Так как я очень интересовался нашим приемником, Гуро согласился показать его мне. Кстати сказать, неплохо было бы попробовать и работу передатчика в условиях космического пространства, где свободно гуляют различные нежелательные незнакомцы вроде космических лучей и тому подобного. А может быть, передатчик и вовсе не работает под влиянием этих космических лучей?..
Сказано — сделано. Мы с Гуро достали передатчик и приемник. Гуро пошел с передатчиком в навигаторскую рубку — подавать оттуда сигналы. Я остался в общей каюте с приемником.
Через десять минут пришлось признать, что наши опасения подтвердились. Передатчик работал очень плохо. Очевидно, космические лучи вредно влияли на его работу. Оставаясь на расстоянии всего шести-семи метров от передатчика, я едва принимал в наушниках сигналы, которые посылал Гуро. А между тем, в нормальных условиях передатчик обеспечивал связь на расстоянии до тысячи километров.
Покрутив еще несколько минут ручку настройки, я хотел уже совсем оставить это неблагодарное дело и выключить приемник. Но Гуро продолжал подавать сигналы. Я едва-едва разбирал его слова, чуть слышно звеневшие в наушниках:
— Алло… Алло… говорит… говорит… слушайте… слушайте… раз-два-три-четыре-пять… слушайте… слушайте…
Его голос то совсем исчезал, то, наоборот, усиливался.
— Слушайте… слушайте… говорит… ракета… слушайте, слушайте, ракета… слушайте, слушайте, ракета… слушайте, говорит Земля, слушайте, слушайте… ракета Рындина, слушайте нас…
Что за шутки? Почему Гуро говорит так, будто бы он не с нами вместе, не в ракете. И еще — почему передатчик внезапно начал так изменять его голос? Это просто странно, это совсем не его голос…
— Слушайте, слушайте, ракета Рындина! Говорит Земля, говорит Земля. Алло, говорит Земля…
Может быть, я сошел с ума? Может, это какое-нибудь новое возбуждающее влияние страшных космических лучей?..
Ведь это не голос Гуро, это… это — Земля!
— Василий, что с вами? Вы побледнели! Стали на себя не похожи!
Это подошел ко мне встревоженный Николай Петрович. Не отвечая ни одного слова, я включил вторую пару наушников и подал ему. Николай Петрович удивленно взглянул на меня, но надел наушники. Я с опасением смотрел на него: может быть, мне все примерещилось, может, это и в самом деле проделки космических лучей… ведь это не может быть Земля, ведь слой Хевисайда…
Но вот выражение безграничного удивления появилось и на лице Николая Петровича. Обеими руками он плотно прижал наушники к ушам. Он слушал. Значит, мне не мерещится? Потому что я и далее слышал:
— Говорит Земля, говорит Земля! Слушайте нас, ракета Рындина, слушайте нас. Очень тревожимся за ваше положение. Самые мощные телескопы давно потеряли вас из поля зрения. Опасаемся, что ракета изменила направление. Проверьте направление полета, проверьте. Посылайте немедленно ракету-письмоносца с извещениями. Алло, говорит Земля с помощью антенны-стратостата. Алло, говорит Земля. Слушайте нас, ракета Рындина…
Это сообщение повторялось снова и снова. Ведь на Земле не знали, услышали ли мы его. Они повторяли все время то же самое. А мы слушали, как зачарованные, голос старой Земли, не имея сил оторваться от наушников…
— Что вы слушаете? Ведь я уже выключил передатчик! — удивленно сказал Гуро, появившись в каюте.
Николай Петрович решительным жестом сбросил со своей головы наушники и протянул их Борису. Глаза Гуро полезли на лоб. Он замер, как статуя, прислушиваясь к голосу Земли. А Николай Петрович уже распоряжался:
— Вадим, сюда. Василий, слушайте дальше. Может быть, они передадут еще что-нибудь. Борис, достаточно. За работу! Немедленно отправляем ракету-письмоносца. Вадим, готовьте письма. Через полчаса выпустим ракету.
До чего ж это приятно — слушать далекий голос с родной Земли, из родного советского отечества!.. Победили, победили, пробили слой Хевисайда! Голос в наушниках повторял то же самое сообщение. Однако, в спокойном, четком голосе диктора иногда слышалась тревога. Они говорят, что самые мощные телескопы потеряли нас из поля зрения… это, вероятно, в связи с тем, что метеорит сбил нас тогда с пути… дорогой диктор! Если бы ты знал, с каким наслаждением мы слушаем тебя тут, в межпланетном пространстве, приближаясь к Венере!
