- Мустафе лошади нужны, - пояснил Кулакову Исмаил, глядя в след удаляющимся всадникам, - а ты, Геннадий Петрович, иди, отдохни. Давно я на русском языке не разговаривал, душу отвёл. Я тоже пойду, отдохну. Хамиду я всё скажу, он беспокоить тебя не будет.

Войдя в дом, Исмаил показал Кулакову лежанку, накрытую одеялом, на которую Генка мог прилечь и отдохнуть, а сам вышел опять во двор. Генка почувствовал смертельную усталость и, не раздеваясь, плюхнулся на лежанку прямо поверх одеяла. Голова ещё не коснулась подушки, а мозг уже отключил все органы чувств.

Генке снились родные горы, с неповторимым букетом запаха трав. Колючие ветки елей цеплялись за рюкзак, но он поднимался всё выше и выше, пока ели не остались где-то далеко внизу. Теперь он шагал по мягкому ковру альпийских лугов, стараясь не наступить горными ботинками на альпийскую ромашку или эдельвейс. А вот он уже стоит на «Связном» и вдалеке видит знакомые контуры загадочных скал, в которых непонятная сила держит взаперти его друга Антона. Внезапно из скал начинает вверх бить зелёный луч и Генка, почти бегом, по горному гребню, спешит к таинственным скалам. Он видит открытую нишу и, вдруг, из ниши выползает чудовище, и, разинув огромную, зубастую пасть, с нетерпением поджидает Генку. Чудовище не пугает Генку, он всё равно приближается к нему, и тут чудовище превращается в Мустафу, который целится из гранатомёта в Генку.

Глава 13

- Слушай, Васильич, пойдём, сходим в городской парк. Он же здесь недалеко. Погода прекрасная, а я в этом парке не был, считай, с юности. Как школу закончил, так потом в парк бегать перестал, времени не стало. Почему-то во всех городах, центральные парки при Советской власти, были имени Горького. Ты не в курсе почему? Васильич! – с ехидством спросил Кулаков.

- В курсе, Гена, в курсе! Всё-таки работал в Обкоме профсоюза и заведовал отделом культуры и спорта. Установка такая была партийная, после смерти Горького. Да, тебе-то какая разница? В парк ходят не из-за названия, а для того, чтобы отдохнуть. Пошли, и мы развеемся, я там тоже давно не был. Когда Егор ещё был маленьким, то водили его туда поиграть на детские площадки, аттракционы, - и Симаков начал собираться.

Двое пожилых мужчин медленно шли по тенистым аллеям зелёного парка, негромко переговариваясь друг с другом. Иногда присаживались, на пустую скамейку, минут через десять вставали и продолжали обход старого парка.

- Когда не получил от тебя ответ, на моё поздравление к Новому Году, в январе 81-го, я забеспокоился. Думал, может военные действия в Афганистане мешают тебе ответить или почта плохо работает, хотя, все письма от советских специалистов, через посольство проходят, а там, по сути дела, дипкурьеры её доставляют. Но к восьмому марта ты всегда поздравлял Зинаиду, и не прислать поздравления…? Я не знал, что думать. Тут командировка у меня, в конце марта, образовалась в Москву. После решения своих рабочих проблем, решил навести справки о тебе. Благо, связи в Министерстве Иностранных Дел остались. Только эти связи не пригодились. Отослали меня в трест «Зарубежспецсвязь», к твоему куратору, а тот и выдал…. Оказывается, что загранкомандировка, инженера-связиста Кулакова Геннадия Петровича в НДРА, закончилась 27 октября 1980 года. Кулаков Г.П., рейсом «Кабул – Ташкент – Москва» прибыл в аэропорт «Шереметьево-2». Прошёл пограничный и таможенный контроль, но в тресте, для оформления дальнейших документов, так и не появился. После ноябрьских праздников, объявили в розыск, но до сих пор ничего не известно. Это было для меня ударом. Я, конечно, выяснил, какое отделение милиции занималось твоим поиском, но и там ничего не узнал. Получалась какая-то сложная загадка, которую я никак разгадать не мог, - развёл руки в стороны Симаков.

- Слышал я подобную байку про себя, вначале в Афганистане мне об этом сказали, а потом информацию о моём отъезде подтвердили в Советском Консульстве Пакистана. Даже справку выдали, что Кулаков Г.П. покинул территорию Афганистана 27 октября 1980 года. Чушь всё это, Васильич! Кинул меня Советский Союз, крепко подставил, - с горечью сказал Кулаков.

- Я понимаю твою обиду. В тот раз я попросил продлить мне командировку, но моё руководство мне в этом отказало. Тогда я взял две недели без содержания. Бесполезно, никаких концов так и не нашёл. Нервы расшатались, прилетел домой и месяц на больничном пробыл. Чуть ли не каждую неделю звонил в московское отделение милиции, которое занималось твоим поиском. Ничего…. Да и как тебя могла найти московская милиция, если ты туда и не прилетал? Сейчас-то я понял, а тогда? – который раз Симаков пожал плечами.

- Васильич, я на тебя не в обиде. Ты сделал всё, что мог. Расскажи-ка лучше про наши скалы. Был там ещё раз, или нет? В 83 году ниша должна была открыться. Сам понимаешь, у меня возможности быть рядом с таинственными скалами, не было никакой, - неожиданно перевёл разговор в другое русло Кулаков.

- В 83 году я об этом помнил и собирался подняться к скалам. В напарники хотел, было взять Коцаренко, помнишь такого? – спросил Симаков.

- Обижаешь, Васильич, прекрасно помню! Хороший мужик! – восторженно ответил Генка.

- Я ему ни о чём, до последнего момента не хотел говорить. Он после Военной Академии, у нас в округе, большим военным начальником стал. Не получилось в тот год ничего. Радикулит меня свалил. Да, это даже не радикулит был, с радикулитом бы я справился. Нерв между позвонками защемило. Ни лечь, ни встать, ни сесть. К врачам обратился, а те мне говорят, что операцию надо делать. Никаких гарантий об удачном исходе не дают. Левая нога стала отниматься. Зина Егору позвонила в Москву, а тот уже там, по своим каналам, договорился положить меня в кремлёвскую клинику. В самолёт на носилках заносили. Буквально, в течение двух суток, сделали все необходимые обследования и прооперировали. Потом врачи сказали, что ещё бы неделя, другая и операция была бы бесполезна. Мне светило остаток дней в инвалидном кресле провести. В середине мая была операция, месяц в клинике провёл, ещё два месяца в Москве под наблюдением врачей. Только в конце августа разрешили домой улететь. Не смог я в то лето к скалам сходить. Вот такая незадача получилась, Гена, - сокрушённо пояснил Симаков.

- Тяжело тебе пришлось, - посочувствовал Генка.

- В принципе, после операции я в горы с рюкзаком больше и не ходил. Однодневные прогулки, налегке, каждый выходной, а походы остались в прошлом. Жаль, но что делать? Годы летят, и с каждым прожитым днём мы всё больше и больше отдаляемся от своей молодости, зрелых лет, здоровья. Стареем Гена, стареем, но прожитого не жаль, всё у нас было хорошо, не так ли? – и Симаков с улыбкой посмотрел на Кулакова.

*****

К вечеру за Кулаковым зашёл Хамид. Генка уже проснулся, но продолжал лежать на своём ложе. Вставать не хотелось, и он просто лежал и думал. Думал о том, что будет дальше? Как выбраться из этой чужой страны? Хамид зашёл в сопровождении Исмаила, и Исмаил сказал Генке, что Кулакову пора перебираться в дом Мустафы.

- Нет, нет, Геннадий Петрович, я тебя не выгоняю из своего дома! Но в данном случае, мы должны выполнять распоряжение Мустафы. А он приказал, чтоб ты и Хамид жили в его доме, и во всём помогали его престарелой матери. А чего там помогать? Скотину накормить, навоз убрать, дров да воды принести. Весь наш скот на зиму в нижний кишлак отправили. Там зимой снег редко бывает, трава зеленная круглый год. Правда, летом всё выгорает, поэтому летом весь наш скот и скот нижнего кишлака, у нас. По весне, когда снег сойдёт, будет тебе работа. Будешь с овцами, да козами по горам лазать. А пока за скотиной ухаживай, которую мы себе на пропитание оставили. Вечерами, когда будешь свободный от всех дел, заходи ко мне в дом, чаю попьём, поговорим. Я скажу Хамиду, чтоб он отпускал тебя ко мне, когда делать будет нечего. Книги у меня можешь брать, читай! Всё легче жизнь будет казаться. Ну, давай, иди! Хамид тебя ждёт! – сказал Исмаил.