В этой цитадели консерватизма, куда Маккейну, кандидату даже более чем умеренному, и соваться не следовало, Буш решительно нажал на самые чувствительные для правых точки, атакуя Маккейна за его слишком мягкую позицию в вопросе об абортах. Вообще-то сенатор выступал решительно против, но его коньком была финансовая реформа, в рамках которой он предлагал лимитировать взносы наличными. Люди Буша находчиво воспользовались этим, заявив, что таким образом Маккейн ослабляет позиции организаций, борющихся за сохранение человеческой жизни, и дает огромное преимущество левым. Помимо того, Буш и собственную, соверщенно неколебимую позицию по абортам отказался смягчить хоть на йоту. Такая тактика себя оправдала. В Южной Каролине Буш получил 53 процента голосов против 42 у Маккейна. Правда, эта победа была связана с риском на будущее. Не оттолкнул ли он избирателей, которых привлек с самого начала в качестве умеренного?

Вот тут пришла пора воспользоваться гирей в левой руке и восстановить равновесие. Одержав победу над Маккейном, Буш в процессе подготовки к общенациональному съезду стремительно вернулся к вопросам образования и бедности. Демонстрируя публике в качестве своих ближайших соратников Колина Пауэлла и Кондолизу Райс, нажимая на проблемы образования, а также много говоря в своей растиражированной на всю страну съездовской речи о сострадании и равных возможностях для всех, Буш как раз и обращался к тем, кому казалось, что он отошел от центристских позиций.

Вступив на последнем этапе в борьбу с Алом Гором, Буш, как могло порой показаться, играл в усложненную версию игры «схвати осла за хвост»: пристраиваясь к шагу этой животины — давнего символа демократической партии, он эхом откликался на речи оппонента.

На съезде демократической партии Гор представил свою программу с полной определенностью и во всех деталях. Выдержанное в стиле скорее обращения к нации, нежели речи перед товарищами по партии, выступление Гора точно очерчивало путь, по которому он, развивая эффективную программу Клинтона — Гора, поведет страну в новый век. Опросы общественного мнения показали, что после этой речи Гор не только ликвидировал предсъездовское семнадцатипроцентное отставание от соперника, но и немного опередил его.

Но затем начало происходить нечто странное. Что бы Гор ни сказал, Буш его так или иначе дублировал. Гор высказывается в поддержку права пациента, которому отказано в адекватном лечении по программе, обращаться в суд и требовать компенсации. Буш повторяет это предложение, разбавляя его республиканской риторикой. Гор поддерживает новые льготы для престарелых в рамках государственной программы оказания медицинской помощи, затыкая тем самым дыру в семейном бюджете, особенно ощутимую для бедных и больных стариков. Буш, по сути, предлагает то же самое, только в республиканской огласовке. Гор предлагает реформу образования. Буш тут как тут со своей версией той же реформы.

Явно выказывая признаки нервозности, Гор вступает с Бушем в телеборьбу не на жизнь, а на смерть. Раздраженный и подавленный попытками соперника присвоить себе программу демократов, Гор пытается дистанцироваться от него по каждому пункту. В результате — масса деталей, которые только навевают на избирателя тоску. Чем незначительнее различия, тем настойчивее пытается их подчеркнуть Гор. В конце концов он преуспел — но не в стремлении представить Буша правым, а в создании собственного образа — образа человека задиристого, неприятного в обращении и даже хамоватого.

Ко дню выборов Буш — вчерашний правый — выправил крен и укрепился в центре.

Несомненно, он выиграл президентскую гонку благодаря триангуляции — корректировке партийной программы, привлечению на свою сторону независимых и перемещению некоторых исконно демократических тем в зону влияния республиканцев. Но для того чтобы выиграть выборы благодаря партийным реформам, Бушу пришлось сначала добиваться номинации, демонстрируя верность программным основам той же самой партии.

