– На то, чтобы выбраться из ванной, у них уйдет несколько минут. Вы машину вести сможете?

– Да. – Сальвиати дышал полной грудью. – Теперь мне лучше.

– Меня зовут Ренцо Маласпина, я работаю на Контини. Он попросил меня присмотреть за вами. Простите за опоздание.

– Да что вы… Я не знал, что Элия…

– Лучше поговорим об этом с ним. Вы помните, где он живет?

Сальвиати кивнул.– Тогда до встречи в Корвеско.

Контини протер глаза и сказал:

– Сдается мне, что без кофе не обойтись.

– Это я возьму на себя, – откликнулся Маласпина. – А есть что-нибудь будете?

Контини кивнул:

– Принеси хлеба. В холодильнике найдешь ветчину.

Несмотря на боль, Сальвиати осознал, что хочет есть. Вообще-то он не ужинал. Он извинился за то, что натворил дел.

– Я понимаю, что должен был предупредить тебя, – сказал он Контини, когда тот надевал рубашку.

– Теперь уже поздно.

– Осечка вышла.

– Да.

– К счастью, ты приставил ко мне своего человека.

– Мм. Молчание.

– И что теперь? – спросил Сальвиати.

Молчание.

Пришел Маласпина с кофе и ветчиной. Контини был сбит с толку ночной побудкой. Он ожидал, что Сальвиати может пойти на опрометчивый поступок. Но когда он увидел его у себя в дверях с разбитым лицом, то понял, что драчки кончились. Теперь начиналась война… и Контини не хотел идти на попятный. Когда-то Жан был готов рисковать ради него.

– У Форстера туго с деньгами, – говорил Сальвиати. – Поэтому он настаивает на ограблении. Он хочет эти десять миллионов. Но я не знаю, пойду ли на риск. Даже если у этого Марелли есть нужные связи, я… я не знаю. Может, боюсь.

– Другого выхода нет, – сказал Контини, опустошив чашку с кофе. – Нам придется украсть эти десять миллионов.

Сальвиати вздрогнул.

– Нам? – он посмотрел Контини прямо в глаза. – Ты не вор, Элия.

Контини кивнул в знак согласия. Жан был прав. Законопослушность – нечто глубоко укорененное в сознании, пусть даже человек об этом не думает. Нелегко протянуть руку к копилке и убежать с деньгами.

– Да, я не вор.

Вся система государства построена так, чтобы защищать саму себя. Частная собственность, права гражданина. Структура общества, государства, Конфедерации и Вселенной.

– Но ведь и ты, Жан, и ты теперь не вор.

– А вот это не так. Я попробовал переменить жизнь, но видишь, где оказался.

– Это не твоя вина.

– Мы застигли Форстера врасплох там, в Тессерете. Может, если бы вместо того, чтобы убегать…

– А что ты хотел делать, пытать его? Или похитить?

– Возможно, предложить обмен.

– Похищение человека хуже, чем ограбление. И у Форстера много друзей.

– Ты прав, – кивнул Сальвиати. – Только вот никуда не деться от того, что ты не вор.

Маласпина с чашкой кофе в руках молча смотрел на собеседников и напоминал сфинкса, раскрашенного в красный и бледно-зеленый цвета.

– Не важно. – Контини налил себе еще кофе. – Не важно.

Несколько секунд все молчали. Контини поднял глаза к лесу и попытался вслушаться в шорохи, в неуловимые ночные звуки, выдающие чье-то присутствие. Он представил себе лис, своих лис, в засаде, в летней чаще. Их глаза. Готовые всмотреться в темноту. Перед нападением или перед бегством.

– Не важно, – повторил Контини. – Я не вор, но украсть могу.

Сальвиати внимательно на него посмотрел:

– Ты хочешь сказать, что…

– Я хочу сказать, давай ограбим этот банк! Ты ведь знаешь, как это делается?Сальвиати поставил чашку с кофе. За синяками и ранами, среди морщин, на его лице медленно проступила улыбка.

13 Когда заканчивается свобода

Контини бросил плотики в ручей. Один за другим их подхватывали струи и водовороты Трезальти, и, сталкиваясь с камнями, они начали спуск.

Недалеко от дома Контини, чуть пониже, ручей образовывал небольшой бассейн. Не всем плотикам было суждено добраться сюда целыми и невредимыми. Некоторые потеряются по пути, сев на мель или застряв в камнях. Контини строил плотики из дерева, гвоздей и шпагата. Потом кидал несколько штук в ручей Трезальти и считал, сколько из них достигнут сборного бассейна. Из всего этого он извлекал предзнаменования и приметы.

Причуда, суеверие? Контини не задавался такими вопросами. Для него это было приятным времяпрепровождением. Не более смешным, чем игра в гольф, не более бесполезным, чем коллекционирование марок.

В тот день он бросил пять плотиков в воду, думая, что скоро ему придется объяснить Франческе всю эту историю с ограблением. В последние дни они виделись мало. Франческа уезжала на несколько дней в Милан: она только что закончила филологический факультет и еще не рассталась с квартирой в районе университета. Но осенью она собиралась вернуться в Тичино и поискать место преподавателя.

Спустив на воду плотики, он вернулся домой. Шли первые утренние часы, но на юге, со стороны долины, уже поднималось знойное марево.

Контини и Франческа были вместе уже несколько лет, и их роман знал взлеты и падения. Может быть, потому, что ремесло детектива не помогает созиданию отношений между мужчиной и женщиной. Да и грабить банки не помогает, подумал он, наполняя миску серого кота.

Но ты взялся за гуж, Контини, не говори, что не дюж. Он перевел взгляд вниз, на кота. Осторожно, не особо-то остроумничай. Что поделать, ты ведь знаешь, что для котов без воровства нет жизни… Сыщик, ты делаешь шаг вперед! Кот начал есть, мурлыча.

Шаг вперед? Контини в этом сомневался. Кто-то считает, что ограбление банка это борьба с системой. Или, может быть, прорыв в жизни, отстаивание свободы. Но ему так не казалось. Для него свобода была не бегством и не разрывом, а возможностью искать и находить.

Гостиная была завалена вещами. Чтобы добраться до телефона, Контини пришлось отодвинуть фиолетовую велосипедную раму, большую карту мира и терракотового орангутана. Потом он снял трубку и улегся в гамак у окна. Голос Франчески ответил после первого гудка.

– Алло.

– Контини.

– О, Контини, привет! – воскликнула Франческа. – Что поделываешь сегодня, дома сидишь?

– Работаю, помогаю тому другу, с которым ты познакомилась позавчера вечером.

– А, да.

Контини слегка улыбнулся. Франческа научилась не болтать лишнего по телефону. Но он ей все расскажет, когда они увидятся. В тот день он запланировал встречу в Локарно – с кем-то, кто знал еще кого-то, кто говорил, что на днях видел Марелли. Ладно, придется пойти на это проклятое ограбление. Но приглядывать за Марелли, как подсказывал Контини инстинкт, в любом случае – дело нужное.

– Ты в Локарно? – спросил он у Франчески.

– Да, навожу у себя порядок.

– Может, загляну.

– Пообедаешь у меня?

Франческа жила в Локарно. Временами она перебиралась к Контини, но иногда предпочитала дать ему возможность повариться в собственном соку. Контини принял приглашение: они договорились встретиться на Пьяцца Гранде в половине первого.

Закончив разговор, Франческа посмотрела вокруг. Квартира напоминала поле боя. Картонные коробки с книгами, нагроможденные повсюду. Так всегда бывает, когда вещи из двух домов стекаются в один.

На кухне имелись пара пакетов макарон, помидоры, цветная капуста, морковь, салат и немного сыра. Обед она соберет, так или этак. То, что она жила немножко в Милане, немножко в Локарно и немножко в Корвеско, время от времени заставляло ее чувствовать себя кочевницей. Правда, все перемещения охватывали несколько десятков километров.

Но теперь с Миланом покончено, подумала она, собирая в кучу кухонные принадлежности, перед тем как поместить их в буфет. Она вытерла пот со лба. На ней были только шорты и футболка, и все-таки она потела. К концу августа самая раскаленная пора уже миновала, но Локарно, изнуренный кинофестивалем и наплывом туристов, еще плавился в череде жарких дней.

Освободив стол, она откопала скатерть в глубине платяного шкафа. Наконец квартира снова приобрела человеческий облик. Она накрыла на двоих. Потом задвинула огромные коробки в угол гостиной. Приняла душ и надела легкое светло-желтое платье с коротким рукавом, длиной до колена.