— Ну, Юра, кажется, проясняется. В дежурную часть позвонила только что заведующая врачебно-косметическим салоном Бударина. Утверждает, что опознала женщину, портрет которой помещен на розыскном стенде. Это мастер-косметолог Дорошина Полина Гав­риловна.

20

Обхватив голову руками, курсант Белухин продол­жал всматриваться в столбцы цифр и фамилий. Глаза слипались, ужасно хотелось спать. Курсант ожесточенно мотал головой, стряхивая наваливающийся сон, но это почти не помогало. Тогда Белухин, потянувшись, встал из-за стола, подошел к умывальнику и, пустив струю холодной воды, сунул под нее голову.

Освеженный, окончательно проснувшийся, снова при­нялся за работу. И вдруг... Белухин протер глаза, посмотрел еще раз. Нет, не померещилось: наконец-то найдено то, что он так упорно искал — «Е 952718». И фамилия пассажира в строке: «Крутов Олег Аркадьевич».

Курсант бросился к телефону, набрал домашний номер Мороза.

— Товарищ капитан, нашел!

— Молоток, стажер! — послышался заспанный басок Мороза. — Рад, что не ошибся в тебе. Пока иди спать, а завтра с утра начнем проверку.

— Товарищ капитан, а вдруг даст тикаля? Может, прямо сейчас?

 — Не пори горячку, стажер! Три часа ночи — какая, к чертям, проверка? Спать, Коля, спать. А если не спится, ищи дальше. Помнишь, что нам эксперт гово­рил: последняя цифра смазана — то ли восьмерка, то ли тройка. А посему полной уверенности, что сумка принадлежит именно Крутову, у нас пока нет. Понял, стажер?

— Так точно, товарищ капитан, — устало вздохнул Белухин. Расстелил на столе плащ, подложил под го­лову кипу регистрационных журналов и заснул креп­ким сном хорошо поработавшего человека.

21

Сидя за роялем, Олег Крутов разучивал с Ириной Пуховой новую песню. О недавней размолвке было за­быто, по крайней мере оба старались о ней не вспоми­нать.

— Здесь «до», его надо пропеть длиннее, — объяснял Крутов. — А дальше стаккато: пам-пам-пам. Ясно?

— Пам-пам-пам! — Ирина игриво и ласково про­шлась пальчиками по лбу Олега.

— Ириша, не балуй. — Музыкант поцеловал ей руку. — Все, начали! И...

На улице перед домом взвизгнули тормоза. Певица подошла к окну.

— Ну, Ира, в чем дело? — нетерпеливо обернулся Олег.

— Алик, к нам гости. Милиция...

— Да?.. — Голос Крутова неестественно спокоен. — Ну и что? Видимо, их интересует вчерашняя драка на дискотеке.

Ирина приблизилась к Олегу, сказала тихо и встревоженно:

— Алик, у меня нехорошее предчувствие. Мне ка­жется, с Полиной случилось что-то страшное. Она ис­чезла так внезапно, так неожиданно...

— Может быть, уехала к Тане? — нерешительно проговорил Кругов. — Она же сумасшедшая мамаша, ты ведь знаешь.

— Что ты придумываешь, Алик? Зачем ты лжешь? Я же слышала, сама слышала, как ты вчера говорил с Таней. Ты ее просил не волноваться, уверял, что видел Полину. Признайся, ты был у нее в воскресенье? И что? Получил там кукиш с маслом — ко мне прибежал? Мокрый, как облитый помоями пес. Не отдаст за тебя дочку Полина — не мечтай и не надейся. Сама слы­хала, как она говорила: «Не видать ему моей Танечки, как собственного затылка. Чтоб я отдала свою кровиночку этому лабуху, этому коту мартовскому!..»

— Заткнись! — оборвал ее Крутов.

— Ага, не нравится! То ли еще услышишь! Так, гово­рит, и передай своему красавцу: «Будет Танечку пре­следовать, своими руками придушу. Трупом у него на пути лягу».

— Я сказал — заглохни!

Но Ирину уже ничто не могло остановить, она во­шла в разоблачительский раж.

— Думаешь, не знаю, что тебе от нее нужно? Дом захотелось к рукам прибрать, на богатство ее поза­рился. Дом действительно ничего, губа у тебя не дура. Особенно если своего угла нет. Только не бывать тому, Крутов. Не бывать! Не бывать! Она твои мерзкие планы раскрыла! Понял?

— Молчать! — взревел Крутов, бросаясь на Ирину. Пухова, обороняясь, выставила навстречу стул нож­ками вперед.

— Ты страшный человек, Крутов! У тебя глаза убийцы. Ты способен .убить человека, если что не по-твоему. Ты и меня убьешь когда-нибудь.

— Боже, какую чушь ты городишь, — простонал Крутов. Сел за рояль, устало уронив руки на клавиши. Рояль глухо загудел.

Этажом выше Мороз вел беседу с директором Дома культуры Сорокиным — маленьким вертлявым человеч­ком лет пятидесяти. Выяснив все обстоятельства вче­рашней стычки между подростками, капитан стал ис­подволь расспрашивать об участниках вокально-инстру­ментального ансамбля.

— Быть может, музыканты играли слишком буйно? Могло так статься, что от их игры и возникла драка? Такие случаи бывали.

— Навряд ли, — директор поправил очки в броской заграничной оправе. — Конечно, Крутов — фанатик рока, умеет зажечь публику. Но репертуар у него — выдержанный.

— Вы еще скажете — высокоидейный, — подковыр­нул Мороз.

— Нет, этого не скажу. Репертуар самый разнообраз­ный, но, повторяю, — проверенный. Я сам был в комис­сии, когда обсуждали программу.

— А что за человек этот Крутов? — как бы мимохо­дом полюбопытствовал капитан.

— А вас, собственно, что интересует? — Остренький взгляд поверх очков. — В каком, так сказать, аспекте?

Мороз неопределенно щелкнул пальцами.

— Ага, понятно, — кивнул Сорокин. — Значит, так... Образование среднее музыкальное, у нас трубит четвер­тый год. Всего себя отдает работе, не жалея личного времени. Сколотил вполне приличную джаз-банду.

— С деловыми качествами полная ясность. А как с моральными устоями?

— То есть вы имеете в виду это? — Директор опро­кинул в рот воображаемую рюмашку.

— И это тоже, — подтвердил капитан.

— На работе не замечал. Ни пьянок, ни гулянок. С этой стороны претензий нет. Но одна слабинка все же имеется.

— Именно?

— Питает слабость к слабому полу.

— Вот как? — Мороз повернулся к Белухину. — Коля, заткни уши — тебе еще рано такое слышать. Кон­кретно?

— Есть тут методист Ирина Пухова. Завлекательная, скажу вам, женщинка. Ну, и не только она... — Сорокин сделал многозначительную паузу. Мороз терпеливо слу­шал, надеясь выудить полезную для дела информа­цию. — Алик наш — такой ходок, что ты! Не пропускает и совсем молоденьких. Например, его видели в обществе некоей Танечки, восемнадцати лет. Каково?.. Алику-то, шалунишке, — вдвое больше! Но самое пи­кантное состоит в том, что эта Танечка — дочь подруги нашей методистки, за которой одновременно и с успе­хом ухлестывает Крутов.

— Стойте, стойте, — в шутливом ужасе поднял руки Мороз, — Что-то очень сложно получается. Дочь под­руги методистки...

— Но это же так просто, — осклабился Сорокин. — У Ирины есть подруга, а у подруги — дочь. И наш доб­лестный юбколюб Крутов пасется и тут, и там. Знаете: ласковое теля двух маток сосет...

Директор, кажется, всерьез гордился необыкновен­ными способностями своего подчиненного по части по­корения женских сердец.

— Понятно, — с облегчением перевел дух капитан.— Ладно, особого криминала я тут не вижу. Если здоровье позволяет, пускай тешится, это его личное дело. Ска­жите, а с фарцовщиками Крутов не связан?

— Н-не знаю... нет... навряд ли, — опасливо мямлил директор. — А почему вы спрашиваете?

— Потому, уважаемый товарищ Сорокин, что фар­цовщик легко становится валютчиком. А в сумке, при­надлежащей вашему работнику Крутову, найдено около ста тысяч рублей.

Директор на минуту потерял дар речи.

— С-сто тысяч?.. Я не ослышался?

— Да, да! Если точнее — девяносто шесть. Вы мо­жете пригласить Крутова сюда?

— Да-да, конечно! Я сейчас же позвоню дежурной. И директор плохо повинующимися пальцами стал кру­тить телефонный диск.

Разговор в репетиционной продолжался, но уже то­ном ниже. После истерического выплеска чувств Ирина разразилась слезами и... успокоилась. Она подошла к сидящему у рояля Крутову, положила руки ему на плечи.

— Алик, что у тебя было в воскресенье? Ты поссо­рился с Полиной?

— А, что говорить! — отмахнулся Олег. — Эта гру­бая вульгарная баба закатила форменный скандал. Та­кую кричалку устроила...