым раздражением). А теперь зачем? Нельзя же бесконечно возвращаться назад?

М и к е ш а. Однажды Будда взял в руку…

Г е н н а д и й. Кто?

М и к е ш а. Будда. Однажды он взял в руку пучок сухих листьев и спросил своего ученика Ананду, есть ли вокруг еще листья. Ананда ответил: осенние листья падают повсюду и их не счесть. Тогда сказал Будда: вот так и я дал вам лишь горсть истин, но, кроме них, есть бесчисленное количество других истин, и их тоже не счесть…

Г е н н а д и й. Зачем ты говоришь мне это?

М и к е ш а. Ты спросил об Индии. Я и говорю об Индии. (Пауза.) Зубы вот болят. У тебя зубы не болят?

Г е н н а д и й. Нет.

М и к е ш а! А у меня болят и болят. А которые — не знаю. Пошел к врачу — говорит, здоровы.

Г е н н а д и й. Значит, здоровы.

М и к е ш а. Так ведь болят?

Г е н н а д и й. Это неважно, раз здоровы.

М и к е ш а. Может, и неважно… У тебя мать… как это произошло?