— Вы слышали, что сказал Билдун. Вы никуда не пойдете. Мы предоставим бичбол охранникам, а сами сосредоточимся на…

— Но Фанни Мэ является единственным источником новых данных!

— Фанни?., ах, да, Калебанец.

Тулук ходил по комнате. Он наметил маршрут в виде овала возле центра комнаты обучения, плотно засунул конечности в нижнюю часть лицевой щели, оставив открытыми только глаза и дыхательно-речевое отверстие. Сгибающееся раздвоение, которое служит ему в качестве ног, вело его вокруг собачки, которая занималась Маккаем, затем в точку возле охранника Лаклака на одном продолжении центра обучения, затем назад вдоль смешанной шеренги охранников, которые ходили вокруг от стола, на котором Маккай машинально чертил что-то в раздумье, затем позади Маккая и снова тем же путем.

Там и нашел его Билдун, он помахал шагающему Риву, чтобы он остановился.

— На улице толпа газетчиков, — прорычал он. — Я не знаю, откуда у них известия, но они хорошие. Их можно описать одним простым предложением: «Калебанцы вернулись в стоящую под угрозой вселенную!» Маккай, вы имеете к этому какое-нибудь отношение?

— Абнетт, — сказал Маккай, не отрывая взгляда от замысловатого чертежа, который он заканчивал.

— Но это безумие!

— Я никогда не утверждал, что она в здравом уме. Вы знаете, сколько агенств новостей, широковещательных систем и других средств массовой информации находится под ее контролем?

— Ну, да, конечно, но…

— Кто-нибудь присоединился к ней в этой угрозе?

— Нет, но…

— И вам не кажется это странным?

— Как мог кто-нибудь из этих людей знать, что она…

— Как могли они не знать об отношениях Абнетт с Калебанцами? — зло спросил Маккай. — Особенно после разговора с вами!

Он поднял и швырнул свой чертеж на пол, зашагал в коридор между рядами охранников.

— Подождите, — рявкнул Билдун. — Куда вы идете?

— Рассказать им об Абнетт.

— Вы не в своем уме? Это то, что ей нужно, чтобы связать нас по рукам и ногам — клевета и дело по обвинению в клевете!

— Мы можем потребовать появления ее в суде в качеств обвинителя, — сказал Маккай. — Следовало бы подумать о этом раньше. Надо играть в открытую. Совершенная защита правда обвинения.

Билдун догнал его, и они двинулись по коридору защитного кордона охранников. Тулук замыкал с тыла.

— Маккай, — окликнул Тулук, — вы чувствуете торможение процессов мышления?

— Подождите, пока я не посоветуюсь по этому поводу юристами, — сказал Билдун. — Конечное самой идее что-то есть…

— Маккай, — повторил Тулук, — вы…

— Приберегите это для другого случая! — рявкнул Маккай. Он остановился и повернулся к Билдуну. — Сколько у нас еще остается времени, как вы полагаете?

— Кто знает?

— Может быть, пять минут? — спросил Маккай.

— Конечно больше.

— Но вы не знаете.

— Я держу охрану у Калебанца… они сводят нападение Абнетт к минутам…

— И вы думаете, нет места для случайности, так?

— Естественно, но я бы…

— Ну, да. Я собираюсь рассказать газетчикам там…

— Маккай, у этой женщины щупальца тянутся в самые неожиданные сферы правительства, — предупредил Билдун — Мы даже понятия не имеем о том, что те вещи, которые мы обнаружили в… у нас еще достаточно данных для продолжения…

— С ней какие-то действительно могучие силы, да?

— В этом нет сомнения.

— Так вот почему мы все время топчемся на месте.

— Вы создадите панику!

— Нам и нужна паника. Паника поднимет все виды сенсов, которые попытаются войти в контакт — друзья, сообщники, враги, сумасшедшие. К нам рекой потечет информация. А мы должны получать новую информацию!

— А что если эти выродки, — Билдун кивнул на улицу — откажутся поверить вам? Они уже слышали, как вы изрекали некоторые довольно странные вещи, Маккай. Что если они устроят из вас посмешище?