Построив в ходе первичных выборов партийный фундамент, затем, после съезда, сдвинувшись к центру, Буш сумел обеспечить себе поддержку на родной территории, перед тем как начать борьбу за голоса на чужой. Программа сокращения налогов, позиция в вопросе об абортах, призыв увеличить расходы на оборону, мощная поддержка со стороны партийных боссов, обращение к пунктам программы правых для решения проблем левых — все это вместе взятое позволило Бушу обратиться к своему лагерю с таким примерно посланием: «А сейчас я уезжаю в командировку. Мне ведь надо не только дома добиваться успеха — во всем мире. Но не успеете вы и глазом моргнуть, как я вернусь, и не с пустыми руками».

Сознательное балансирование в таком роде жизненно необходимо для всякого, кто хочет расширить масштабы своей партии, бизнеса, общественного объединения за счет использования иной философской базы. Верность традиции следует сочетать с готовностью к обновлению, чередуя одно с другим таким образом, чтобы удержаться на туго натянутой струне.

Если Бушу удалось выработать схему, позволившую ему удержать контроль над партией в ходе реформ, то встает вопрос, не воспользовался ли он уроками своего ближайшего предшественника. Ведь именно Билл Клинтон ввел в практику то, что столь превосходно реализовал Джордж Буш.

Движение к центру — не такая простая задача, как может показаться. Любому политику, кто за нее берется, будь он из правого либо из левого лагеря, приходится, отходя от ортодоксальных позиций и принимая на вооружение новые, преодолевать силы притяжения партийной традиции. И если он хочет сохранить независимость и выработать третий путь, ему ничего не остается, как преодолевать эту гравитацию с помощью неколебимых центростремительных сил.

Отойти от традиционной партийной идеологии — все равно что разбить бутылку. Подобно тому как алкоголик всю жизнь разрывается между жаждой выпить и пониманием того, что следует воздержаться, политик, стремящийся занять новые позиции, вынужден противопоставлять силам притяжения и партийной дисциплине решимость пионера — искателя новых путей.

В течение восьми лет Билл Клинтон боролся с либеральным крылом своей партии. В ходе президентской кампании он заигрывал с центром, дабы завоевать голоса независимых. Добившись успеха, он под давлением либерального демократического большинства в обеих палатах конгресса двинулся влево. После того как конгресс в 1994 году перешел под контроль к республиканцам, Клинтон вернулся в центр, что было необходимо и для нормальной работы в изменившемся политическом климате, и ввиду новых президентских выборов. И в общем такая стратегия сработала, хотя под конец ему пришлось вновь сместиться влево, куда его вытолкнули сенатские демократы, позволившие ему удержаться на плаву после скандала с Моникой Левински.

Проследить эти колебания — значит понять, как сложно избавиться от смирительной рубашки конформиста и ортодокса, в которую любая партия запихивает своего кандидата или избранника. Всякий раз, как внутренний гороскоп подсказывал Клинтону сдвиг к центру, идеологическая полиция демократической партии оказывалась тут как тут и тянула его вспять, то есть влево. И если ему удалось все же сбалансировать бюджет, понизить уровень преступности и остановить безудержное распространение пособий, то это свидетельствует о мужестве и политическом мастерстве Билла Клинтона. А то, что ему не удалось удержаться в центре во время второго президентского срока, когда он вновь стал рабом своей партии, — печальное напоминание о его личных слабостях.

Трудности, с которыми столкнулся Клинтон, вырабатывая новую позицию, могут послужить уроком для любой организации, которая стремится расширить свой ассортимент или сменить облик. Силы традиции — мощные силы, превозмочь их непросто. Подобно Бушу, Клинтон столкнулся с необходимостью чередовать периоды независимости и вассальной преданности партии, становясь то на один, то на другой путь в зависимости от политических потребностей. Подобного рода гимнастика — игры не одних лишь политиков, это обычная процедура для всякого, кто хотел бы модернизировать облик своей компании или организации.