Торвальда при этих словах прошивает дрожь, и холодный мрамор под пальцами вдруг оказывается скользким от пота. Торвальд снова чувствует себя косноязычным идиотом, который не может и двух слов связать, чтобы рассказать о своих чувствах. Даже открыв рот, он ругает собственную тупость, но не в силах ничего поделать.

— Вы... вы хотите стать моим супругом?

Принц Стефан бросает на него непонятный взгляд.

— Не имеет значения, чего я хочу, Торвальд. Или чего хотите вы. — Он оглядывает сад. — Но если вы имеете в виду, нет ли у меня на примете кого-то, за кого я бы вышел охотнее, то нет. Никого. Да и какой смысл? Я всегда знал, что я всего лишь шахматная фигура и что меня женят по расчету — ради заключения мирного договора или ради золота в сундуках, или по одной из десяти тысяч причин. — Он смеется. — Я просто рад, что вам не восемьдесят, вы не безобразны и не калека.

Он встает, потягивается и поворачивается к Торвальду:

— Пройдетесь со мной? Вы, наверное, совсем не видели сад?

Несмотря на то что крохотная часть его хочет остаться здесь, Торвальд встает на ноги. Он не больной, не старый и не уродливый, нет, но он и не человек. Однако принц об этом даже не упомянул. Он следует за Стефаном, пока тот идет по тускло освещенной дорожке, показывая растения и скульптуры, и не выдерживает:

— А вам все равно, что вас могут застать в обществе дикого животного?

— Едва ли вас можно так назвать, — отзывается принц с едва видной в темноте улыбкой, — скорее — щеночком.

— Щеночком?

— О, вы совершенно безобидны. — Улыбка принца становится шире. — Вы должны как-нибудь мне показать. Нечасто мне доводилось увидеть одного из вас так близко, и, признаться, я крайне заинтригован, вы, наверное, великолепны.

Торвальд на мгновение теряет дар речи. Он великолепен? Едва ли. В нем никогда не было ничего особенного. Но тот факт, что принц Стефан, в отличие от других придворных, не боится его природы...

— Я тоже не против, — запинаясь, выдавливает Торвальд, — я о том, что у меня тоже никого нет, а вы более чем удачная партия. — О боги, ну что за идиот. Принц снова странно на него смотрит. — Я не о том... не о том, что вы просто удачная партия, — спешно добавляет Торвальд, — я хотел сказать, что все могло бы быть гораздо хуже для нас обоих, но вы красивы и умны, и мне кажется, я был бы не против узнать вас получше. — Он морщится. — Боги, ужасно прозвучало. Никогда не умел... не обращайте внимания. Забудьте, что я вообще что-то сказал.

Лицо принца, совсем рядом с его собственным, кажется угловатым из-за игры лунного света и теней. И на нем застыло выражение, которому Торвальд никак не может подобрать название, какая-то уязвимость, из-за которой ему вспоминается, как он увидел принца впервые. Когда тот говорит, в его голосе слышится вопрос и неуверенность:

— Мне совсем не показалось, что прозвучало ужасно.

Торвальд нервно облизывает губы. Принц стоит в темноте так близко от него. Торвальд больше не может игнорировать охватившее его желание, и мгновение спустя он преодолевает разделяющее их расстояние. Губы принца Стефана такие мягкие под его губами. От его низкого жадного стона в груди растекается тепло, принц приоткрывает рот, впуская ищущий язык Торвальда.

Его ладонь ложится на бедро принца. Он чувствует под одеждой и кожей пульс и ток крови, и мир сжимается до одних ощущений: соприкасающихся губ, ладоней, зубов. Торвальд задыхается. Его вдруг накрывает волна радости и… благодарности. За все это, за все, что случилось, за те обстоятельства, что привели его сюда. За это мгновение.

В темноте слышится свист, и время словно замедляется. Торвальд реагирует, прежде чем успевает подумать. Он с силой отталкивает принца в сторону. Бок взрывается ослепляюще-обжигающей болью.

В следующие несколько секунд он становится другим человеком. Реальность стирается. Торвальд снова на поле боя. Запах крови и пороха забивается в ноздри, он слышит выстрелы — или может, стук собственного сердца.

Бок горит. Из-под ребер торчит стрела, а на его форме — мысль плывет в голове, прежде чем он соображает, что на нем вовсе не форма — на его одежде расплывается красное пятно.

Краем глаза он замечает движение. Убийца стоит в конце чего-то, похожего на длинный зеленый туннель. Торвальд оскаливается и, не задумываясь, бросается в погоню. Его каблук стукает о каменную плиту, а на следующем шаге вместо сапог уже когтистые лапы. Он перекидывается на полушаге, по телу проходит волна — вздуваются мышцы, хрустят кости, из-под кожи прорастает шерсть, на пальцах появляются длинные когти, во рту — клыки.

Бок ноет, но ему все равно; в чем-то сознание волка яснее, чем у человека, в чем-то медленнее. Он знает только, что ему нужно кого-то защитить. Его добыча на двух ногах бежит по этому незнакомому месту, но скорее всего этому человеку оно тоже незнакомо; Торвальд чует, как тот сворачивает не туда и спотыкается, пока волк его нагоняет.

Его лапы с силой отталкиваются от камней. Когти выбивают искры. Его пасть ощерена, и он пытается схватить убийцу за ноги. Когда тот оказывается в пределах досягаемости, Торвальд бросается на него, оскалив зубы. Они сжимаются на лодыжке мужчины. Торвальд чувствует вкус крови и с удовлетворением ощущает, как клыки достигают кости; мужчина высоко, отчаянно вскрикивает и падает.

В следующую секунду Торвальд уже на нем, обозленный из-за боли в боку. Сверкает лезвие, и Торвальд впивается в запястье. Мужчина тщится подняться, и глаза Торвальда заволакивает красная пелена. Он должен убить этого человека. Должен. Его зубы вонзаются в незащищенную голень; мужчина снова кричит. Нельзя останавливаться.

— Торвальд!

Кто-то зовет его по имени. В сознании что-то шевелится. Поле боя вокруг него ненадежное и меняющееся, словно не до конца реальное.

— Торвальд, хватит, ты убьешь его, а он нужен нам живым...

Он не хочет останавливаться, но уже не понимает, где он. Ладонь касается его бока, и он, оскалившись, оборачивается. Но он знает этого человека. Этот человек для него важен, сквозь головокружение думает Торвальд, и чуть приходит в себя. У мужчины тоже бок в крови — как у него.

Внезапно становится трудно думать. Все больше и больше людей высыпает в сад, но они его не тревожат. Это дворцовая стража (и что дворцовая стража делает на поле боя?). Торвальд оставляет стрелка им и, спотыкаясь, идет к единственному знакомому человеку, лапы вдруг тяжелеют.

Теплая рука прижимается к меху у него между ушами.

— Я говорил, что хотел бы тебя увидеть, — говорит мужчина, нервно хмыкая, — но, пожалуй, не так.

Это принц, вдруг вспоминает Торвальд. Принц Стефан, умный, красивый и его жених, и поле боя наконец-то тает. Холодно. Его трясет. Ему больно, и принц сидит прямо на земле, боюкая Торвальда, положившего морду ему на колени.

У Торвальда кружится голова, и когда он перекидывается обратно, все тело крутит и ломит. Он тут же понимает, что это была ошибка. Бок горит. От боли Торвальд не может вздохнуть, а его добротная новая одежда вся изорванная и грязная. Прямо из-под ребер все еще торчит обломок стрелы.

Пальцы принца Стефана у него в волосах.

— Мне нужен доктор, — кричит он страже, и Торвальд внезапно вспоминает яркую кровь на боку Стефана. Он тянется к тому онемевшими пальцами и знает, что это плохой знак, но принц отпихивает его руку. — Не двигайся, ты и так потерял много крови, и я боюсь вытаскивать стрелу. Он снова поворачивается к страже. — Сейчас же доктора сюда, или я с вас шкуры спущу!

Мир вокруг него теряет краски. Серые пятна плавают перед глазами, а голос принца становится все тише и глуше. Торвальд стонет, и ему кажется, что он падает в глубокий колодец.

Последнее, что он еще чувствует — это теплая ладонь на его затылке, и он проваливается в темноту.

Он всплывает на поверхность сознания так медленно, словно тонет в сиропе. Торвальд чувствует под собой кровать и видит сквозь веки тусклый свет. Его бок ноет, но он не помнит отчего.