Маккай заколебался. Никогда еще раньше он не видел, чтобы Билдун занимался такой никчемной болтовней, сенс, который отличался таким умом, блестящим умением внутреннего взгляда, аналитическими способностями. Может быть, Билдун один из тех, кого купила Абнетт? Невозможно! Но присутствие с замороженным эго Пан Спечи в этой ситуации должно быть вызвало огромный травматический шок среди представителей этого вида. Да и сам Билдун скоро должен претерпеть крушение своего эго. Что вообще происходит в психике Пан Спечи, когда приближается этот момент, когда они возвращаются к бездумной форме младенчества? Может быть, это действует в форме эмоционального безумства отрицания? Может быть, оно затормозило мысль?

Тихим голосом, предназначенным только для слуха Билдуна, Маккай спросил:

— Вы готовы выступить, как шеф Бюро?

— Конечно, нет!

— Мы знаем друг друга долго, — прошептал Маккай. — Я думаю, мы понимаем и уважаем друг друга. Вам бы не удержаться в этом кресле, если бы я претендовал на него. Вы знаете об этом. А теперь откровенно, как другу. Вы действуете сейчас, как следует действовать в условиях кризиса?

Волны гнева прокатились по лицу Билдуна, затем их сменила задумчивая хмурость.

Маккай ждал. Если бы произошла смена эго, она послала бы Билдуна в разрушительный коллаж. Из молодой школы Билдуна выступила бы молодая личность, сенс, знающий все, что знает Билдун, но имеющий глубокие отличия в эмоциональной сфере. Может, настоящий шок ускорил этот кризис? Маккай надеялся, что это не так. Он искренне восхищался Билдуном, но в данном случае личные отношения должны были быть отодвинуты в сторону.

— Что вы собираетесь делать? — пробормотал Билдун.

— Я не пытаюсь выставить вас на посмешище или ускорить какой-нибудь… естественный процесс, — сказал Маккай. — Но настоящая ситуация не терпит промедления. Если вы не ответите правдиво, я буду претендовать на место шефа Бюро и подниму грандиознейший шум!

«Я справляюсь со своими обязанностями как полагается?» — задумался Билдун. Он тряхнул головой. — Вам ясен ответ на этот вопрос так же, как и мне. Но вам придется объяснить также и несколько ошибок, Маккай.

— А всем нам? — спросил Маккай.

— Вот именно! — сказал Тулук, приблизившись к ним. Он перевел взгляд с Билдуна на Маккая. — Извините меня, но у нас, Ривов, чрезвычайно тонкий слух. Я слышал. Но я должен прокомментировать. Волны шока, или как бы вы это ни называли, которые сопровождают уход Калебанцев и оставляющие позади такую смерть и безумство, что мы должны напичкиваться ангеритом и прочим…

— Поэтому наши мыслительные процессы испорчены, — сказал Билдун.

— Хуже, — сказал Тулук. — Это обширное поле деятельности оставило отражения. Средства массовой информации не будут смеяться над Маккаем. Все сенсы чувствуют в ответах то странное беспокойство, которое мы ощущаем. Это называется «периодическое сумасшествие сенсов», и этому ищут объяснения…

— Мы теряем время, — сказал Маккай.

— А что бы вы предприняли на моем месте? — спросил Билдун.

— Несколько вещей, — сказал Маккай. — Во-первых, я хочу, чтобы в Стедионе объявили карантин, чтобы не было никакого доступа к парикмахерским красоты, никаких перемещений ни с планеты, ни на планету.

— Это же безумство. Какое объяснение мы могли бы дать?

— А когда это Бюро Саботажа должно было давать объяснения? — спросил Маккай. — Наша обязанность — замедлить действие правительства.

— Вы знаете, что мы ходим по острию ножа, Маккай?

— Во-вторых, — как ни в чем не бывало, сказал Маккай, — следует воспользоваться статьей о чрезвычайном положении и заставить Тапризиотов уведомлять нас о каждом вызове со стороны друзей и сообщников Абнетт.

— Они скажут, что мы пытаемся взять у них их функции, — заволновался Билдун. — Если об этом узнают, будет восстание, физическое насилие. Вы знаете, как ревниво охраняют свою неприкосновенность большинство сенсов. Кроме того, статья о чрезвычайном положении не была для этого предназначена, это идентификация, процедура затягивания в пределах нормального…

— Если мы не сделаем этого, все мы умрем, и Тапризиоты вместе с нами, — сказал Маккай. — Для них должно быть это тоже ясно. Нам нужно их добровольное сотрудничество.