В течение пары минут он перечислил все его сильные стороны и вскоре замолчал, давая Генриху Штайнеру время на осмысление. Закурив сигару, он в упор уставился на собеседника, ожидая ответной реакции. Генрих не заставил себя долго ждать и высказал свое мнение:

— Одиозная фигура Гейдриха требует к нему повышенного внимания, потому что обычная логика к нему не вяжется. От него в любую минуту можно ожидать сюрприза, в последующем не догадываясь, по какому сценарию будут развиваться дальнейшие события. А это заставляет его противников не расслабляться и быть всегда начеку. Он всех их держит в напряжении.

— А ты его считаешь своим противником? — неожиданно спросил Хюбнер.

— Думаю, такое слово неуместно по отношению ко мне, скорее, я отношу себя к его оппонентам, а его противником я не хочу быть и никому не рекомендую. Он мне показался умным, смелым и настойчивым в достижении своей цели, чем заслуживает мое уважение к нему. Считаю необходимым стать в ряды его сподвижников, нежели противников.

— М-да! — проронил Хюбнер. — Твое мнение ценно для меня хотя бы потому, что в нем присутствует логика, и тем не менее я знаю авторитетного человека, который с твоими рассуждениями не согласится. В его понимании Гейдрих — амбициозный мальчишка, лишенный здравого смысла и жизненного опыта. Карьеру на крови, что пытается он сделать, у него вряд ли получится. Думаю, Гейдрих плохо закончит.

— Я не согласен с мнением адмирала Канариса лишь по одной веской причине: люди, достигшие таких должностных высот, как Гейдрих и Канарис, просто вынуждены использовать грязные методы работы, основанные в принципе своем именно на крови, иначе они быстро потеряют свое влияние и их крушение будет неизбежно. Только насилие, замешанное на крови, способно держать в страхе противников, но и своих сподвижников оно может удержать от удара в спину.

— Я вижу, Генрих, ты не так прост, как раньше я думал о тебе, и сразу уловил, чье мнение я озвучил.

— Это нетрудно понять, зная твои дружеские взаимоотношения с адмиралом Канарисом.

— Да, только доверяя тебе и в твоем присутствии я позволял себе лишний раз высказывать негативное мнение о противостоянии двух секретных служб, возглавляемыми этими людьми в прошлом из одного ведомства, и этот факт меня очень беспокоит. Рассчитываю, что их общие усилия все же будут направлены в одно русло.

— Ты прав, Гельмут, и все-таки кое-что я вижу здесь несколько по-другому. Правильнее я бы сказал, что их противоборство можно рассматривать как скачку с препятствиями в одном направлении, но каждый из них делает это по-своему, чтобы доказать оппоненту, что собственное дело он сделает гораздо лучше. Их взаимоотношения больше похожи на обычное соревнование, а не направлены друг против друга.

— Любишь ты все упрощать, — недовольно сказал Хюбнер.

— Это Гитлер все упрощает, а я анализирую, — задумчиво ответил Генрих Штайнер.

* * *

Генрих любил днем по выходным прогуливаться по улицам Берлина. Как-то прогуливаясь, он забрел на окраину и наткнулся на частный ресторан. Уютный и почти пустой зал ему понравился и, устроившись в глубине за отдельным столиком, он заказал кое-что из меню и решил пообедать. Когда стол уже был накрыт, он увидел приближающуюся к нему девушку с удивительно знакомыми чертами лица. Штайнер узнал бы ее из тысячи. Та, которая его когда-то очень ловко переиграла, теперь стояла рядом и улыбалась своей милой и очаровательной улыбкой.

— Здравствуй, Генрих! — произнесла она.

Несколько опешив от такой неожиданной встречи, а потом овладев собой, Штайнер взволнованно спросил:

— Как теперь тебя называть, фрейлин?

— Меня зовут фрау Матильда фон Райнер.

— Когда — то я тебя знал как Матильду Левандовскую.

— Увы, изменились обстоятельства.

— Догадываюсь. Ты вышла замуж?

— Я замужем за любимым человеком. Из России именно он помог мне выехать.

— Надеюсь, ты не забыла Ливенск?

— В Ливенске я была по-настоящему счастлива именно в тот вечер, когда мы сидели за столом у моей тетушки и много говорили обо всем.

Генрих уловил ее улыбку и понял, что она лукавила.

— Теперь я не могу понять, как ты здесь оказалась? — осведомился он.

— Сожалею, что у меня сейчас мало времени и я не смогу многого тебе рассказать, но ты должен знать главное: другом я тебя считаю по-прежнему и поэтому здесь.

— Поверь, я рад этому, — ответил Генрих, делая смущенный вид.

— О том, что ты в Берлине, я узнала от одного человека. Его фамилия Бергер. Берегись его.

— Спасибо за предупреждение, но у меня нет оснований бояться. Моя настоящая работа здесь легальна, а с Советами я окончательно порвал.

— Я верю тебе и тем не менее рекомендую серьезно отнестись к моим словам.

— Я подумаю над этим.

— А сейчас мне пора.

— Мы еще встретимся? — спросил Генрих.

— Конечно, увидимся, вот тебе мой телефон, — она передала ему визитную карточку и, не прощаясь, удалилась.

— До встречи, фрау Матильда, — улыбнувшись, вымолвил он.

Штайнер видел в окно, как Матильда подошла к автомобилю. Ее дожидался офицер, который услужливо открыл дверцу, и она исчезла в глубине салона. Автомашина, выехав на проезжую часть, скрылась за поворотом. Ему показалось, что этого офицера он знает.

Штайнер покинул ресторан и через пару минут уже был за рулем. На улице было солнечно. Дорога была безлюдная, и лишь изредка попадался встречный автотранспорт. Генрих уверенно вел автомобиль и размышлял: «Когда Матильда отъезжала от ресторана, вблизи ее автомашины находились подозрительные типы в штатском. Один из них сделал резкое движение, и в его руках что-то блеснуло. Я тогда подумал, что это солнечное отражение. А теперь думаю не так. Похоже, это объектив! Матильда попала под фотообъектив. Следовательно, за мной следят».

* * *

А между тем на столе у Гейдриха появилось донесение секретной службы, в котором сообщалось, что в ресторане «Вавилон» произошел скоротечный контакт Генриха Штайнера с неизвестной женщиной, которая вскоре в сопровождении офицера уехала. Положительным результатом ищеек был единственный фотоснимок. Гейдрих вызвал к себе штурмбанфюрера Вагнера, который вскоре предстал перед ним, услужливо вытянувшись. Подчиненный преданно смотрел в глаза своему начальнику и внимательно слушал.

— Бруно, я вам поручаю очень важное задание. Необходимо выяснить все, что касается женщины на этом снимке.

Вагнер взял в руки фотографию и внимательно стал рассматривать снимок. Сделав многозначительную мину, он произнес:

— Кроме этой женщины я вижу профиль офицера. Мне кажется, я где-то его видел.

— Вот и прекрасно, Бруно, напрягите свою память. Важно установить их личности, не привлекая внимания окружающих лиц. Вы понимаете меня?

— Да, группенфюрер.

— Я жду результатов, ступайте.

После того, как за Вагнером закрылась дверь, Гейдрих вызвал к себе Ханса Мозера и произнес:

— Вам надлежит вновь понаблюдать за Генрихом Штайнером.

Оберштурмбанфюрер с явным удивлением спросил:

— Вы его в чем-то подозреваете?

— Нет, не подозреваю. Меня интересует одна женщина, которая имела с ним контакт.

— И это все?

— Да, кстати, как вы оцениваете его деятельность в качестве секретного сотрудника СД? — спросил группенфюрер.

— Вполне сносно, — ответил Мозер. — С ним непосредственно работает Шульце.

— Что значит сносно? — спросил Гейдрих.

— В его сообщениях одна сухая конкретика. Он не утруждает себя давать более обстоятельные характеристики тем лицам, которые нас интересуют. В его действиях не просматривается инициатива, нет старания к активной работе, только все от и до. Типичный немецкий педантизм во всем.

— Педантичность — разве это плохо? Вероятно, вам следует самому формулировать правильно свои вопросы, чтобы не давать ему повода уйти от обстоятельных ответов. Мне думается, здесь не его вина, а непосредственно ваша.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: