— А ты?.. А ты?.. — не смея вымолвить смутной догадки, повторяла Ирина.

— А что я?.. Я... я... Встал. И ушел. Даже дверью не хлопнул. А стоило...

Пухова прижала к лицу ладони.

— И после этого Полина исчезла. Да?

Ирина замолчала, с тоскливым страхом глядя на Олега. Не выдержав томительной паузы, Крутов спро­сил испуганно-приглушенным шепотом:

— Ну, а при чем тут я? Я-то тут при чем? В комнату заглянула дежурная.

— Олег Аркадьевич! Срочно к директору! — И скры­лась.

Ирина обвила его шею руками.

— Алик, родной мой, что ты натворил? Что же теперь будет?

Крутов вскочил и стал лихорадочно натягивать плащ. Потом бросился к дверям.

— Алик, куда ты? Олег обернулся.

— Спросят, где — ты ничего не знаешь!

У выхода его встретил курсант Белухин — сама уч­тивость и любезность.

— Товарищ Крутов? Олег Аркадьевич? Вы, должно быть, заблудились. Или ошиблись дверью. Кабинет ди­ректора — на втором этаже. Там вас ждет капитан Мороз.

Крутов зыркнул затравленным взглядом и поплелся к лестнице, ведущей наверх. Где-то на середине его до­гнала Ирина. Припав к плечу, горячо зашептала:

— Алик, милый, обещаю — я дождусь тебя. Сколько надо, столько и буду ждать. Ты только не бросай меня, ладно? Я так боюсь одиночества. — И заплакала.

Олег судорожно гладил ее волосы, целовал мокрое от слез лицо.

— Ну, что ты, что ты, Иришка? Успокойся! Все выяс­нится...

Директор встретил Крутова растерянно-боязливой улыбкой.

— Олег Аркадьевич, дорогой, с вами хочет побесе­довать капитан Мороз. Из ОБХСС почему-то... Думаю, здесь какое-то недоразумение. Я вам больше не ну­жен? — обратился к Морозу.

— Спасибо. Когда мы кончим, я позвоню дежурной. Капитан пригласил Крутова сесть, спросил напря­мик:

— Прежде всего, Олег Аркадьевич, мне хотелось бы уточнить: где вы были в июне тысяча девятьсот вось­мидесятого года?

Крутов помолчал, вспоминая.

— Столько лет прошло, разве упомнишь... Впрочем, извольте! В восьмидесятом, летом, месяца не помню, я вместе с ансамблем был в Ярославле, мы там высту­пали на конкурсе вокально-инструментальных ансамб­лей. Заняли четвертое место.

— Из Ярославля возвращались самолетом?

— Естественно. Вот только месяц из головы выско­чил.

— Я напомню. Вы прибыли оттуда во вторник, сем­надцатого июня, в двенадцать часов тридцать минут.

— И чем же знаменательна эта дата? — искренне удивился Крутов.

— Да как вам сказать?.. — Мороз пытливо взглянул на музыканта. — Не каждый день привозят на само­лете сто тысяч рублей. Вот нас и заинтересовало: от­куда у скромного руководителя ансамбля, получающего девяносто рэ в месяц, такие деньги?

Крутов обомлел.

— Да вы что? Будь у меня хоть половина, хоть чет­верть этих денег, стал бы я мыкаться по знакомым да по любовницам?

— Про любовниц мы уже наслышаны, это нас не ин­тересует. А вот откуда деньги, придется рассказать.

— Да что рассказывать? — надрывно закричал Кру­тов. — Нет у меня таких денег и не было никогда!

— Что нет сейчас этих денег, верю. Потому что в данный момент они у нас. А вот что не было... — Мо­роз вытащил из-под стола и поставил перед Крутовым спортивную сумку.

— Ваша?

Олег Аркадьевич смотрел на сумку неподвижным, оце­пенелым взглядом — да, он видел ее в то роковое вос­кресенье в доме Полины... Провел рукой по глазам, но видение, преследовавшее его все последние дни, не про­падало: безжизненно сползающее по стене тело... и этот жуткий стон... Зачем он так сильно отшвырнул ее тогда?.. Но ведь была самозащита... Она первая вцепилась ему в волосы... А потом он сбежал... Оставил ее одну... беспомощную... умирающую...

— Повторяю вопрос: ваша сумка? Кругов вздрогнул, словно очнувшись.

— Н-нет. Н-не моя.

— Глупо отпираться, Олег Аркадьевич! В боковом кармашке этой сумки мы обнаружили багажную бирку, по которой и вышли на вас.

