— А в увольнения часто пускают?

— Увольнение заслужить надо. До присяги вообще только на территории части будете, ну а после, если не будет замечаний по службе — раза два в месяц сходить можно. Минск хороший город, большой — это вам не лес какой-нибудь, есть где отдохнуть. Повезло вам, ребята. Вы, так сказать, попали в интеллигентные войска. Другие на учениях по грязи ползают, на морозе мерзнут, а связист установил связь и в машине ее поддерживает, а в машине — сухо и тепло, да и чисто к тому же.

Капитан рассказывал так увлеченно, что Игорь заранее обрадовался, попав в связь. Офицер сразу понравился Тищенко своей приветливостью и открытостью, а если учесть, что Николаев носил точно также же очки, как и Игорь, станет понятно, почему положительный образ капитана прочно укрепился в сознании студента. Кто-то из призывников первым решился на вопрос:

— Товарищ капитан, а можно к забору сбегать, там отец должен мне продукты передать?

— Подожди. Сейчас список составим, вы мне военные билеты сдадите и потом по очереди к родным сходите. Кто из вас хорошо пишет?

Желающих не нашлось. Тогда капитан протянул листок и ручку первому попавшемуся призывнику и тот принялся писать, спрашивая у всех фамилии. Наконец, все было записано, и Николаев разрешил идти к забору. Ходили по очереди, по три-четыре человека.

Выпало идти и Тищенко. Игорь шел вдоль забора, стараясь различить в бурлящей толпе своих.

— Игорь!

Тищенко сразу узнал мамин голос и остановился. С той стороны к забору подошла Елена Андреевна. Вслед за ней пробралась и тетя Оля.

— А где Славик? — спросил Игорь.

— Заболел наш Славик, у него температура поднялась — тридцать девять. Пришлось скорую на квартиру вызывать. Укол сделали, так ему вроде легче стало — с ним сейчас Ирина сидит.

— И чего это у него вдруг?

— Я даже не знаю, его два раза стошнило.

— А вы давно под забором ждете?

— Да нет, не очень — чуть больше часа, надо было со Славиком решить, вот мы и задержались.

Елена Андреевна буквально разрывалась между детьми — с одной стороны нужно было проводить Игоря, а с другой, она ни на минуту не забывала о заболевшем Славике. Елена Андреева уже давно заметила в толпе призывников сына, который казался ей на фоне остальных каким-то особенно хрупким и маленьким.

— Сынок, вам сказали, куда вы едите?

— Да, все очень хорошо. Я попал в Минск, в учебку связи — буду связистом. Видишь… Все хорошо… И даже близко… И в Белоруссии останусь.

— Хорошо сынок, хорошо так, что просто лучше не бывает. Да что поделаешь — раз призвали, надо служить. Ты, как только приедешь, сразу же письмо домой напиши — что, где и как там у тебя.

— Напишу, как приеду — сразу напишу.

— И нам в Донецк напиши, мы ведь ждать все будем, — включилась в разговор тетка.

— Напишу, тетя Оля.

— Сынок, я тут тебе поесть купила. Возьми на дорогу.

— Да зачем столько, спасибо. У меня там еще на месяц еды хватит — полный пакет!

— Ничего, поешь. Лучше пусть останется, чем голодный будешь сидеть. А чем вы до Минска добираться будете?

— Точно не знаю, говорили, что вроде бы поездом вечерним.

— Да, точно, есть такой поезд в восемь с чем-то, наверное, вы на нем и поедете.

— Наверное…

— Смотри, ваш офицер, кажется, всех собирает. Беги, Игорек.

Игорь посмотрел в сторону скамеек. Там действительно собралась почти вся их команда, и Николаев что-то нервно объяснял обступившим его призывникам. Игорь хоть и не хотел отходить от забора, но на всякий случай решил узнать, в чем там дело:

— Ладно, мама, я побежал. Я еще к вам подойду где-нибудь через часик.

Оказавшись на месте, Игорь понял причины недовольства капитана. Во-первых, очередность посещения забора очень скоро перестала существовать, а во-вторых, многие задерживались слишком долго, заставляя товарищей идти на различные уловки: некоторые под предлогом поиска товарищей шли к забору и точно так же не возвращались, другие перелазили забор и беседовали на «вольной» территории. Когда возле Николаева осталось сидеть меньше четверти призывников, терпение капитана лопнуло и он, при помощи Сапожнева, принялся собирать людей. Тищенко подошел в тот момент, когда капитан отчитывал невысокого, но коренастого темнобрового парня:

— Фамилия?

— Калинович.

— Почему был за забором?

— Товарищ капитан, так ведь девушка моя пришла — ну что нам, через забор разговаривать, что ли?! Я больше не буду перелазить.

— Смотри у меня, Калинович, еще одна такая выходка и ты вообще больше к забору не подойдешь! Ты понял?

— Понял.

— Если понял, то сядь, посиди на скамейках. Отдохни, остынь от своей встречи.

— Да я, вроде, не устал.

— Не рассуждай, Калинович, а выполняй.

Театрально вздохнув, Калинович с унылым видом поплелся на скамейки. Вскоре Сапожнев вновь установил очередность, и отлучки к забору продолжились.

Игорю еще довольно долго надо было ожидать своей очереди, поэтому он принялся рассматривать двор военкомата. После полудня жара начала понемногу спадать, но Тищенко не стал снимать свою старенькую белую кепку с полиэтиленовым козырьком и надписью «Рига», так как она служила не столько защитой от жары, сколько скрывала лишенную волос голову. От нечего делать, Тищенко стал рассматривать соседние команды в надежде отыскать своих однокурсников. К своей радости, среди одной из команд Тищенко заметил Шалко. Шалко был не более чем в десяти метрах, поэтому Игорь не стал спрашивать разрешение у Николаева, а, выждав удобный момент, незаметно проскользнул вперед.

— Как дела, Андрей?

— Это ты?! Хорошо, что подошел, мы минут через десять уезжаем.

— Ну, и куда ты едешь?

— Вроде бы в Уфу. А ты?

— А я в Минск, в учебку связи. Кстати, ты Алексеевича не видел?

— Нет, а что?

— Он тоже в Минск попал.

— В связь?

— Нет, он в артиллерию. Надо бы мне его найти — наверное, вместе в поезде поедем.

Разговор прервал какой-то лейтенант — «купец» Шалко:

— Приготовиться к отъезду. Через пять минут к воротам подадут автобус, и мы уедем на железнодорожный вокзал.

— Давай прощаться, Игорек, а то мне ехать уже пора.

— Ну, давай, через два года увидимся. Не забывай институт. Письмо мне домой напиши, оттуда мне в часть переправят.

— До свидания, ты тоже меня не забывай.

Еще через несколько минут автобус увез Шалко, и Игорь вернулся к своим скамейкам.

От нечего делать, призывники начали знакомиться друг с другом. Каждый старался найти себе товарищей, сходных с ним самим темпераментом, интеллектом и интересами. Игорь не любил слишком шумные компании, поэтому его внимание сразу же привлек паренек, тихо сидевший далеко в стороне от общей массы. Тищенко решил познакомиться с ним, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество. Подсев к парню, Игорь негромко заметил:

— Жарковато сегодня. Интересно, когда мы в Минск приедем? Я слышал, что утром?!

В ответ — молчание. Игорь продолжил более настойчиво:

— Слушай, ты из Витебска?

— Не-а. Я из Шарковщинского района, учусь в Витебске.

— А где учишься?

— В ветеринарном.

— А факультет?

— Ветеринария.

— Слушай, может, ты Игоря Жалейко знаешь? Он тоже первый курс закончил, двадцать четвертого ушел. Он тоже из ветеринарии.

— А какой он из себя?

— Небольшого роста, но плотный. Он из Городка. Не знаешь?

— Нет, у нас много людей учится, разве всех запомнишь.

— Меня зовут Игорь, а тебя?

— Саня, фамилия — Валик, а твоя?

— Тищенко.

— А ты где учишься?

— В пединституте, на биофаке, я тоже один курс закончил. После института буду учителем химии или биологии.

Знакомство состоялось, и Игорь с Саней решили скрепить его совместным полдником. Выуживая из-под скамейки пакет с продуктами, Тищенко увидел еще один, наполненный копченой рыбой. Игорь никак не мог припомнить, откуда взялся второй пакет, но, в конке концов, решил, что это мать передала ему в прошлый раз через забор, поэтому с легким сердцем принялся делиться рыбой с Валиком. Пережевывая пищу, Тищенко глазел на стройку, развернувшуюся во дворе военкомата. Несколько солдат, измазанных штукатуркой и краской, неторопливо бродили по крыше небольшого недостроенного здания, время от времени, лениво укладывая кирпичи. Делали они это с большой неохотой и только тогда, когда наверху показывалась фуражка какого-нибудь офицера. Как только фуражка исчезала — исчезали и строители, спешащие укрыться от жары и работы. Игорь улыбнулся и сказал Валику: