– Агата, присаживайся и не ругай мать. Это я ей не позволил.

– Ага, – хлопнулась я на свой законный стул. – Всем приятного аппетита…

Пришлось выдачу информации отложить на потом. Да и выражалась она всего лишь в двух скупых фразах: «Он – не женат. У нее – кто-то есть. А вот кто – пока неизвестно». Хотя это, уже три фразы. Что сути, все одно, не меняет: полезности – нуль. Значит, надо заходить с другого крутого борта.

Я же свое ближайшее время посвятила «близкому знакомству» с перечнем недвижимости обоих «главных подозреваемых». Рассудив, что, при таком «раскладе» прятать пленника в «дальние дали» смысла нет. И навестила семью Годы (обещался ведь помочь?). Тот, как обычно, запросил себе время на еще одно «должностное преступление». Но, уговаривать его в этот раз ни мне ни Софико не пришлось.

Но, все это было накануне. А вот конкретно сейчас…

Уф-ф… Да я бы с удовольствием данное мероприятие пропустила. И променяла бы его на ночь в засаде под крыльцом у гадины Ксю. Но… Сто пятьдесят лет. Тысь моя майка…

– Ну, наконец-то, Агата! Проходи.

– Здравствуйте, господин канцлер. С юбилеем, – и облегченно протянула ему приторно вонючий букет.

Канцлер в ответ заговорщицки сдвинул седые брови:

– Я тебе место обозначил за столом между Верховным рыцарем и госпожой Лэшок. Так что, приставать с лишними вопросами никто не будет. А мы с тобой позже поговорим. Агата?

– Да, господин канцлер. Спасибо.

– Не за что, – подмигнул он мне. – Проходи… Господин главный судья!..

Пришлось срочно «проходить»…

Большой торжественный зал в учебном корпусе узнать сейчас можно было с трудом. Пожалуй, лишь по местоположению дверей и узких окон. Остальное же пространство щедро пестрело лентами, свисающими с люстр наподобие шатерных куполов, и вполне реальными благоухающими цветами. И что там мой приторный букет? Тут их были целые сотни. А в купе с блюдами на длиннющих столах сей «коктейль» вызывал тошноту и «больные» фантазии (духи вместо соуса или розовая вода по графинам). Однако сами гости впечатляли не меньше. Но, по другому – мельтешением ярких красок и переливами драгоценностей у дам. И только серые фраки официантов да рыцарские доспехи спасали глаза от неминучего косоглазия или слепоты.

Но, слава всем прокуратским богам, гости, очень скоро расселись. И канцлер оказался стратегически прав: оба моих соседа желания поболтать со мной явно не проявляли. Левый (Верховный рыцарь) только о здоровье моем справился, а вот правая (госпожа Лэшок) и вовсе сделала вид, что мой стул пуст. Да и меня саму это устроило – хватило кивков и взглядов, которые я по пути собрала.

А далее началась «официальная часть» в виде громких поздравлений вперемешку с громкими выступлениями знаменитостей всех мастей. Среди последних отметилась и моя недавняя клиентка, не нечисть, конечно, а совсем наоборот (хотя если судить по ее нраву, то – упыриха еще та). Бывшая театральная прима (и бывшая хозяйка кошки-призрака) прочла отрывок из геройской оды, в местах упоминания главного «героя», указуя перстом в юбиляра. Тот дисциплинированно умилялся. Гости согласно аплодировали. В общем, на все действо ушло минут двадцать. Бедный господин Исбург (он ведь не актер, а, действительно, «простой герой»). Меня в списке поздравляющих спасительно обошли (да и речь, честно сказать, была ни к бесу). А вот когда очередь дошла до других преподавателей, из-за стола напротив, криво от волнения поднялся господин Коржун:

– Господин канцлер, вы мне позволите?! – покраснев сквозь бороду, произнес он. В ответ ему с улыбкой кивнули. Оратор прокашлялся. – Я служу на благо Отечества под вашим руководством вот уже сорок три года. И начальника лучше не знал.

– Так я у вас – единственный, – уточнил тостуемый.

– Так… точно, – еще раз кашлянул оратор. – Вы, господин канцлер, выпустили из-под своего крыла многих выдающихся личностей, которые потом взмахнули высоко-высоко! – в этом месте прокашлялись главный судья Ладмении и еще несколько гостей. – А сами – всегда на посту. В своем кресле! Но, если б не ваше участие и покровительство, то где б они… – вовремя смолк он, потом, кивнув, поправился. – где б мы все были?! – главный судья отмер и скосился по сторонам. – Но, я сейчас хочу сказать лишь об одном вашем ученике! – а вот здесь мне, вдруг, захотелось одновременно и скоситься и сглотнуть слюну. – Николасе Подугоре!.. Именно о нем! Храбрый воин! В прошлом – прилежный, лучший мой, да и не только мой, кадет! И мне искренне жаль, что к нему теперь применимо лишь это время – прошлое!

– О-о, – тихо выдохнула я.

– Да, прошлое! – тем временем огласился оратор. – Мы все скорбим о такой большой утрате! Как для нашего учебного корпуса, так и для…

– Да что же это?

– Агата, держи себя в руках, – прошипел, повернувшись ко мне, Верховный рыцарь.

Я в ответ оскалилась:

– Да что же это? Может, и похороны Ника скоро?

– Агата, это всего лишь дань уважения твоему мужу.

– Оглашать его покойником? А не рано ли?

– Агата, держи себя… – и прикрыл мою трясущуюся руку на столе своей пятерней. – Я очень тебя прошу.

– Господин Коржун?! Себастьян!.. Спасибо за речь! – косясь на нас через столы, поднялся канцлер Исбург.

Оратор на вдохе смолк.

– И от меня – большое спасибо! Господин Коржун, я вас приглашаю к себе на службу писать некрологи для моих, еще не почивших политических оппонентов! – а вот это было на самом деле, эффектное выступление. Да и появление. На моем скудном опыте – второе. Его Величество, подорвав вверх всех гостей, прошествовал от двери прямиком к юбиляру. Оттуда, взметнув полами камзола, развернулся. – Я вам не помешал?!

– Ваше Величество, – развел руки канцлер Исбург, – Как видите, ваше место вас ждет. И… спасибо за…

– Не стоит, – скривился тот, обводя взглядом стоящих. – Я здесь лишь на правах вашего же бывшего выпускника. Садитесь, дамы и господа. Садитесь… И я… сяду.

Тысь моя майка! Крыльцо у дома гадины Ксю показалось мне зовущей пристанью в бушующем океане… Но, пришлось садиться…

Правда, ненадолго. И, воспользовавшись первой же суетой во время смены блюд, я через боковую дверь ретировалась в пустой длинный коридор. Очень жаль, что вот так, но, сносить и дальше подобное «шоу», где одна половина смотрит на тебя с осуждением, а другая великодушно-сочувственно улыбается… уф-ф, избавьте ради всех прокуратских богов. Ради…

– Агата! Постой! – и через миг поняла, что «невоспитанно уйти», все ж, не вышло – по коридору меня медленно нагонял канцлер Исбург. – Мое любимое во всем здании крыло! – скривясь, произнес он и совсем сбавил шаг. – Давай потихоньку?.. И кто только эти мероприятия придумал? Надо узнать у Годарда Стаза, существует ли госстатистика по сокращению жизни юбиляра из-за подобных его чествований… Ты случайно, не знаешь? – и вовсе встал он.

– Не-ет, – растерянно замерла я напротив.

– Нет? – повторил канцлер. Потом улыбнулся. – Ну, да и ладно. Пошли ко мне в кабинет. Посижу напоследок в своем старом кресле. А то Его Величество мне новое сейчас подарил. А от такого подарка… – и глядя на меня, по-стариковски тихо, рассмеялся. – Агата, ты чего это?.. Пошли.

А «чего я»?.. И снова «пошла». Как провинившийся кадет вслед за своим всезнающим наставником.

Просторный канцлерский кабинет в ночной час выглядел тоже «незнакомцем», освещенный лишь светом ущербной луны из окна. Да еще магическим ручейком в «вечном двигателе» на столе. Сам хозяин называет его символом «единства и борьбы противоположностей», ссылаясь на философский древний закон. Однако разговор он завел не о нем, устало погрузившись в свое кресло:

– Рассказывай. Рассказывай, что нашла. Ты и рыцарь Эрик Лапиньш.

Я в ответ открыв рот, не удержалась:

– А сколько… звезд на небе?

– А кто ж их считал? – поднял канцлер брови. – Агата, ты все правильно делаешь. Просто, я вас с Николасом знаю гораздо лучше других. Помнишь, ваше первое здесь появление?

– Ага, – а как такое забыть?