Сегодня все это было вновь бесконечно далеко от Сони Бурениной. Великая история Европы и мира, которая не единожды избирала Нюрнберг для судьбоносных собраний, перестала интересовать меня, и на первый план вновь выполз проклятый вопрос, который нарывал во мне едва ли не всю мою взрослую жизнь.

Где взять денег?

Много денег… Проклятое де жа вю…

Ни в чем не повинный писатель вдруг увидел перед собой не милую заинтересованную собеседницу, а банальную практичную стервочку.

— Кто–нибудь еще из членов Пен-клуба живет на социальное пособие? — вдруг поинтересовалась я, вырывая писателя из жестокого и романтичного шестнадцатого столетия и грубо перенося его в наш расчудесный двадцать первый век.

— А? — растерялся он. — Ты к чему это?

— Да так, просто, — я уже поняла, что проявила бестактность. — Продолжай, пожалуйста.

Но он и сам уже был выбит из колеи, и ему больше не хотелось рассказывать о войнах Реформации неблагодарной шлюхе. Зря это он проговорился накануне, дав мне понять, что питается из той же бесплатной кормушки, что и все эмигранты из бывшего совка. Несмотря на свою популярность в русскоязычном мире, высокие тиражи книг и пресловутый Пен-клуб. Если даже такой человек достаточно беден, чтобы получать пособие, какой мне от него прок, подумала я и расстроилась еще больше.

Вечер того же дня застал меня за рулем «фольксвагена» на автобане, ведущем в Штутгарт. Я была вольна выбрать любое направление и вот решила покинуть Баварию, чтобы направиться на запад, где лежали большие и богатые германские города. Мюнхен был самым близким из них, но, надеюсь, вы поймете, отчего мне показалось нелепым появляться поблизости от той самой тюрьмы, прелести которой я изведала без малого пять лет назад.

Не прошло и недели с тех пор, как я легко добралась до центра Нюрнберга, следуя указателям, и те же самые действия привели меня теперь в центр другого немецкого города. Как я уже говорила, немцы рано ложатся спать, и поэтому мне не составило великого труда найти в единственном еще не уснувшем квартале несколько заведений, вокруг которых наблюдалось движение мутноватой ночной публики.

Я несколько раз глубоко вздохнула и зашла в первое попавшееся. Немногочисленные посетители повернули головы, рассматривая меня с плотским интересом. Две или три девушки, сидящие за столиками, тоже скользнули по мне взглядами из–под накрашенных ресниц. А относительно скромно одетая бандерша встала с табурета у барной стойки и направилась ко мне. Я поздоровалась по-немецки и сказала, что ищу работу. На этом мой запас немецких слов иссяк, и я попросила бандершу перейти на английский.

Не прошло и часа с момента моего появления в Штутгарте, как я уже была устроена работать. Даже вопрос жилья моментально решился — я оказалась соседкой двух итальянок, снимавших квартиру в нескольких кварталах от ночного клуба.

Это было совершенно обычное заведение, где работа состояла в консумации клиентов и заходах в комнаты на втором этаже. Название у клуба было самое тривиальное — «Paradise» — и ему не помешал бы ремонт, но владельцам было наплевать на пятна, украшавшие потолок и стены, на старые столы и неудобные стулья. Они выжимали деньги, как и большинство народа в этом бизнесе, не сильно заботясь о завтрашнем дне. В «Paradise» работали немки, польки и, как я уже говорила, итальянки. Всего шестеро девушек, и я стала седьмой. Поскольку я представилась израильтянкой, поначалу мне задавали дежурные вопросы об Израиле и палестинской проблеме, но, по большому счету, никто здесь не интересовался никем глубоко, и все — вроде меня — рассматривали работу в клубе как временное средство заработать некоторую сумму денег. Бандершу, в некотором роде мою коллегу, если вспомнить период управления «Рандеву», звали Хеленой, и она поначалу довольно много общалась со мной, объясняя порядки заведения, но, когда ей стало понятно, что в моем лице она приобрела настоящего профи, ее интерес постепенно иссяк. А мне самой было даже легче, когда общение в «Paradise» свелось к обмену рутинными фразами, в меру вежливыми и не выходящими за пределы рабочей конкретики. Ну там, «еще шампанского, битте», или «час в комнате стоит двести пятьдесят евро, полчаса — сто пятьдесят».

Однажды, правда, после тяжелого дня со множеством заходов в комнаты, Хелена с милой улыбкой предложила мне угоститься из коробочки, в которой я разглядела таблетки с серпом и молотом. Но, услышав мой равнодушный отказ, она больше не повторяла это предложение.

Спустя две недели после моего приезда в Штутгарт, я сидела рядом с высокой полькой, и мы обе строили глазки недавно вошедшим молодым посетителям. Вдруг я услышала шепот Хелены, подошедшей к нам сзади:

— Это полицейские, — сказала бандерша негромко, так что из–за музыки мы едва ее расслышали. — Ни в коем случае не идите с ними в комнаты.

Я кивнула и перестала призывно улыбаться. За три дня это был уже второй случай, когда к нам заходили представители закона в штатском. Израильский опыт нашептывал мне, что это не случайность, и в «Paradise» запахло облавой. А значит, мне следовало не ждать неприятностей, а решительно действовать.

В эту же ночь, под утро, когда угомонились шумные итальянки, которые почти не разговаривали по-английски, и с которыми я из–за этого не общалась, я собрала свой чемодан и вынесла его из дома. Мой «фольксваген» стоял на платной парковке неподалеку. Я дотащила до него свой груз, завела двигатель и, ничего никому не говоря, покинула Штутгарт.

Настроение мое вдруг оказалось прекрасным, когда я рассекала фарами ночной автобан, ведущий во Франкфурт, и ароматный майский воздух врывался в едва приоткрытое окно. У меня была бесконечная свобода, деньги, которые в прежние годы я зарабатывала бы месяцами, и автомобиль для передвижения в любую точку Европы. А еще я начинала понемногу сходить с ума. Радио выдавало мне всякую немецкую или англоязычную попсу, а я громко пела, заглушая чужие слова:

«Рай для проституток, рай для проституток, рай для проституток, йе-йе-е…»

Или подпевала знакомым песенкам, или просто мурлыкала мелодии под нос. Эх, если бы всего этого можно было добиться вообще без общения с посетителями… Не то, чтобы они были какими–то особенно тяжелыми — большинство из них оказывалось как раз легче российских клиентов — но я ведь уже настраивалась на то, что не буду больше так зарабатывать, и то, что пришлось менять собственное решение, изрядно охлаждало мой восторг от свободы и легких денег.

Наверное, я слишком задумалась надо всем этим, или просто устала за рулем, но так и не свернула с автобана, выбирая съезд на центр Франкфурта, а опомнилась уже, когда Франкфурт полностью исчез с указателей, а появились другие города, до которых оставались сотни километров езды. Я съехала с трассы по стрелке на Бад-Хомбург, это буквально сразу за Франкфуртом, и начала искать, где бы мне остановиться на отдых. Довольно скоро я нашла парочку гостиниц у въезда в городок, но в одной из них мне было сказано, что мне придется заплатить за двое суток, или появиться на несколько часов позже, а во второй шел ремонт — наверное, перед летним сезоном.

Наступило утро, дороги были забиты транспортом, а я, усталая и мрачная ездила по этому городишке, выискивая, где бы отдохнуть. В очередной гостинице мне снова сказали приходить через три часа, и я просто уснула в машине, приткнув ее на парковке у какого–то магазина. Через час меня разбудили служащие этого магазина, говоря, что на их парковке спать нельзя. Можно подумать, я кому–то мешала!

Эта претензия со стороны какого–то окраинного магазинчика переполнила чашу моего терпения, я покинула негостеприимный Бад-Хомбург и вернулась во Франкфурт.

Движение здесь, особенно в центральных районах, не уступало московскому, то есть, к тому моменту, как мне удалось прорваться к гостинице, глаза мои сами собой закрывались. Я согласилась на высокую цену за номер, даже не торгуясь, но оказалось, что в этом отеле нельзя зарегистрироваться без кредитной карты, а у моей израильской карточки как раз истек срок действия. Какими же вежливыми были все эти немцы, выгоняя меня, полуживую от усталости, на улицу, как мило звучали их сожаления. Следующая гостиница была попроще, и здесь не требовали кредитных карт. Пока подготавливали номер (было все–таки еще слишком рано), я поставила «фольксваген» на подземный паркинг и с трудом доплелась до комнаты. Я даже не захватила в номер чемодан, только наплечную сумку с самым необходимым. Закрыв за собой дверь, я почистила зубы и заснула, кажется, еще прежде, чем упала на постель.