Я сбросила туфель и поставила свою маленькую ступню на колено Эрика.

— Смотри, — сказала я, — можно подделать грудь, глотать с детства гормоны, так что перестанут расти волосы на лице и расширится задница. Но никогда ни у одного из них не будет такой маленькой и аккуратной ножки, и всегда их можно определить по выступающему кадыку.

В довершение демонстрации я провела рукой по горлу и забросила наверх свои светло-пепельные волосы, открывая нежную шейку. Кажется, Эрик был впечатлен, потому что он только сглотнул слюну и ничего не сказал, а Зепп бросил напоследок длинную фразу по-голландски, сказал мне «good night» и вышел из номера, не забыв прихватить свою бутылку с пивом.

— Что он сказал? — спросила я, не спеша убрать ногу с бедра Эрика, а наоборот, двигая ее выше.

— Не стоит переводить, — сказал Эрик расстегивая мои брюки.

— Дай–ка угадаю, — сказала я, обнимая голландца и змейкой вывинчиваясь из брюк. — Он заявил, что коксинели сосут качественней, правда.

— Как ты поняла?

— Пара слов очень похожих, — сказала я, опрокидывая его на спину и садясь сверху. — Твой друг просто завидует, что тебе досталась настоящая женщина, а ему — жалкий извращенец.

— Конечно, — ноздри Эрика расширялись, касаясь моей кожи, — я только приму душ, хорошо?

Все прошло совсем не по сценарию, предусмотренному мной с вечера. Во-первых, мы оба уснули после занятий любовью, и проснулись только утром. Во-вторых, я отказалась брать деньги…

— Что ты, Эрик! — едва ли не с оскорбленным видом я оттолкнула его руку с зажатыми в ней сотенными бумажками. — Я ведь сказала вчера, что не работаю.

— Но мы договорились насчет денег, — начал голландец удивленно, присаживаясь на гостиничный стул.

— Я просто проверяла, стою ли я того, чтобы за меня заплатили, — я рассмеялась и поцеловала его лысину. — Стало интересно, что чувствуют проститутки.

— Я сразу понял, что ты не похожа на одну из них, — воскликнул Эрик и спрятал деньги в бумажник. — Вы, русские, всегда ведете себя, как ненормальные.

— Это почему же?

— Понятия не имею, — сказал Эрик. — Если с вами пытаешься вести бизнес, то становишься алкоголиком, а если влюбляешься в русскую и начинаешь с ней жить, ее эмоции заставляют тебя забыть о бизнесе и вообще обо всем на свете.

— Это все из личного опыта? — удивилась я.

— Не совсем, — уклончиво ответил Эрик, — скорее из опыта друзей. Близких друзей. Но сейчас у меня совсем нет времени рассказывать обо всем этом. Пора собираться на выставку. Давай пообедаем вместе, а потом съездим в магазин моих партнеров — они выпускают очень классные вещи, тебе понравится.

— Ты мне тоже очень понравился, — сказала я, не покривив душой. — Принимаю твое приглашение. Наберешь мой австрийский номер, чтобы уточнить время. Я буду ждать после четырех. Подходит?

— О да, — улыбнулся Эрик, разглаживая усы и бородку, которыми он щекотал меня ночью. — Прекрасно подходит.

Дожив до своего двадцать седьмого лета, я обзавелась столь огромным, даже для проститутки, опытом, что могла дать уверенный ответ на вопрос, волнующий всех на свете девушек: что такое «идеальный мужчина»?

Слушайте: это лысый толстяк небольшого роста с пухлым ртом и короткими нежными пальцами. В нем нет ни грамма желания тебя использовать, он не очень уверен в себе как мужчина, но в остальных смыслах он сильная самодостаточная личность. И, наконец, он достаточно обеспечен, чтобы позаботиться, как следует, о тебе.

К примеру, подарить несколько прекрасных и дорогих летних вещей — ведь в моем багаже не было никакой легкой одежды, если не считать рабочих спецовок, неприлично-открытого фасона. Покупки Эрика стоили значительно дороже двухсот пятидесяти евро, которые он заплатил бы мне за разовую услугу. Положим, я всегда знала, что быть любовницей выгоднее, чем заниматься сексом за деньги. Главное при этом — не бояться утратить независимость, но тут как раз я была спокойна: Эрик не был разводилой — ему я могла доверять. И постылой моей независимости ровным счетом ничего не угрожало.