Николай Петрович и Гуро внесли в каюту небольшую ракету-письмоносца. Это была блестящая металлическая сигарка с отверстием на длинном узком хвосте. Гуро открутил винты на ее боку. Открылись маленькие дверцы, за которыми видна была шкатулка. Николай Петрович тем временем проверил механизм ракеты, расправляя маленькие металлические крылья на толстой части сигарки.
Вадим принес заклеенную и перевязанную пачку бумаги. Это были заранее приготовленные письма и сообщения для Земли. И тут я вспомнил.
— Николай Петрович, позвольте мне… — обратился я к Рындину.
— Что такое?
— Позвольте мне положить туда маленькое письмецо… к матери, чтоб она совсем успокоилась…
— Мягкая усмешка осветила лицо Николая Петровича:
— Хорошо. Пишите, только скорей. А я пока что проверю расчеты направления.
— Да мне всего несколько строк.
Вот что я написал:
— «Дорогие мои мать и сестра! Все хорошо, не беспокойтесь, мы тут с Николаем Петровичем не пропадем. Передайте ребятам, что я привезу им с Венеры подарки, каких они никогда не видели. Особый привет передайте Марусе, пусть она не забывает меня. Мы скоро возвратимся. Путешествие идет прекрасно. Приближаемся к Венере. Крепко целую. Ваш Василий Рыжко».
Письмо мое было положено вместе с большим пакетом. Гуро снова завинтил крышку. Ракета была готова к полету.
— Борис, к скафандру! — прозвучал голос Николая Петровича, уже надевавшего скафандр.
Через несколько минут они вместе вышли через люк, вынося с собою ракету. А еще через несколько минут мы почувствовали едва заметный толчок: это оторвалась ракета-письмоносец и полетела на Землю…
С полчаса мы еще видели в телескопы маленькую блестящую звездочку, которая быстро удалялась от нас. Письма летели к Земле. Там, влетев в самые разреженные слои стратосферы, ракета автоматически выпустит из себя парашют и медленно опустится на Землю. Наш письмоносец не может не достигнуть цели, потому что Земля все равно притянет его к себе, если бы даже он пролетал лишь около нее, отклонившись в сторону.
Но вот исчезла наша звездочка. И лишь приемник на столе напоминал про неожиданное удивительное событие, которое произошло с нами сегодня. Да в наушниках все еще звучал голос, передававший те же самые сообщения. И хотя диктор не говорил ни одного нового слова, повторяя все время то же самое, — мы с наслаждением слушали его голос, ставший уже знакомым нам, ждали знакомых интонаций. Милый, дорогой голос старой Земли!
Уже ложась спать, я спросил у Гуро:
— Товарищ Гуро, скажите, пожалуйста, как вы выпускали ракету-письмоносца? И еще одно — как вы сами не оторвались от нашего корабля? Ведь можно было и того… остаться где-то там, в пространстве…
По его голосу я уже чувствовал, что Гуро улыбается…
— Ну, вышли с ракетой из наружного люка. Понимаешь, это было довольно легко, потому что ракета ничего не весила. Положили ее там…
Сокол насмешливо заметил:
— В свете предыдущих сообщений, не совсем понимаю. Как можно было положить ее, когда она ничего не весила?
— Хм… мы не то чтоб прямо положили, а я прижал ее к стенке корабля, а Николай Петрович слегка поправил направление, включил мотор, и она полетела от нас… назад, в обратном от нашего корабля направлении. Вот и все.
Он помолчал. Затем добавил:
— А знаешь ли, Василий, мне немножко нехорошо стало, когда эта ракетка толкнула меня облаком газа, вырвавшегося из ее дюзы… Кстати сказать, это и есть ответ на второй твой вопрос. Понимаешь, я пошатнулся, меня оттолкнуло от корабля. И я почувствовал, что понемногу отдаляюсь от него. Ну, словно бы кто-нибудь меня оттаскивал от него. И не падаю, а понемножку отплываю… и ухватиться не за что, плыть не поплывешь. Потому что это же тебе не вода, а эфир… Это было страшно! Правда, мы вышли из люка привязанными, и меня скреплял с ракетой крепкий тонкий трос. Итак, отнести далеко от ракеты меня не могло. Однако, одно дело рассудок, а другое — ощущение. Никогда, должно быть, я этого не забуду!..