— Сумка не моя. Я брал ее на время.

— У кого?

Крутов молчал, плотно сцепив зубы. Чувствовалось, что он лихорадочно прокатывает в мозгу возможные последствия своего ответа. Мороз отметил дрожливое притопывание ногой. «Нервы? Или музыкантская при­вычка отбивать такт?»

— Я спрашиваю еще раз — у кого? — Сурово спро­сил, напористо, таким Белухин своего наставника еще не видел. — И не вздумайте пудрить мне мозги, Кру­тов, мы проверим каждое ваше слово. Итак?

— Я скажу, скажу. Только вы не подумайте... Это не мои деньги, я не виноват...

— Фамилия владельца сумки?

— Дорошина Полина Гавриловна.

— Где живет? Быстро адрес! Не придумывать!:

— Красногорская, семь «а».

Мороз написал на бумажке фамилию и адрес, отдал курсанту. Белухин пошел звонить в адресное бюро.

— Объясните, Крутов, что связывает вас с Дорошиной?

— Видите ли, одно время я снимал у нее комнату...

— Дальше!

— Потом ее дочка Таня подросла, и я счел неудоб­ным...

— Вы или ваша хозяйка? 

Олег Аркадьевич увел глаза в сторону.

— Не помню. Разве это так важно?

— Сейчас нам все важно, Крутов. Итак, вы утвер­ждаете, что сумка принадлежит Дорошиной Полине Гав­риловне, что вы взяли ее на время и после возвращения из Ярославля вернули хозяйке. Пустую, естественно.

— Да, все так и было.

 — Что ж, будем проверять. Мы должны убедиться в правдивости ваших слов. А до выяснения всех обстоя­тельств вам придется немного задержаться у нас.

22

Крутова доставили в управление и поместили в изо­лятор временного содержания. Дежурный сообщил Мо­розу: звонил директор универсама Чеботарев и просил передать, что его дочка Иола вспомнила: тетрадь со сти­хами Марины Цветаевой она дала переписать своей со­седке по парте Танечке Дорошиной. А вот вернула ли подружка тетрадку, она не помнит. Живет Таня Доро-шина в доме номер семь «а» по Красногорской улице.

— Чуешь, стажер, как все стягивается? Адрес вла­дельца сумки подсказывают нам со всех сторон: Красно­горская, семь «а». Больше медлить нельзя, поехали! Только ты вот что, Коля, переоденься. Хватит тебе в мундире щеголять — на задание едем.

Через полчаса они входили во двор, в глубине кото­рого располагался солидный кирпичный особняк.

— Суду все ясно, товарищ капитан! — убежденно за­явил Белухин. — На этот раз ошибки не будет. Ее это деньги, Дорошиной. Смотрите, какой домище отгрохала!

— Возможно, возможно, — говорил Мороз, пригляды­ваясь к дому. — Больше всего меня убеждает пересече­ние багажной бирки и тетрадной обложки. Тут уже не слепой случай, тут — строгая закономерность.

— Какие могут быть сомнения? Ее это деньги, ее!

— Или его, — раздумчиво сказал Мороз. — Не здесь ли живет очаровашка Танечка, о которой так красочно поведал нам директор очага культуры?

Правым краем двора он осторожно приближался к дому. Белухину сделал знак, чтобы тот подходил с дру­гой стороны. Они сошлись у деревянной двери с мас­сивными коваными скобами. Мороз нажал кнопку, звонок прозвучал одиноко и сиротливо.

— Давай обойдем вокруг дома, — предложил Мороз. Обошли. Снова сошлись у дверей.

— Тихо, пусто, мрачно, — подытожил курсант. — Придется опрашивать представителей местного населе­ния.

— Как, как? — засмеялся Мороз. — А, понял, это ты в учебнике вычитал.

Из соседнего двора выехала на велосипеде и пока­тила по тротуару девочка лет девяти. Тоненькая рыжая косичка порывисто трепетала за ее худенькими пле­чиками.

— А вот и местное население. — Мороз поправил галстук и вышел из калитки. — Здравствуйте! Можно с вами побеседовать?

— А вы кто? — бдительно спросила девочка, спрыг­нув с велосипеда.

— Мы из домового комитета, — не моргнув глазом, ответил Мороз. — Проверяем исправность кранов.

— Ой! Так вы и у нас посмотрите! У нас в ванной смеситель барахлит.

— Непременно! — Мороз повернулся к практиканту, одетому в легкий спортивный костюм из плащевой ткани. — Товарищ Белухин, возьмите на карандаш! — И снова обратился к девочке: — Вас, простите, как зо­вут?