Кстати, информацией голландца о России и наших национальных особенностях он был обязан своему кузену, которого пыталась развести парочка бизнесменов из Санкт-Петербурга. Возможно, я еще напишу об этом подробнее, а сейчас только скажу, что голландец вернулся восвояси с разбитым сердцем и сильной интоксикацией организма. Наши земляки, впрочем, тоже остались у разбитого корыта, поскольку не получили ни гроша от инвестиций, на которые рассчитывали. Вообще, это была довольно распространенная концовка деловых инициатив моих земляков. Единственными дивидентами, извлекаемыми российской стороной, было чувство национальной гордости при последующих рассказах о блюющих иноземцах. Дескать, мы круче… По-моему, круче тот, кто в конечном итоге остается с деньгами, но, конечно, не мне судить наших наивных бизнесменов, начинавших в девяностые…

Я перебралась жить в номер голландца, и мы провели с ним еще два замечательных дня — а потом он улетел к своей семье в Роттердам, и я отвезла его в аэропорт. Кажется, я начинала входить во вкус этой роли.

— Это мой первый роман с тех пор, как я женился, — поделился со мной Эрик. — Я уже забыл, как это может быть прекрасно.

— Вот и не забывай о хорошем, — сказала я.

— Я влюбился в тебя не на шутку, — рассмеялся он. — Езжай в Голландию, дался тебе этот Дюссельдорф. В своем городе я помогу тебе снять жилье и найти работу.

— Тс-с, — кончиками пальцев я дотронулась до его пухлых губ, — у меня важная встреча в Дюссельдорфе. Тоже по бизнесу, между прочим.

— Ты могла бы рассказать…

— Нет, — прервала я его, — еще не о чем говорить. Обещаю связаться с тобой, если дело будет связано с текстилем и одеждой.

— Смотри, не потеряй визитку. Я буду скучать по тебе, малышка.

Электронные часы показывали десять вечера. Небо над франкфуртским аэропортом напоминало оживленную трассу — прожектора садящихся бортов ежеминутно заливали светом посадочную полосу и параллельное ей скоростное шоссе. Я нашла по указателям развязку на Кельн и Дортмунд, поехала в правом ряду, не очень быстро. Мощные и дорогие машины проносились мимо меня, и так много их было на вечерней трассе, и в каждой сидел некто, намного состоятельнее, и вряд ли более одинокий. К полуночи Эрик, подумала я, уже добрался до своего дома, обнял жену и поцеловал спящего сына. Могла ли я разбить его семью? Поселиться в Роттердаме, сделать так, чтобы мы стали жить вместе?

Я ехала на север, пока справа не забрезжило утро, это случилось перед самым Дортмундом. Немного поколебавшись, я свернула на запад, к Дюссельдорфу. Надо держать слово, подумала я. По возможности. Тем более что Дюссельдорф находится как раз на полпути между Франкфуртом и Роттердамом.

Это была самая густонаселенная часть Германии — индустриальный мегаполис Рейн-Вестфалия, города которого сливались друг с другом, переходили один в другой, так что подчас и различить нельзя было, где заканчивается, допустим, Эссен и начинается Дуйсбург. И так далее. В принципе, мне одинаково годился любой большой город, но от голландцев я слышала, что Дюссельдорф наиболее респектабельное место во всем этом регионе: здесь проводится огромное количество промышленных выставок, и его избрали в качестве места для своих европейских штаб-квартир крупнейшие корпорации Кореи и Японии. Поэтому здесь целые улицы занимают дорогие бутики, рестораны — лучшие в Рейн-Вестфалии, а процентное количество адвокатов, биржевых брокеров и прочей мажорной публики среди населения, пожалуй, самое высокое в этой части Германии.

Тем большим было мое удивление, когда я вновь едва смогла обнаружить в городе увеселительные места с эротической подоплекой. В Старом городе, недалеко от Рейна. Вообще, Дюссельдорф какой–то скучноватый и деловой, сверх всяких приличий. Старый город здесь не скрывается за крепостной стеной, как в Нюрнберге, и вообще его центр совершенно не впечатляет, как центр Франкфурта. Это современный и несколько прямолинейный город, в котором и заняться–то особо нечем, если, конечно, вас не привел сюда деловой интерес.